Второе пришествие

- Бороться за ее чистоту и отвергать саму необходимость существования церкви - это абсолютно две разные вещи. И тебе это прекрасно известно.

Марк отрицательно покачал головой.

- Я тоже так поначалу думал, но по мере того, как углублялся в материал, то все сильней приходил к выводу, что эти темы тесно взаимосвязаны. Что-то почти за две тысячи лет существования церкви ей так и не удалось стать чистой и непорочной. Тебя не наводит этот факт ни на какие выводы?

- Зачем мне делать такие выводы, если это уже сделал ты, - хмуро произнес отец.

- Патриарх сказал, что давно не держал в руках такого омерзительного сочинения, - вставил Матвей.

- Это лишь мнение частного лица, - пожал плечами Марк.

- Ну, знаешь, - возмутился Матвей, - у меня нет даже слов, чтобы сказать, что я думаю о твоем заявлении.

- Не забывай, брат, это ты воцерквленный человек, а я нет. Для меня патриарх не авторитет.

- Кто же тогда авторитет? - спросил отец.

Марк помедлил с ответом.

- Думаю, только Бог.

- И Он потребовал от тебя написания книги, в которой доказывается не только ненужность, но и вредность существования церкви?

- А кто же еще?

- Дьявол, - резко произнес Матвей.

- Ну, вот, вернулись в прошлое, - насмешливо протянул Марк. - Если церкви что-то не нравится, значит, по ее мнению, в этом замешен дьявол. Знакомый аргумент со времен святой инквизиции. А если уж говорить в таком ключе, вы никогда не задумывались о том, что церковь сама может быть создана по инициативе дьявола? Уж больно много в ней негатива.

- Я предчувствовал, что услышу от тебя подобные слова, - произнес отец. - И иначе как объявлением войны их не могу воспринимать.

- Ну, зачем же так категорично, отец.

- А как иначе, сынок. Ты сам вошел в зону, где нет компромиссов.

- Это не так, компромиссы есть везде. А вот желание их достигать, действительно в какие-то моменты пропадает.

- Ты обвиняешь в этом меня?

- Это тебе решать самому.

- Ты заходишь слишком далеко, Марк.

- Не дальше, чем зашла жизнь. Пора взглянуть правде в глаза. Неужели это так страшно. Мне, например, так не кажется. Наоборот, мне нравится это делать. Только надо непременно оторваться от привычных представлений. И тут же станет все намного проще. Я это знаю по себе.

- Получается, ты нас еще обвиняешь в том, что мы не сделали тоже самого, - возмутился уже не первый раз Отец Вениамин.

- Я никого не обвиняю, я лишь излагаю свои аргументы. А каждый пусть делает вывод на счет себя сам.

- Спасибо за такую возможность, - усмехнулся отец. - Чтобы мы с Матвеем без нее делали. Ты само воплощение доброты.

- Не думаю, папа, что тут уместна ирония.

- Что же уместно?

- Мы бы могли подискутировать. Это гораздо продуктивней. Почему вы не хотите? Разве тема не самая важная для вас.

- Ты прав, тема более чем важная, - согласился отец. - Но именно потому никаких дискуссий тут быть не может.

- Напрасно. А мне кажется, она давно назрела, если не перезрела.

- Ты приехал затем, чтобы это нам сказать?

- Но папа, ты же сам попросил меня приехать.

- Да, попросил. - Отец Вениамин замолчал. - Я хотел понять, зачем ты написал это богомерзкую книгу?

- Она не богомерзкая, - возразил Марк. - А зачем ее написал? - Он задумался. - Я не собирался ее писать.

- Что значит, не собирался? - изумленно вскричал Матвей. - А кто же ее написал?

- Разумеется, я. Я сам не предполагал, что зайду так далеко. Но мне захотелось понять, что такое религия, что такое церковь? И зачем они нужны? И можно ли обходиться без них? И я не виноват, что пришел к выводу, что они не нужны. Более того, вредны. Я сам не предполагал, что сделаю такое заключение. Но оно вытекло из логики изложения. Не мог же я в угоду чьим-то представлениям писать не правду. Бог учит правде. Там, где правда, там и Бог. Помнишь, папа, ты сам меня этому учил.

- Он издевается над нами, папа! - вдруг закричал Матвей.

Отец Вениамин недовольно взглянул на младшего сына.

- Успокойся, - хмуро произнес он.

- Нет, не успокоюсь, я не хочу иметь такого брата. Я отрекаюсь от него. И готов объявить об этом публично.

- Отречение - не аргумент в споре, - пожал плечами Марк. - Тебе всегда не хватало аргументов, их ты заменял эмоциями. А хочешь отречься, отрекайся, каждый решает сам. - Он тут же пожалел о своих словах, но было уже поздно. Матвей вскочил со своего места и выскочил из комнаты.

- Видишь, чего ты добился, у тебя нет больше брата, - сказал отец.

- Я сожалею о разрыве. Но ради справедливости надо сказать, что мы никогда не были близки.

- А со мной?

- Ты всегда мне был близок, отец.

- Я не могу тебе простить этой книги.

- Жаль, я надеялся на понимание.

- Веротерпимость не может ставить под сомнение саму веру.

- Кто может знать, где пролегает линия предела. Когда человек начинает мыслить, он должен мыслить без любых оков.

На этот раз они долго молчали.

- Я не буду от тебя отрекаться, но и принимать в своем доме тоже не стану, - медленно, даже с трудом произнес отец Вениамин. - Прошу покинуть его. В этом вопросе между нами не может быть никаких компромиссов. А раз не могут быть компромиссы в этом основополагающем вопросе, значит, они не могут быть и ни в каких других. Надеюсь, ты меня понимаешь.

- Понять не сложно, - встал Марк. Он невольно подумал, что хорошо, что мать не дожила до сегодняшнего дня, она бы очень расстроилась тому, что только что случилось. - Думаю, наш разговор еще не окончен, - сказал он перед тем, как покинуть комнату.

3.

В комнату вернулся Матвей. Отец Вениамин тяжелым взглядом посмотрел на сына.

- Он уехал? - спросил Матвей.

- Да.

- Слава богу.

- Ты не любишь брата?

- После того, что он сотворил, разве можно его любить.

- Любовь выше человеческих деяний. Иначе это не любовь.

Матвей сел рядом с отцом.

- То, что сделал Марк, позорит всю нашу семью. На меня уже косятся, говорят, это брат того самого, кто выступает против церкви и Бога.

- Против Бога он не выступает, в книге об этом ни слова, - поправил отец Вениамин.

- А разве тот, кто выступает против церкви, не выступает против Бога?

Отец Вениамин молча смотрел перед собой.

- Я вас не понимаю, отец, - нетерпеливо произнес Матвей. - Он же богоотступник. Мы должны его заклеймить, громко заявить о своей позиции. - Он вдруг понизил голос, хотя их никто не мог подслушать. - Вчера мне один человек, близкий к патриарху, как бы, между прочим, намекнул, что он ждет от нашей семьи решительного осуждения этой книги.

Отец Вениамин повернулся к сыну.

- Это мне решать, как поступить. В таком вопросе патриарх мне не указ.

- Но отец, вы же понимаете, как много зависит от него.

- Ты думаешь о своей карьере.

- А вот вы о моей карьере не думаете, - упрекнул Матвей.

- Священнослужитель должен думать только о Боге. А если Богу угодно, случится у него и карьера.

- Отец, нам не простят, если мы промолчим. Разве вы хоть в чем-то разделяете его взгляды?

- Ты не хуже меня знаешь, что нет.

- Тогда что вас останавливает?

- Он мой сын. И твой брат, между прочим.

Матвей задумчиво покачал головой.

- Не только. Вас смущает что-то еще.

Отец Вениамин встал и прошелся по комнате.

- Нельзя отвергать с порога ни одну идею, - вдруг глухо произнес он.

- Даже такую? - изумился Матвей.

- Даже такую. Это не означает, что я согласен с Марком. Но церковь на протяжении всей своей истории слишком много и часто боролась с идеями, которые затем оказывались верными. Не стоит спешить и на этот раз.

- Отец! - От возмущения Матвей даже привстал. - Вы отдаете отчет своим словам?

- Я не на его стороне, я его убежденный противник. Можешь так и передать человеку, который делал тебе намеки. А осуждать Марка публично не стану. А ты поступай, как считаешь нужным. А сейчас, извини, мне пора на службу.