Страница 2 из 12
В восточной части гавани вздымался зловонный дым над насыпным молом. Грузовики привозили сюда продукты из санаториев – мешки с солью, сахаром, крупы, мясные и рыбные изделия. Охрана сваливала все это в кучу, обливала бензином, поджигала и следила, чтобы народ не лез в огонь.
Люди толпились в отдалении, мрачно наблюдали за этой дивной картиной. Должностное лицо, отдавшее столь мудрый приказ, явно не ладило с головой. Население Ялты недоедало, многие семьи голодали, а тут при всем народе уничтожались десятки тонн съестного!
Отчаянные пацаны среднего школьного возраста подползали к молу с восточной стороны, прятались за камнями, пользуясь дымовой завесой. Рискуя получить пулю, они вытягивали из кучи тлеющие мешки, сбрасывали их на отмель с обрыва.
Юркий счастливчик скинул три десятикилограммовые банки с томатной пастой и улепетывал с ними по узкой полосе прибоя. Две он держал под мышками, третью катил ногами, прямо как футбольный мяч.
А над холмами разгоралось новое зарево. Занимались огнем продуктовые Мордвиновские склады, с которых тоже не все было вывезено.
В акватории порта стояли сторожевые катера с зенитными орудиями. Они охраняли это вот мероприятие.
Погрузка на «Ливадию» продолжалась. Ажиотаж постепенно стихал. Те счастливчики, которым удалось забраться на борт, старались устроиться поудобнее.
На нижней палубе стонали раненые. Вокруг них суетились люди в белых халатах.
– Люди добрые, неужели мы Крым отдаем? Как же так? – проговорил офицер, раненный в голову. – Какого хрена, граждане-товарищи?..
Застыл в тревожном ожидании городок Элидия, прижавшийся с запада к Ялте. Местечко весьма живописное. Террасы, поросшие кипарисами, плавно съезжали к морю. Между крон пестрели крыши жилых домов и санаториев.
Городок состоял из двух частей – жилой и исторической, имеющей непосредственное отношение к всемирному культурному наследию. Здесь располагались старинные дворцы, несколько музеев, обширное садово-парковое хозяйство, не имеющее аналогов в Советском Союзе. В мирное время сюда наплывали туристы, круглогодично проводились экскурсии. Во дворцах проходили выставки, всевозможные торжества, международные симпозиумы. Здесь любили отдыхать партийные и хозяйственные деятели всех рангов, включая высшие эшелоны. В летнее время это местечко мало отличалось от рая – в представлении, разумеется, недалеких и отсталых слоев населения.
Подразделение под командой хромающего старшего лейтенанта уже входило в Элидию. Колонна растянулась. Усталость гнула людей к земле, но теперь они оживлялись, с немалым интересом глазели по сторонам.
Да, здесь было на что посмотреть. За кипарисами на фоне моря пряталась бывшая императорская резиденция – Таврический замок. Он был построен в начале девятнадцатого века французским архитектором Бушаром. Струились изящные фасады, высились колонны. Это чудо архитектуры окружали газоны и пальмы.
За решетчатой оградой возвышалась красивейшая церковь во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи. В отличие от многих других церквей Советского Союза она работала. Это зданиетоже считалось шедевром мирового зодчества. Такое не стыдно показать даже искушенным иностранцам. Церковь и ныне смотрелась величаво. Но парк вокруг нее приходил в упадок. Кусты давно не постригались, на неухоженных газонах желтела облетевшая листва.
Дорога змеилась с террасы на террасу. Здесь даже жилые дома были опрятнее, чем в Ялте. Они наглядно демонстрировали иностранным туристам, насколько хорошо живут люди в Советском Союзе. Здания гармонично вписывались в местность, даже многоквартирные. За резными оградами возвышались раскидистые грецкие орехи, персиковые деревья, вездесущая южная дичка – самый примитивный сорт абрикосов.
– Братцы, неужто эту красоту немцу отдадим? – в сердцах проговорил щетинистый боец в засаленной фуфайке. – Да где это видано, братцы? Трудовой народ всю эту красоту строил, ночами не спал в непосильном труде, а мы – немцу? Берите, дескать, господа хорошие, нам не жалко, у нас еще есть?
– Не тяни жилы, Пашка, без тебя тошно, – огрызнулся боец, шагавший рядом с ним. – Ладно, отдадим, но ненадолго, пусть подавятся. Скоро обратно заберем.
– Отставить разговорчики! – прорычал офицер. – Люлин, Кочубеев, вы чего плететесь как две сопли по асфальту? Шире шаг!
– Надо же, какой!.. – проворчал Пашка. – Поговорить нельзя. Может, нам последний день и остался, чтобы языком потрепать.
На перекресток с улицей Весенней выходили люди из окрестных домов, угрюмо поглядывали на изнуренных солдат. Те прятали глаза, отворачивались.
– Слышь, командир, долго вы драпать еще будете? – спросил тощий парень в пиджаке и шарфе, обмотанном вокруг горла.
– Не твое дело, – огрызнулся офицер. – Сколько прикажут, столько и будем.
– Так за Севастополем-то нет ни черта! – крикнул кто-то из местных жителей. – Там одно море. Или вы по нему аки посуху?
Люди невесело усмехались.
– Граждане, все в порядке! – объявил второй офицер, совсем молоденький, который шел вместе с солдатами. – Никто никуда не драпает. Дойдем до Севастополя, как было приказано, там перегруппируемся и со свежими подкреплениями погоним немца обратно. Ждите нас через пару дней!
Командир вознамерился что-то сказать, но промолчал, лишь неласково покосился на своего заместителя. В отличие от своих подчиненных он владел обстановкой, знал, что все не просто плохо, а совсем погано. Но голос молодого офицера звучал убедительно, доходчиво, внушал людям веру.
Горожане молчали, провожали глазами солдат.
– Дай-то господь, – сказала дряхлая старушка, перекрестилась и добавила: – Хотя вы и безбожники окаянные.
– Веселее, товарищи бойцы! – заявил командир. – Что за тоска у вас на лицах? Где ваш позитивный жизненный настрой? Вам по морде дали, а вы уже и в хандру?
– Смотрите, краля какая! – подметил вдруг кто-то.
Солдаты сразу повеселели.
С улицы Весенней спустилась худенькая девушка в коротком драповом пальто в белый горошек. Она стояла вместе со всеми и ждала прохода колонны, чтобы перебежать дорогу. Ей было не больше двадцати пяти, стройная, курносая. Короткие волнистые волосы венчал какой-то несерьезный беретик. Под мышкой она держала пухлую папку в коленкоровом переплете. На плече висела сумочка.
Бойцы непроизвольно приосанивались, поднимали головы. Не сказать, что на их лицах появлялась орлиная дерзость, но прежнее уныние исчезло. Люди посвежели, приободрились.
Командир с интересом посмотрел на девушку, выпрямился, развел плечи. Она украдкой улыбнулась ему.
– Что еще надо для высокого морального духа, верно, девушка? – сказал ей молодой лейтенант. – Ну, понятное дело, кроме усидчивости на политзанятиях.
– Не балуй тут без нас, хорошая, – проворчал рябой ефрейтор, поворачивая голову по мере удаления от этой особы. – Будь скромницей, договорились? Учти, придем – проверим.
Бойцы загоготали. Девушка смутилась, потупилась. Когда колонна проследовала мимо, она быстро перебежала дорогу, покрепче прижала рукой папку и засеменила вниз по Весенней улице. Маленькие каблучки стучали по брусчатке.
Вскоре девушка вышла к Марининскому дворцу, даже в осеннюю пору утопающему в зелени. Сколько раз она наблюдала эту картину, которая в любое время года завораживала ее, не давала оторвать глаз. Действительно, кусочек рая, какой-то странной, не советской жизни.
Растительность уступами спускалась к морю. Высились остроконечные кипарисы, ближе к воде стояли пальмы. Еще не все цветы увяли. Они белели и краснели на шапках декоративных посадок. Дворцово-парковый ансамбль органично вписывался в окружающую среду.
В Марининском дворце работал художественный музей, собрание нескольких тысяч бесценных экспонатов. Когда-то здесь жили графы и бароны. Во второй половине девятнадцатого века дворец купил император Александр Третий, вокруг него был разбит прекрасный парк. Теперь все это великолепие принадлежало трудовому народу.