Страница 5 из 22
На «камчатке» самое горячее место. Ее обитатели сгрудились вокруг Лешки Симагина и Артема Кривошеева. Эти двое – с самого детства друзья неразлейвода – только вчера вернулись из санатория, в котором отдыхали две с половиной недели по заводским путевкам, и теперь рассказывают о своих любовных похождениях.
– …А во вторую половину смены я крутил с Валькой Пономаревой из детдома. В последнюю ночь отдрючил ее.
Вздох недоверия, смешанного с восхищенной завистью:
– Да хорош!
– Отвечаю. Мы с ней под койкой делали тилли-вилли.
Гогот. Это словечко парни тоже привезли из санатория, а теперь оно стало достоянием класса.
– Она говорит, что ничего не было, но это все правда. Вон Тема докажет.
Кривошеев важно кивнул. Симагин толкнул его локтем:
– А ты сам-то тогда с кем замутил? С Ленкой, штоль, Семеновой?
– Ты че! Я у старшеклассниц ночевал из первого отряда. С Ленкой вроде Ванек отжигал.
– Какой Ванек?
– Да такой чувак в майке «Корн», помнишь?
– Помню. Это он на Ленку запал?!
– Ага. И она на него. Всю последнюю дискотеку только вдвоем танцевали. Утром, когда уезжали, ревела как корова.
– Жесть, блин.
– Дура, что сказать…
Один из слушателей тронул Кривошеева за рукав:
– Ну что там со старшеклассницами? Ты с ними… того…
Тема пожал плечами.
– Конечно, а как же! До самого утра только тилли-вилли.
Взрыв хохота. Один из середнячков, Вадик Королев, недовольно обернулся.
– Вы задолбали ржать уже! Давайте потише.
Вадик для своего возраста высок и широк в плечах, а еще занимается в Доме Спорта в секции самбо, поэтому обычно его стараются не задевать. Но сегодня не тот случай.
– Потише у тебя на поминках будет, – оскалился Симагин. – Иди в жопу!
– Ты там часто бываешь? – парировал Вадик. – Дорогу хорошо знаешь.
Симагин поднялся со стула. На лице его появилось предвещающее неприятности выражение – рот приоткрыт, нижняя челюсть чуть выдвинута вперед, глаза, теперь уже пустые и злые, впились в противника.
– Ты остряк, шоль? – интонации выдают гопника с головой. – Умный, шоль, язык заточил?
Вадик тоже набычился. Сдаваться не в его обычае.
– Мозги себе заточи!
– Ну все, – Симагин отодвинул в сторону Кривошеева и выбрался из-за парты. – Щас я тебя выхлестывать буду.
– В зубы словишь.
– Да я твои атаки писькой отобью!
Гогот. Глаза мальчишек загорелись ожиданием. До каждого доходит – драки не миновать. Это вам не самодовольные россказни, в лживости которых на самом деле никто не сомневается, это – настоящее зрелище. Вадик раздраженно повел плечами. Видно, что он не хочет схватки, но не собирается избегать ее.
– Отбей, – сказал он хрипло и добавил громко, отчетливо, так, чтоб все слышали. – Мудак.
Удивленный вздох пронесся среди зрителей. Дело назрело серьезней некуда, так что теперь даже отличницы с первых парт бросили свои дела и разговоры.
– Что ты там вякнул? – тихо, почти шепотом, спросил Симагин. Фраза эта – часть ритуала, способ проверить, как крепко готов противник стоять на своем.
Вадик оказался готов.
– Мудак, – смачно, с охотой повторил он.
Лешка быстро шагнул к нему, замахиваясь правой рукой, Вадик, чуть пригнувшись, будто для броска, сделал шаг навстречу, все вокруг замерли в предчувствии неминуемого столкновения, но тут вдруг скрипнула, открываясь, дверь кабинета.
– Та-ак! Это что тут у нас за столпотворение! – раздался строгий голос вернувшейся учительницы. – А ну, все по местам!
Дети с треском и грохотом роняемых в спешке стульев рванулись к своим партам. Посреди класса остались стоять только Лешка и Вадик. Не желающие сдаваться, уступать, готовые в любой момент пустить в ход кулаки.
– Симагин, Королев! – повысила голос учительница. – Вам нужно особое приглашение, да?
Эта фраза – тоже часть ритуала. Она обозначает границу между предупреждением и наказанием, между сердитым и уже озлобленным преподавателем. Если продолжать гнуть свою линию после «особого приглашения», то можно запросто дождаться замечания в дневник, беседы с директором или вызова родителей. Так что Вадик и Лешка еще пару мгновений постояли лицом к лицу, сверля друг друга взглядами, а потом разошлись.
– Не знаю, что вы тут не поделили, – строго заметила учительница, – но уверена, что это не стоит пары разбитых носов.
Много бы она понимала. Вся ее литература действительно не стоит и одного разбитого носа, тут уж никаких сомнений. Лермонтов, блин. Герой нашего времени. «Я ехал на перекладных из Тифлиса…» Хрень какая-то.
В классе наступила относительная тишина, нарушаемая только скрипом мела по доске да шуршанием на «камчатке». Что-то нехорошее готовилось там, Вадик, даже не оборачиваясь, чувствовал исходящую оттуда угрозу.
– Итак, – литераторша закончила наконец скрести мелом, повернулась к классу: – Кто же из вас готов прокомментировать только что прочитанный параграф и ответить на вопросы, которые вы видите на доске?
– Ну Мария Николаевна! – хором заныли отличницы. – Мы еще не успели!
– У вас было достаточно времени! – сурово отрезала преподавательница. – Если только вы работали, а не занимались чем-то посторонним.
– Пожалуйста! – не унимались отличницы. – Дайте нам еще две минуты!
– Хорошо. А вот Королев, например, сидит себе спокойно и даже в учебник не смотрит. Он, видимо, уже со всем разобрался. Ну-ка, Вадим, давай, попробуй ответить на первый вопрос.
Вадик угрюмо поднялся. Взгляды всего класса были обращены к нему, в большинстве из них читалось лишь одно чувство – облегчение. Сзади раздался презрительный смешок, и Вадик с огромным трудом удержался от того, чтобы повернуться и показать этим козлам средний палец. Сосредоточиться на вопросе не получалось. Он даже не попытался дочитать его до конца. Что-то о влиянии Кавказа на творчество Лермонтова. Кому вообще есть до этого дело?! Вместо ответа он только упрямо молчал и рассматривал носки своих кроссовок до тех пор, пока литераторша, тяжело вздохнув, не разрешила ему сесть.
Урок продолжился, потек по привычному руслу. Девочки с первых парт тянули руки, в ужасе лопотали слова, смысла которых не понимали, и с благоговением наблюдали, как учительница ставит в журнале вожделенные значки. Задние ряды бесчинствовали: пускали самолетики, играли в карты, прикрываясь учебниками. Одни рисовали в тетрадях, другие старательно украшали портреты классиков усами, рогами, очками и половыми органами.
Через несколько минут кто-то кинул ластик в спину Вадику. Тот обернулся. Симагин и Кривошеев скалились, нагло глядя прямо на него. Лешка выразительно провел указательным пальцем поперек горла. Вадик в ответ усмехнулся как можно равнодушней, а затем все-таки показал им палец.
– Королев! – почти в тот же миг раздался оглушительный окрик учительницы. – Ты будешь сегодня спокойно сидеть или нет?! Сколько можно с тобой говорить?! В начале урока чуть драку не устроил, а теперь вертишься постоянно!
На такие обвинения лучше не отвечать и не пытаться их опровергнуть. Будет только хуже. Впрочем, в этот раз виноватое молчание не помогло.
– Знаешь что, Королев! Вот не хотела я тебе двойку ставить за ответ. Точнее, за отсутствие ответа. Но своим поведением ты меня вынуждаешь! Все, давай сюда дневник!
Сопротивляться не имело смысла.
На перемене Симагин и Кривошеев подошли к нему, ухмыляясь.
– Слышь, – сказал Лешка, легонько толкнув Вадика в плечо, – забиваю те стрелу.
– Сегодня после уроков за гаражами, – добавил довольно Кривошеев. – Приводи своих, сколько соберешь.
Оба заржали в голос, им было прекрасно известно, что у Вадика, нелюдимого и угрюмого, вечно погруженного в свои мысли, нет друзей в школе. Вряд ли кто-то согласился бы поддержать его в такой передряге.
Королев только невозмутимо кивнул, отпихнул Симагина в сторону и пошел своей дорогой. Близких друзей у него действительно не было – до недавнего времени. Летом в лагере он сошелся с Денисом Лопатиным на благодатной почве увлечения баскетболом и туризмом, а самое главное – неразделенной любви к Даше Федоровой, их вожатой.