Дети гламура

— Я сам не знаю… Я ее раскусил сразу же. Она из тех девиц, которые с детства знают, как себя вести. Дело даже не в том, что она быстро и ловко окрутила Димку. Ладно, сам дурак. Но знаешь, у него это может так же быстро кончиться. И он снова будет несчастен. О ней я уж не говорю.

— Политика наложила отпечаток на твой образ жизни. Если б наши государственные мужи так все просчитывали — жили бы мы как в раю. В любом случае мы ничего не можем изменить, — пожал плечами Андрей. — Даже если бы Юля не понравилась всем нам, не понравилась бы активно, и мы все принялись бы прочищать Муру мозги на этот счет, ты думаешь, это помогло бы? Лично я сомневаюсь. А потом, я просто рад за него. Она глупенькая, но не дура, продуманная, но не стерва. Она красивая и, может, успеет родить ему двоих-троих детей до того, как ему надоест. Но меня тоже кое-что беспокоит. Почему Лавров не позвал Жанну? Ты не знаешь?

— Я спросил. А он сказал что-то вроде «Не хочу никого ставить в неудобное положение». Очень глупо.

— Без нее как-то не так. И вот я беспокоюсь, как девица. Только ты у нас весел, как чижик, а Ольга сразу припомнила, что Малевич никак не раскрутится сделать ей предложение, сам Кирюша по неизвестной причине с начала вечера мрачнее тучи… Я… Да не обо мне речь.

— Но любовь, извини за банальность, эгоистична и слепа.

Они вернулись в комнату. Даже совершенно посторонний человек мог бы заметить, что вечеринка на этот раз не удалась. Не было веселого обмена шутками, остроумной пикировки — всего, что украшало их встречи и добавляло перчику в дружеские отношения. Но Лавров, казалось, этого не замечал. Его физиономия по степени сияния могла поспорить со старинной люстрой, сверкающей под потолком десятками подвесок. Он постоянно отирался возле Юли, таская ей со стола то одно угощение, то другое, не упускал возможности запечатлеть поцелуй на ее декольтированном плече и вообще, как говорят японцы, потерял лицо. Впрочем, время от времени оглядывался на друзей. Его выразительная физиономия говорила что-то вроде следующего «Вот как я глупо счастлив. Я сознаю, что выгляжу нелепо, а может, и неприлично, но ничего не могу с собой поделать. Простите меня за это и поймите, если вы мои друзья».

Юля же держалась очень ровно. Она не прижималась к Лаврову, не хватала то и дело его за руку и не лезла с поцелуями. Она даже будто не смотрела на него, и казалось, что она думает какую-то глубокую, тайную думу, поглощена этим и больше не видит ничего вокруг.

— Эта девушка знает, как себя вести, — сказал Кирилл, когда они с Ольгой решили все же «зажечь» и начали танцевать.

— Да, этого у нее не отнять. И они с Димкой очень даже неплохо смотрятся, — согласилась Оля, и в этой простой реплике Кириллу послышались первые раскаты приближающейся бури — бури, которая проносилась над его головой время от времени вот уже три года. — Хорошо, наверное, быть невестой, — задумчиво предположила Ольга. Но задумчивость эта была наигранной, и Кирилл это прекрасно знал.

— Да ну, что уж тут хорошего, — шутливо заметил он, обнимая свою подружку за плечи. — Сидишь как засватанная… Да ты и есть засватанная… А все на тебя пялятся, да еще и критикуют: пожалуй, низко летает, тихо свистит…

— В нашем кругу рекорд по женитьбам явно побивает Мур, — заметила Ольга, словно не слыша своего приятеля. — Такое впечатление, что он, бедолага, за всех отдувается. Не хочешь ему помочь?

Это было сказано шутливо, но Кирилл хорошо знал, что стоит за этими словами, и внутренне напрягся, готовясь к буре.

— Мы уже не раз говорили на эту тему, — осторожно начал он.

— И ни до чего не договорились, — покивала Ольга. — Честно говоря, я просто недопонимаю… Почему бы нам не пожениться? Зачем эта ложная свобода?

Все это Кирилл слышал уже сотни раз и привычно стиснул зубы. Он вовсе не хотел грубить Ольге и обижать ее, он старался этого не делать. Но как, господи, как объяснить ей, что при мысли о ЗАГСе, о церемонии официального бракосочетания, о лиловом штампике в паспорте его охватывает смертная тоска? И почему она не может обойтись без этого или хотя бы подождать? Ведь он любит Лельку, он не изменял ей никогда, он делает все, что она захочет, — в разумных пределах, разумеется. И ей хочется сменить вот эти отношения, которым должны завидовать все здравомыслящие люди, на штамп и ведение совместного хозяйства? Хотя у них и сейчас почти все общее — с того момента, как Кирилл снял студию в Ольгином доме. Но, по крайней мере, быт их не заедает, каждый чувствует себя свободным человеком… Так зачем же что-то менять?

Мысли Кирилла перекрывали Ольгин монолог, который тек своим чередом. Он был знаком Кириллу почти дословно, но на этот раз в окончание его была включена какая-то принципиально новая тема, какой-то не являвшийся доселе образ, и это заставило его включить слух.

— …Ребенок…

— Что? — переспросил Кирилл.

— А если у нас будет ребенок? — упрямо повторила Ольга.

— Ты всегда говорила, что не хочешь детей, — осторожно напомнил Кирилл.

— Я говорила — пока не хочу! — возмутилась Ольга.

— А-а, ну вот пока это «пока» не наступило, насколько я понимаю? А вот когда наступит — тогда и поговорим, идет? В принципе… — и запнулся. Решил, что лучше не договаривать. Что, если этой сумасбродке придет в голову забеременеть, только чтобы женить его на себе?

Подумав так, он искоса взглянул на Ольгу и горько усмехнулся своим мыслям. В конце концов, она уже далеко не девочка, дурой никогда не была и не решится на такую смехотворную глупость. Она и сама понимает, что при ее богемном образе жизни ребенок был бы только обузой. Для обзаведения семьей ей нужно очень многое изменить в своей жизни, а она что-то пока не выказывает намерения это делать…

Жених с невестой вели в уголке свой собственный неспешный разговор.

— Мне очень нравится этот домик… Мы тут будем жить?

— Летом…

— Только его, наверное, тяжело убирать.

— Глупенькая моя, но не заставлю же я тебя со шваброй бегать! У меня есть женщина, она приходит убирать.

— Здесь?

— Что — здесь?

— Здесь убирается?

— И дома тоже. Ее зовут Алла Сергеевна, она очень славная.

— Молодая?

— Юлька! Это что, ревность? Ей за пятьдесят!

— Ну что ж, моя матушка в таких случаях говорит: «Еще не перестарок…»

У Лаврова вдруг кольнуло в сердце. Пятьдесят… Столько же лет было его жене. А Юля еще ничего не знает о том, что он был женат, не знает, что он вдовец… Это обман, а он не должен ее обманывать. Но он скажет, сегодня же скажет.

Музыка вдруг оборвалась, и в наступившей тишине стало слышно, как бьют за стеной часы. Старинные, некрасивые часы, размером с хороший платяной шкаф, отбивали удары гулко, с хрипом, с оттяжкой.

— Лишь пробьет двенадцать раз… — зловещим шепотом провозгласил Малыш.

— Тихо! Кто-то подъехал, — заметил Лавров.

И часы не успели еще до конца догреметь свою старую, скучную песню, как на пороге показалась улыбающаяся Жанна:

— Привет! Что ж вы, паразиты, меня не позвали… — и осеклась, глядя на Юлю. — Ребята… А что происходит-то?

— Видишь ли, Жанночка, — пришел в себя Лавров. — У нас тут маленький праздник, типа помолвки. Юля согласилась выйти за меня замуж. Мы и тебя собирались позвать, конечно, ты не думай, — увещевал он ее, чувствуя, как начинают мучительно гореть щеки. — Но у тебя мобильник не отвечал, а я…

— Очаровательно, — мягким, неприятным голосом ответила Жанна. — Я поздравляю тебя, Лавров, и тебя, Юля, тоже. Странно, почему ты, уходя утром, не смогла мне сказать о намечающемся торжестве. Хотя надушиться моими духами и одолжить без спроса мои серьги ты, конечно, не позабыла. Допустим. Странно, что Кирилл, с которым я говорила сегодня — по тому самому мобильнику, что весь день не отвечал, — не упомянул о вечеринке. И Олег, с которым мы болтали в аське, тоже воздержался от приглашения. Все это странно, ребята. И из этого я делаю один-единственный вывод. По-сволочному вы со мной поступили, вот что. Благодарность моя не будет знать границ. Продолжайте веселиться.