Страница 2 из 8
– Господи! Что я наделал!
– Стёпа, что с тобой? – воскликнула случайно проснувшаяся Марья Никитична. – Ты белее полотна.
– Беда, старуха! Беда! – зарыдал купец. – Слушай, что тебе расскажу. Давно это было, в 45-ом, как сейчас помню. Только-только война закончилась. Я тогда только начинал своё дело: начал из города возить нужные крестьянам товары и скупать у них урожай для продажи в городе. Открыл в селе свою собственную лавку. В общем, удача мне всегда сопутствовала. И односельчане меня тогда купцом прозвали. И вот однажды снарядил я обоз с овощами и поехал в город. А дорога моя лежала через луга, где отец Архипа стада пас. Еду – и вдруг слышу голос Михаила, отца Архипа: «Помоги мне, Степан, век твоего добра не забуду! Пожалей моего десятилетнего сыночка и жёнушку!». Глянул я на поляну, а там Михаил к дереву привязан, а ведьмы вокруг него танцуют, улюлюкают, кричат, смеясь: «Хороший ты, Михаил, столик смастерил!». Тут же на поляне бесы в карты играют. Испугался я, решил бежать. Страшно стало и за свою собственную жизнь, и за свой товар. Вдруг вижу – подбежал ко мне бесёнок: «Что ж ты, Стёпка, смалодушничал? Или товарища бросить хочешь? Ох, и будет мне что твоим односельчанам рассказать!». И стал я нечистого просить: «Не губи меня, бери, что хочешь, за молчание!».
– Ох, Степан Григорьевич, – Марья Никитична с укоризной покачала головой. – От людей ты утаишь, а от Бога ничего не укроется!
– Боялся я, Марьюшка, потерять авторитет односельчан, – Степан тяжело вздохнул. – И говорит мне тогда лукавый: «Душа мне твоя не нужна, она и так уже с червоточиной – всё равно моей будет. Отдай мне то, что в доме у тебя есть, а ты не знаешь». Поклялся я бесу это подарить. Возвращаюсь домой, а ты в это время от бремени разрешилась – Любушку родила, так, стало быть, её и надо бесу отдать.
Залилась горькими слезами Марья:
– Что ж ты, старый, наделал! Свою душу погубил и Любушкину хочешь погубить? Не отдам дочку!
– А я, Марья, двадцать лет думал, душа моя отцовская очень страдала. Я Любушку им не отдам. Провожай меня на верную смерть, а дочка пусть спокойно спит!
Обняла Марья Никитична мужа, расплакалась на его груди:
– Сколько лет, Стёпа, вместе прожили! Неужели расстанемся вот так?
– Пойдём лучше вместе в последний раз у красного угла помолимся, а потом без меня ещё вволю наплачешься! – Степан Григорьевич ласково прижал к себе жену и нежно погладил её по голове.
– Пойдём, Стёпа, – сказала Марья Никитична, и старики грустно и со слезами встали на молитву.
3
Мой юный читатель, ты, наверное, думаешь, что Любушка спокойно спит в своей кровати и даже и не подозревает о несчастье? Нет, Люба не спала – она же плакала о своём любимом. И конечно, она слышала весь разговор матушки с батюшкой.
«Нет, не погибнет мой любимый батюшка!» – решила Люба. Она тайком вылезла из окошка и пошла в сторону леса. Страшно было юной девушке ночью. Ей казалось, что садовые деревья во дворе дома хотят её схватить своими ветвями, крик совы ей напоминал страшный хохот нечистой силы. Но Любушка всё продолжала свой путь: «Ради дорогого батюшки!».
Вдруг в стороне от дороги, на лугу, Люба увидела чудесную белую церковь, и так ей захотелось помолиться, что и словами не передать! Вошла девушка в церковь и увидела там чудесную икону Елецкой Богоматери. Упала она на колени перед образом и плачет:
– Матушка, помоги мне, защити меня и моего батюшку от нечисти!
Отяжелели веки Любушки от усталости и сильных переживаний – заснула она. И сошла тогда с иконы Богородица, превратилась она в Любушку. Вышла Богородица из храма, а вокруг него чудесные белые лилии расцвели – даже мрак от их белизны расступился. Нарвала Богородица букет этих лилий и пошла дальше по дороге.
А дорога в лес проходила мимо стада Архипа. Подошла Богородица к Архипу, тронула его за плечо ласково. Проснулся Архип, удивился:
– Любушка, что ты делаешь одна в такую ночь!?
– Помощь мне твоя нужна, Архипушка! Нечисть там, на лесной опушке, слишком балует, хочет меня с батюшкой погубить!
– Не бывать этому никогда, моя Любушка! – воскликнул юноша.
Перекрестил Архип спящих ребят, стадо, чтобы их никто не обидел, и пошёл в лес со своей любимой. Выбрал Архип самую крепкую дубинку в лесу.
А вот и опушка.
– Ты, Любушка, к бесам не выходи, не хочу я твоих страданий, – сказал Архип и вышел на поляну. Бесы увидели его и ну улюлюкать:
– А вот к нам и развлечение пожаловало!
Смеются, вокруг Архипа пританцовывают.
Не стал Архип медлить, начал удары свои богатырские налево и направо класть. Бесы пищат, кряхтят. А Архип, знай, приговаривает: «Будет вам, чертям, души чистые воровать, отнимать их у родимых матушек и батюшек, у возлюбленных их, у родной сторонушки. Не устоять вам против богатырской силушки!». А бесов всё больше и больше прибывает. Тут и Степан Григорьевич подоспел на помощь, тоже схватил дубинку, да не очень много сил у старика. Увидели бесы Любушку и норовят её схватить. Улыбнулась Любушка – Богородица. Взяла белоснежные лепестки лилий и подбросила их высоко в воздух. Стали падать лепестки и обжигать небесным светом нечистую силу. Разбежались бесы от страха, а тут и рассвет занялся, слава Богу, что летом рассветы ранние.
Еле стоят на ногах Архип со Степаном Григорьевичем. А Любушка им и говорит:
– Молодцы, что не испугались полчищ нечестивых. За смелость твою и крепость духа ты, Архип, из пастуха коровьего станешь пастухом людей. Да и жену ты себе хорошую выбрал. И отцу ты своему помог – искупил своим мужеством его грех. И ты, Степан Григорьевич, искупил своё малодушие – только больше так не поступай: не гоже православным идти на сделки с нечестивыми. И богатства впредь для дочери ищи духовного, а не злато и серебро этого мира. Да и осталось тебе всего три года – исправляйся!
Сказала так Любушка и растаяла в воздухе. Ничего не поняли мужчины, заплакали в один голос: «Погибла наша Любушка!». И побрели в село с тяжёлым сердцем.
Идут – а тут Любушка им навстречу бежит – здоровая, весёлая.
– Смотри, батюшка, какой чудесный букет из белых лилий я нашла около себя! – и протягивает его Степану Григорьевичу. Упал старик на колени перед дочкой:
– Прости меня, Любаша! Ради Бога, прости!
Упала на колени Люба перед отцом:
– Это ты меня, батюшка, прости, а тебя Бог простит!
Взялись они все втроём за руки и пошли домой.
4
Солнце уже светило вовсю, когда они подошли к дому, а там на крыльце сидят две старушки – мама Любы и мама Архипа – и горько-горько плачут. Пригнали мальчишки стадо в деревню без Архипа, и решили все односельчане, что их пастуха загрызли волки, которые в эту ночь вой в лесу страшный подняли. Марья Никитична свою Любушку оплакивает: не найдя своей доченьки дома, решила она, что бесовская это работа. Подняли они головы и не сразу узнали от собственных слёз своих родных. А Любушка бежит к матушке:
– Мамочка, мы все целы и невредимы, не плачь так горько!
Тут Степан Григорьевич стал полушутя-полусерьёзно сердиться:
– Что ж ты, старая, нас в дом-то не пускаешь!
– Заходите все, мои родненькие, заходите, – Марья Никитична повела всех в горницу.
– Неси, мать, сюда иконы Спаса и Богородицы, – властно приказал ей муж, а затем благословил ими вместе с мамами молодых на брак. – Живите, дети, дружно, на радость Богу и людям.
Глянули все на часы, а уже время к семи утра приближается. Степан Григорьевич наставительно проговорил:
– А теперь все собирайтесь в город, в храм пойдём, ведь сегодня – Троица!
Нарвали все веточек берёзовых, луговых и полевых цветов. Всем на душе было очень-очень весело. Дорога в город показалась короткой, и к службе поспели вовремя. После службы молодые всем селом водили хороводы. В этот день Любушка была самой красивой девушкой, ведь она была очень счастлива. А на берёзках, вокруг которых водились хороводы, сидели малые птахи и с интересом наблюдали за Троицкими гуляниями. Пернатые мамы наставительно говорили своим недавно вылупившимся птенчикам: «Не допускайте, детки, в своё сердце малодушие». А птенцы недоумённо думали: «Отчего это так народ веселится?». А золотистые иволги радостно щебетали: «Тень-тень», славя Христа, Богородицу, Архипа и Любушку. Уж они-то знали, что случилось этой ночью перед праздником Великой Троицы.