Страница 3 из 22
Храни меня, моя звезда! Охотник на вампиров пожаловал. Уж он-то Шорта займёт: куда интереснее, чем бабьи разговоры подслушивать.
Скосив глаза, проводила взглядом мрачного субъекта, не дававшего спокойно спать в гробах всяким упырям и вечно живым. Но, видимо, халтурил он, больше лясы по кабачкам точил, нежели занимался общественно полезной деятельностью. Я сама б могла жалобы написать, но, увы, моего неудачника давно кольями утыкали.
Ну и амулетов же на нём! Интересно, а они действительно защищают? К примеру, тот, с глазом? Так и хотелось подойти, спросить. Признаться, пару раз порывалась я что-то такое купить, но Хендрик от палаток торговцев отгонял. Сам он россыпь побрякушек не носил, постоянно только один амулет на кожаном шнурке. Совсем неказистый, из потемневшего металла. Даже в постели не снимал.
А тут прямо поверх куртки такой цветник! Будто градоправитель в праздничный день. Что-то мне подсказывало, что это для красоты, чисто народ попугать, цену набить. Лично я бы Хендрику лучше заплатила: у него диплом, а не просто совиные брови.
Оборотилась к купцам, незаметно перевернула обручальное колечко камушком внутрь, и продолжила загадочно потягивать пиво. Оно, признаться, в меня уже не лезло, но с кружкой расставаться было категорически нельзя: чем же я займу руки? Не сидеть же и пялиться на людей? Мягко говоря, невежливо. А то, что молчу…. Так пусть сами спросят, заинтересуются.
Так, есть! Именем интересуются, что делаю сегодня вечером.
Я глазки строю, кокетничаю – куда там всяким сиренам! Это мне Хендрик рассказывал: есть такие полуженщины-полуптицы, которые мужиков охмуряют. У нас перевелись, а за морем остались. Говорю, что свободна, что закат могу с ними посмотреть, а вот на звёзды – ни-ни. А потом, задумчиво так, вздыхаю: жаль, в столицу отвести некому к любимой бабушке. Клюнули, компанию свою предложили.
Эх, хорошо-то как! И то, что в переднике, тоже хорошо: не видно, где пояс у платья. Правда, я ещё не раздалась, как тыква, но дело к тому идёт. Если присмотреться да потискать, не заметить нельзя. Этим, впрочем, я тискать ничего не дам, а о беременности скажу. Когда от города отъедем.
Словом, покрутила хвостом и выкрутила себе средство передвижения и тёплую компанию. На душе сразу так хорошо стало… Ещё б треклятые ноги не отекали – так вообще красота! Так бы и сняла башмаки!
Условившись, где и когда следует меня ждать, вспомнила, что дома остался муж. Злой и некормленый. В связи с этим гулять по улицам даже в сумерках затруднительно, так что отбрехалась какими-то делами, влила в себя остатки отрыгивавшегося пива и поплелась к благоверному, мириться. Вернее, я-то с ним не ссорилась, прощения просить ему, но без этой формальности подозрительный Хендрик все планы мои порушит. Вот ведь упёртый мужик! А ещё меня упрямой называет. Я не упрямая ни разу, просто должна же у человека быть мечта? И что плохого, если он к ней стремится? Или женщинам не положено?
Ребёнок заворочался, заставив присесть на чьём-то крылечке.
Этот тоже на стороне Хендрика. Но ничего, я обоих переиграю.
Дома, вопреки ожиданиям, меня не ждали с распростёртыми объятиями. Никаких: «Дорогая, я волновался, скучал!». Даже обидно стало. Будто я на рынок пошла. Или это тоже метод борьбы с несговорчивой женой?
Хендрик с абсолютно равнодушным видом уминал кашу. Отрезал себе шмат колбасы и жевал. Ну вот, без меня прекрасно обойдётся.
– Ну, нагулялась, голову проветрила?
Так, спокойно, он меня провоцирует. Истеричек в маги не берут, так что соберись, Агния, и дай отпор противнику. Ты же готовилась, знала, что он будет против.
Волноваться мне вредно, поэтому и не подумаю.
– Ага, много светлых мыслей надула.
– Например? – Хендрик оторвался от чугунка, глянул на меня.
– Что надо тебе компот сварить. А лучше варенье. Если будешь хорошим мальчиком. А ты, увы, – тяжкий вздох, – меня огорчаешь.
Муж пропустил колкости мимо ушей. Он вообще не особо меня слушал: пусть себе женщина языком мелет. Но я предпочла молчать. Достала тарелку, пристроилась ужинать рядом.
Хендрик принюхался и нахмурился:
– Агния, ты пила?!
Только глаза такие не надо делать: сам вынудил. Да и у беременных иногда странные желания бывают.
– Угу. Запивала горечь на мужа, который столько гадостей наговорил. И что я дура, и что моё место на кухне…
Деланно шмыгнула носом и отвернулась, надув губки. Я, конечно, не обиделась, но для дела нужно. Заодно и сердиться, жуя, удобно.
Хендрик оказался непробиваем: извиняться не собирался, более того, продолжил разговор на тему: «Беременная женщина и наука». Заключение тоже осталось прежним: никуда не поедешь – и точка.
Пожала плечами:
– Поеду. Не сейчас, так потом.
– Расхочется, – усмехнулся муж. – Это ты от скуки.
От скуки?! Так и захотелось вскочить и треснуть его половником. Женщины дома не скучают, а работают. Еда, чистые рубашки и мытая посуда с неба не падают. Но спорить бесполезно, тут хоть до хрипоты.
– Но ты же учился – почему я не могу?
– Дара нет, – отрезал всезнающий муж. – Агния, кончай, надоело. Ты как капризный ребёнок. Отвезу-ка я тебя к матери: на природе и рожать лучше.
Это вовремя я с купцами сговорилась! С Хендрика станется обещанное завтра же осуществить. Вещей брать не придётся: у матушки всё есть.
– Избавиться хочешь?
– Агния! – он с укором посмотрел на меня. – Ты прекрасно знаешь, что всё это для твоего же блага. Твоего и ребёнка. Я хочу, чтобы он родился здоровым.
– А здесь родится больным?
– Здесь за тобой пригляд нужен, чтобы глупостей не натворила. У кого набралась-то?
– От тебя. Ты же маг.
– Твой отчим тоже был старостой, но твоя матушка управлять деревней не лезла. Не женское это дело. И магия не женское.
Жёноненавистник какой-то! И как меня угораздило за него выйти?
Вечер прошёл мирно: у мужа за книгами, у меня – за вышиванием. Потом ритуальный осмотр подросшего живота и горькое снадобье, по мнению Хендрика, способствовавшее успокоению моих нервов и улетучиванию глупых мыслей. Вот и всё, на этом внимание мужа исчерпано, свободна.
Пробралась в кабинет Хендрика, затеплила свечу и нацарапала на первом попавшемся листе бумаги короткую записку: «Не волнуйся: со мной всё в порядке. Потом напишу. Зимой заберёшь ребёнка. И я не сбрендила!». Оставила на кухонном столе, чтобы с утра увидел, переполох не поднял, и потопала в спальню. Хендрик так рано не ложится: либо в кабинете сидит, с чем-то возится, либо у огонька пьёт, читает. А я одна засыпаю. Часто просыпаюсь тоже. Вот она, беременность: пять месяцев, как супругу не нужна. Только как детоноситель. Обидно? Не то слово!
Поминая охладевшего мужа недобрыми словами, спокойно собрала то, что собиралась взять в дорогу. Немного, сколько унесу в холщовой торбе – я с ней на рынок ходила. Ага, беременная тоже – тут, по мнению Хендрика, мне ничего не мешало.
Когда заявился муж, я давно успела всё припрятать и лечь в постель. Спать и не думала, но он и проверять не стал, просто разделся, завалился рядом, по привычке положив руку на живот. Ладно, потом скинем. Да и сам на другой бок перевернётся – в обнимку мы не спим.
Хендрик захрапел, а я ворочалась, с нетерпением ожидая, когда забрезжит рассвет.
Завтра сбудется моя заветная мечта!
Глава 2
Я сидела на тюках с мукой и, свесив ноги, жевала крендель.
Путешествие явно выдалось не таким, как представлялось. Во-первых, я отбила себе всё. Когда я говорю: «Всё», то не преувеличиваю. Догадываюсь, какие синяки на боках и особенно пятой точке. Хоть живот сберегла. Живот, к слову, это, во-вторых. Вот скажите мне на милость, какого… эээ… доброго духа, все прелести беременности обостряются в самое неподходящее время? Кажется, ни один кустик я без внимания не оставила – а ведь пила немного.
Купцы, разумеется, расстроились, узнав, что сеновал отменяется. Нет, я бы и так с ними не пошла: не нравятся, но обидно, когда тебя за болезную держат. Поцеловать да потискать я бы позволила – в качестве платы за беспокойство, но в меру. Как-то не улыбалось по рукам ходить.