Страница 14 из 17
– Хм… А справки есть, что семья в бедственном положении?
– Есть! Я сдала их в деканат… Они в моей папке лежат, с документами!
– Так… – чиновник задумчиво постучал карандашиком по столу. – Что-то мне эту папку не приносили… Я бы её запомнил. Но места в общежитии у нас и в самом деле нет, всё уже занято… Надо было раньше хлопотать об этом. А теперь уже поздно. – Он вопросительно взглянул на абитуриентку: – И как же вы собираетесь выходить из положения?
– Пока не знаю, – смутилась Марина. Но тут же воскликнула с воодушевлением: – Я найду работу, сниму с кем-нибудь вдвоём или даже втроём недорогую комнату… Обещаю вам! Я смогу! Я всё выдержу, любые трудности! Только позвольте мне учиться! Ну подумайте сами, мне же надо заботиться о будущем уже теперь! Нужно получить специальность, чтобы помогать родителям! Сейчас я после школы, и то не набрала необходимых баллов, а что будет на следующий год? Вдруг сдам экзамены ещё хуже? И к тому же… Кто знает, может, маме ещё и дальше предстоит лечиться! И дом как-то надо ремонтировать, он требует огромных денежных вложений!
Проректор крутил в пальцах карандаш, словно не зная, куда его применить. Марину не перебивал, дав ей возможность излить свои чувства и опасения. Ему не раз приходилось выслушивать нечто подобное от абитуриентов. Взывают к милосердию, обещают учиться на совесть, лишь бы взяли в университет, а потом бьют баклуши, и заканчивается всё банальным отчислением. «Многие сделались жестокосердными, потому что раньше были сострадательны и не раз обмануты», – заметил немецкий философ Кант, и проректор был согласен с ним. Тем не менее, сам он пока ещё не ожесточился вконец, и строгость его была скорее напускной.
– А что, у вас никого больше нет, кроме родителей? – спросил он, когда девушка замолчала.
– Есть брат, он только что вернулся из армии, ещё не успел устроиться на работу.
– Почему?
– Мы же здесь никого не знаем! Ни родных, ни знакомых – нет! А везде нужны связи. Помочь никто не хочет. Некоторые прямо говорят: «Чего приехали? Кто вас сюда звал? Сидели бы себе в своем Казахстане…» Но он устроится! Обязательно устроится! – заверила она с самым серьёзным и решительным видом.
– Ну, ладно, – неожиданно смягчился чиновник, посмотрев на часы в деревянном футляре, которые висели на стене кабинета как символ ушедшей эпохи. Наверное, его ждали срочные дела, а Марина могла затянуть свою жалобную песню ещё надолго. – Хорошо. Поступим так. Пока зачислим вас на специальность «Реклама и связи с общественностью». Там проходной ЕГЭ, как я уже говорил, 106, но уж как-нибудь пойдём вам навстречу.
– Реклама? Но это же совсем другое направление! Не имеет никакого отношения к гостиничному делу! – захныкала Марина.
– Смотря как на это посмотреть, – не согласился с ней проректор. – Каждая гостиница нуждается в профессиональной рекламе! И это прописная истина! К тому же я возьму вас на бюджетное место, вы станете бюджетницей! А на «Гостиничном деле» свободных бюджетных мест нет. Пока нет! – он поднял указательный палец вверх, привлекая её внимание: – Зато потом, после первой сессии, если вы будете успешно учиться, я помогу вам перевестись на эту специальность. С «Рекламы» это проще сделать, чем с «Психологии». Только, чур – не отлынивать! Занятия не пропускать! А если рекламное мастерство вам придётся по душе, и вы проявите талант в этой области, то в скором времени сможете ещё и подрабатывать.
– Спасибо! Сердечное вам спасибо! – Марина вытерла слёзы и пролепетала что-то ещё в знак глубокой благодарности за содействие, оказанное ей.
Университетский начальник улыбнулся и неожиданно расщедрился на новое обещание.
– Я буду следить за вашей учёбой, – сказал он, – и, если вы меня не подведёте, при первой же возможности выделим вам общежитие, в порядке исключения, конечно. Учитывая материальные трудности семьи. Вам ясно?
Такого подарка Марина даже и не ожидала.
– Я постараюсь, Игорь Олегович! – вспомнила она имя и отчество замечательного начальника.
– Уж постарайтесь, пожалуйста! Сделайте одолжение! Кстати, как ваша фамилия?
– Зубанова. Марина Зубанова.
Так она была зачислена в университет. Проректор сдержал своё слово. И Марина не только заняла бюджетное место, но и стала получать стипендию. Родители обратились в отдел соцзащиты за финансовой помощью, и прислали ей денег на первое время, чтобы она смогла снять комнату. Но она уже придумала, как подрабатывать – делать за других контрольные задания. В любом учебном заведении всегда найдутся такие студенты, которые просто числятся, а нужные работы кому-то оплачивают. Да и с рекламой можно было попробовать…
Лектор терзал аудиторию своей монотонной речью, и некоторое время Марина пристально рассматривала родинку на его лбу. Крупная и пористая, она была похожа на бородавку, и на ней росли мелкие чёрные волоски. «Надо же, какая большая вымахала!» – подумала девушка и представила, что родинка будет расти, расти, и… превратится в рог, как у циклопа или у единорога! Ей стало смешно, и она тихонько хихикнула, стараясь не привлечь внимания соседей. Но девчонки и парни, похоже, слушали лектора взапой… Неужели что-то понимали? Не зная, как убить время – а до конца лекции ещё был целый час, – она вынула из сумки мобильный телефон.
«Я так соскучилась!» – послала Вадику сообщение.
И получила ответ:
«Уже?!»
«Скорее бы наступил вечер!»
«Я тоже жду этого часа».
«Ты пообедал?»
«Да, съездил домой».
«Что ел?»
«Мама сварила борщ. А на второе сделала жаркое».
«Везёт же некоторым! А я с утра торчу на лекциях. Сейчас философия».
«Твой любимый предмет?»
«Смеёшься, да? Ты же знаешь, что я люблю психологию».
«Прости, перепутал. А как ты относишься к Фрейду?»
«Да мы его ещё не проходили! Но думаю, что в его учении есть немалая доля истины».
«А я считаю, что он просто зациклен на сексе. И рассматривать все мировые процессы только с этой точки зрения – полный абсурд и увод в сторону от настоящих проблем. Если в далёкие времена Троянская война началась из-за любви к женщине, прекрасной Елене (и секс сюда ещё можно приплести), то сейчас войны идут за территории, сферы влияния и за природные ресурсы».
«Какой ты у меня умный! Напиши диссертацию!»
«Может, когда-нибудь и напишу. А пока другие дела не дают».
«Какие?»
«Да те же физиологические потребности!»
«Гормоны шалят? Выходит, старик Фрейд был прав?»
«В конкретном случае – несомненно!»
«Встречаемся, как договорились?»
«Да! Жду тебя! И даже очень!»
«Целую, любимый».
«И я тебя!»
«А куда именно целуешь?»
«Увидишь».
«Ну, пока!»
«Смотри, не заблудись!»
Марина знала – слышала от старшекурсников, – что главное – продержаться первые два года, потом будет легче, преподаватели уже смотрят на студентов как на будущих выпускников и несильно придираются на экзаменах и зачётах. И последние четыре семестра пролетают, как ураган, оставляя после себя обломки прошедших лет, на которых строится здание будущей взрослой жизни.
Кто-то сзади легонько тронул её за плечо. Марина обернулась – парень из соседней группы протянул ей записку.
– От кого? – прошептала она.
– Не знаю. Попросили передать.
– Это точно мне?
– Да.
Марина развернула сложенный вчетверо клочок бумаги.
«Скучаешь, принцесса? Может, сходим в кино?» Подписи не было. «Кто бы это мог быть? – ломала она голову. – Может, из девчонок кто-то подшутил? А ведь могут, те ещё крокодилицы… Особенно если меня с Вадиком видели. Небось, только и думают, как бы меня сожрать с потрохами, а Вадика себе присвоить».
Хотела обернуться, нащупать глазами, чья это работа – но не стала, а только демонстративно порвала записку в клочья. Ближайшая к ней соседка вытащила из кармана своей куртки две конфеты в бумажной обёртке нежно-зелёного цвета с золотистым рисунком. «Белочка! С орешками!» – у Марины потекли слюнки. Она с утра ничего не ела, и в желудке словно буйствовала метель, обжигая чем-то едким.