Страница 19 из 131
- Как вы думаете, Храповицкого надо наказать в пример другим? спросил Павел свиту.
Все подавленно молчали. Тогда царь обратился к Александру:
- Ваше высочество, напишите указ, чтобы Храповицкого расстрелять, пусть народ знает, что вы дышите одним со мной воздухом.
Наследник, как громом пораженный, удалился в соседнюю комнату. Он совершенно растерялся и не знал, что делать, - приказание было неслыханное. В это время он увидел, как к крыльцу подъехала карета отставшего князя Безбородко. Александр выбежал к нему и взволнованно стал упрашивать пойти успокоить отца. Выслушав наследника, князь кивнул: "Будьте благонадежны" и вместе с ним направился к Павлу.
Царь, смутно сознавая, что сделал что-то не то, радостно обратился к Безбородко:
- Ну вот, Александр Андреевич, как вы думаете, хорошо ли я сделал, что приказал Храповицкого расстрелять?
- Достодолжно и достохвально, государь, - как ни в чем не бывало ответил князь.
Александр и все остальные в изумлении уставились на него. Павел, облегченно вздохнув, сказал им:
- Вот видите, что говорит умный человек. А вы чего все испугались?
Но Безбородко, крякнув, продолжил:
- Только, государь, Храповицкого надо казнить по суду, чтобы все знали, что ослушника повеления государя карает закон. Следовательно, нужно послать указ Смоленской уголовной палате, чтобы она немедленно приехала в полном составе на место и вынесла свое определение.
Павел, подумав, согласился с этим и послал в Смоленск фельдъегеря. Члены уголовной палаты, предупрежденные Безбородко, что им следует быть чрезвычайно осторожными в своем решении (дабы не создать скандального и нежелательного прецедента), оправдали Храповицкого тем, что дороги были подмочены дождями и потому затеянные им дорожные работы не нарушали государева указа.
2 июня Павел и великие князья возвратились в Петербург.
II
Скажи, где цель и где моя награда
За тяжкий труд, что всю расхитил юность,
Опустошил мне сердце и коснеть
В невежестве оставил пылкий дух?
Ведь этот лагерь - шум и брань солдат,
Сигнал горниста, ржание коней,
Размеренный порядок на ученьях,
Треск ружей, сабель звон, слова команды
Что это все для жаждущего сердца?
Бездушное ничтожество! Но есть
Иное счастье, радости иные!
Ф. Шиллер. Пикколомини
В первые годы нового царствования Александр пользовался всеми официальными почестями, полагающимися ему как наследнику, и полным доверием отца. Павел отпускал на содержание его двора 500 тысяч рублей (двор Елизаветы Алексеевны обходился еще в 150 тысяч). Помимо сана цесаревича Александр получил от отца должность военного губернатора Санкт-Петербурга, был назначен шефом лейб-гвардии Семеновского полка и исполнял обязанности инспектора по кавалерии и пехоте Санкт-Петербургской и Финляндской дивизий; с 1 января 1798 года он еще и председательствовал в военном департаменте "за труды его в благодарность", как сказано в высочайшем рескрипте, а в конце 1799 года был назначен сенатором и должен был присутствовать на заседаниях Императорского Совета.
Эти занятия и обязанности поглощали почти все его время. Ежедневно в семь часов утра цесаревич подавал императору рапорт. За малейшую ошибку в рапорте, незнание или тем более укрывание каких-то упущений по службе следовал такой разнос, что придворные часто видели, как великий князь покидал кабинет государя весь бледный, с трясущимися руками. Благорасположение и строгость Павла, смена его настроений были непредсказуемы, их нельзя было избежать, от них невозможно было укрыться; оставалось смириться и трепетать. Отца Александр боялся смертельно - до той степени ужаса, который уже граничит с любовью к карающей руке. Вместо того чтобы оказывать покровительство другим, цесаревич вынужден был сам искать его у тех, кто имел влияние на царя, ибо Павел, этот грозный самодержец, на удивление легко поддавался влиянию более сильных или просто ловких натур.
При таких обстоятельствах точное и неукоснительное исполнение наследником своих многочисленных служебных обязанностей сделалось в глазах Павла показателем его лояльности. В первую очередь это касалось военной службы. Неопытный и слабовольный Александр, к тому же близорукий и глуховатый, не мог, конечно, в одиночку справиться со сложными требованиями новых уставов; ему был необходим знающий, дельный помощник. И он легко нашел его. Таким советником и оберегателем Александра стал Аракчеев. По настоятельной просьбе наследника он с готовностью муштровал "хорошенько" вверенные Александру войска и не оставлял его своими советами. Вся их переписка этих лет свидетельствует об этом.
Александр - А. А. Аракчееву:
"Я получил бездну дел, из которых те, на которые я не знаю, какие делать решения, к тебе посылаю, почитая лучше спросить хорошего совета, нежели наделать вздору".
"Прости мне, друг мой, что я тебя беспокою, но я молод, и мне нужны весьма еще советы; итак, я надеюсь, что ты ими меня не оставишь".
"Смотри ради Бога за семеновскими".
Малейшее нездоровье Аракчеева вызывало со стороны Александра бурные, хотя и не совсем бескорыстные излияния: "Друг мой, Алексей Андреевич, искренне сожалею, что ты нездоров, а особливо что ты кровью харкал. Ради Бога побереги себя, если не для себя, то по крайней мере для меня. Мне отменно приятно видеть твои расположения ко мне. Я думаю, что ты не сомневаешься в моем и знаешь, сколько я тебя люблю чистосердечно"; при каждой разлуке цесаревич "с отменным нетерпением" ожидал встречи: "Мне всегда грустно без тебя".
Все же и помощь многоопытного служаки не всегда спасала его от отцовского гнева. В одном письме 1797 года Александр доверительно сообщил Аракчееву, что думает об отставке. В другом письме он откровенно признается ему в своих мучениях: "Завтра у нас маневры. Бог знает, как пойдет. Я сомневаюсь, чтобы хорошо было. Я хромой. В проклятой фальшивой тревоге помял опять ту ногу, которая была уже помята в Москве, и только что могу на лошади сидеть, а ходить способу нет; итак, я с постели на лошадь, а с лошади на постель".