Страница 75 из 116
Мы едем, едем, едем, в далёкие края…
Подошла электричка. Я подхватил свой рюкзак и вошёл в пустой вагон. За мной никто не вошёл. Все, почему-то, ехали на западном направлении.
Я выбрал скамейку неподалёку от входа, и уютно устроился там, поставив рюкзак рядом с собой.
Невидящим взором уставился в окно, вновь переживая расставание, душа рвалась к любимой девочке. Я решил прочитать записку.
«Милый, милый, мой любимый Сашенька! Не могу поверить, что мы расстанемся, быть может, навсегда! Не представляю, как буду без тебя жить! Наверное, надеждой. Сердечко болит, душа плачет. Не могу вслух сказать такие слова, доверю только бумаге. Сашенька, я люблю тебя!!!
Пиши: школа-интернат со спортивным уклоном № 12. Нина Тягунова. г. Нижнеяровск.
Живу в интернате, потому что пПапа зимой работает на Севере, мама умерла. Папа на лето забирает меня к себе, только на эти две недели нас отправляют на спортивную базу. Вот и встретились, радость моя, горе ты моё!».
Я, не сдерживая слёз, несколько раз перечитал записку, поцеловал её и съел.
Не дай Бог, прочитает кто!
Запасся я и носовым платком, зная, что пробьёт на слёзы.
Когда немного успокоился, в мой вагон зашли двое подростков лет двенадцати – тринадцати.
- О! Пионерчик! – обрадовались они, увидев меня. Один из них сел вплотную ко мне и упёр мне в бокребро самодельную финку:
- Сиди тихо, мальчик, и никто не пострадает!
Другой полез в мой любимый рюкзак. Но там хитрый узел. Я его развязываю, только потянув за верёвочку, а чужой его только затягивает.
Настроение у меня под стать. Я даже обрадовался пацанам. Можно душу отвести!
Нажал на нерв на руке соседа, отобрал у него финку и слегка воткнул ему в район печени:
- Сиди тихо! – я сильно толкнул ногой мальчишку, безуспешно боровшегося с узлом на рюкзаке.
Мальчишка, не ожидаял такого, упал и сильно ударился об скамейку, спиной и головой.
- Помоги ему, сядь рядом, напротив меня, и сидите там, пока не приедем туда, куда я хочу.
Мальчишки сели, настороженно оглядываясь.
- Не думайте, что сбежите. Я ножи хорошо метаю! Сидите, не дёргайтесь.
Ребята успокоились, хотя тот, которого я толкнул, всё почёсывался, морщась.
Я рассмотрел внимательно финку. Самодельная, но острая, такой и убить можно.
Проехали так несколько станций.
- Я в туалет хочу, - сказал тот, что тыкал в меня финкой.
- Ходи под себя, потерплю, - сказал я, играя этой финкой.
И тут вошли двое милиционеров. Финка исчезла, а пацаны обрадовались:
- Дядя Петя, дядя Коля! У этого пацана нож! Он нам угрожает!
- Да? – удивились милиционеры, - Интересно!
Пацаны пробрались за их спины и сдёрнули из вагона, а милиционеры решили обыскать меня:
- Встань, руки в стороны!
Я встал и сказал:
- Товарищ лейтенант! У меня ножа нету, нож у тех ребят! Я видел!
- Молчи! Видел он! А ещё пионер! Врёт, и не краснеет! – лейтенант похлопал меня по карманам, по бокам, а сержант полез в мой рюкзак. И что их всех к рюкзаку тянет?
Лейтенант, наконец, сделал то, что я от него давно ждал: сделал вид, что сейчас схватит меня за яички.
Я «испугался», согнувшись, а когда выпрямился, вскочил на лавку и направил пистолет ему в лицо. Для достоверности взвёл затвор, снял с предохранителя.
- Не люблю оборотней, – сказал я бледному лейтенанту, размахнулся и ударил сержанта рукояткой пистолета пониже уха. Не ожидавший от меня такой подлянки, сержант кулем рухнул на пол.
- Мальчик, не играй с оружием! Пистолет заряжен! – сумел сказать лейтенант.
- Подними товарища, посади на скамейку! – приказал я. – Убивать не буду, прострелю коленку, или ещё что-нибудь, если не будешь слушаться! Так! Теперь, медленно, двумя пальцами, вынь пистолет товарища сержанта, и кинь на мою лавку. Даже не думай, покалечу! Молодец! Пристёгивайся к лавке наручниками! Теперь сержанта, за руку, за свою, тоже. Умница! Документы сюда!
- Мальчик, перестань, а? Положи пистолет, и уходи. Ловить не будем, клянусь!
- Не верю я клятвам преступников! Вы ведь крышуете тех пацанов? А что у вас в сумке?
Лейтенанта перекосило:
- А я ведь тебя узнал, гадёныш!
- И подписал себе смертный приговор! – я наставил пистолет менту в лицо.
Лейтенант, или крепкий оказался, или до конца не верил, что я смогу выстрелить, но не молил о пощаде, только ещё больше побледнел.
- Смелые вы, не там, где надо! – молниеносным ударом под ухо, отправил я его в глубокий сон.
Потом пошарил по карманам, забрал удостоверения, ключи от наручников, открыл сумку, присвистнув: там лежали деньги, кольца, серёжки. Наверняка добыча пацанов.
Я бросил туда ещё пистолеты и удостоверения и, прихватив рюкзак, пошёл в туалет. Надо было переодеться, а то пацаны меня могли легко опознать.
К счастью, за всё время к нам вагон никто не вошёл. Позже я понял причину: переходы были перекрыты, скорее всего теми мальчишками, чтобы их подельники могли разобраться со мной без помех. Это было мне на руку, тем более, что ключ-вездеход я ещё не утерял.
В туалете я открыл рюкзак, понимая, что опять надо переодеться в девочку.
- Как, оказывается, непросто, быть ребёнком! – ворчал я, вновь натягивая ненавистные тугие плавочки. Надел я и колготки, потому что, во-первых, можно так закрыть исцарапанные ноги, а во-вторых, в окно я увидел, что небо затягивает тёмными облаками, и ночью, вероятно, будет холодно, возможно, даже пойдёт дождь..
Потом клетчатую юбочку, кофточку к ней в тон, и красную бейсболку. Девочки редко надевают её задом наперёд, так что длинный козырёк неплохо меня маскировал.
Ещё нанёс немного краски на лицо: обвёл карандашом линию губ, получился капризный девчоночий рот, глаза сделал немного раскосыми. Ещё я вспомнил один метод: скатал ватные шарики из аптечки и запихал за щёки. Сам чуть не прыснул: лицо стало совсем круглым и девчачьим. Бровки тоже выделил, реснички подкрасил, японские полукеды не пожалел, надел.
Ну, вот, теперь можно и в люди…
Вышел я на довольно крупной станции «Крестовоздвиженск». Удивился названию, почему не переименовали в «Красный крест», допустим? Или «Красновоздвиженск»? Но долго об этом не размышлял, надо было срочно избавиться от приметного рюкзака и ментовской сумки.
К счастью, на станции стояли автоматические камеры хранения. Осмотревшись по сторонам, используя зеркальце от пудренницыпудреницы, я запихал криминальную сумку в ячейку №25, вынул лейтенантское удостоверение и ввёл код по инициалам и номеру удостоверения. Фамилия у лейтенанта была Кулебякин. «Бякин ты, а не Кулебякин»! – подумал я. Захлопнув эту ячейку, я вынул из большого рюкзака девчоночий, Лискин, где хранились основные ценности. Спалившийся рюкзак убрал в ячейку камеры хранения, запер её, благо, мелочь была!
Даже, если кто заметил, что девочка убрала сюда рюкзак и откроют, что они там найдут? Несколько комплектов мальчишеской одежды, смену белья и пару банок консервов?
Большую часть консервов мы смолотили с ребятами на вечерних посиделках у девочек, я оставил только две банки, уж больно тяжёлый рюкзак был, все плечи отдавил.
Конечно, когда припрёт голод, будешь вспоминать о баночках, глотая слюну, надо будет на станции чего-нибудь лёгкого и питательного раздобыть, а то осталась одна пачка галет, к консервам.
Найдя на платформе киоск «Союзпечать», купил открытку, пастовый карандаш, и конверт, пошёл в буфет. Там купил стакан кофе с молоком и булочку. Высокие столики совсем не были предназначены для детей, пришлось подтащить столик к большому окну, вернее, стеклянной стене, встать на парапет, или как оно там называется, который заменяет подоконник, теперь я мог с удобствами перекусить.
- Девочка! – услышал я, но не обратил на окрик никакого внимания.
- Девочка! – повторился окрик, - Немедленно слезь оттуда!