Футбол. Искушение

Дождавшись, когда услужливый Никита изящно отпятится к выходу, бесшумно выскользнет и мягко прикроет дверь, Ром встал и с удовольствием потянулся. Потом подошел к зеркальному шкафу, в котором под замком хранились его личные спортивные аксессуары, с удовольствием осмотрел свое отражение и решил куртку пока не снимать, дождаться прихода Нестерова, больно уж стильно выглядел он в ней - не хотелось бы лишаться возможности покрасоваться перед менее удачливым старым приятелем. Фененко знал, что Кузьмич возится с молодежью в одной из футбольных школ, вряд ли там ему платят много. Это не старые времена, когда Кузь был звездой, а Ром на втором плане. Времена изменились, сейчас для процветания нужно большее, чем просто умение гонять мяч.

Он пригладил волосы, обернулся к приставному столику, плеснул немного виски в один из стаканов. На лед, воду и содовую даже не посмотрел. Подошел к окну. На улице темнело, зажигались золотистые фонари, окружающие здание клуба. Зазвонил лежащий на столе радиотелефон. Роман задернул плотную бархатистую занавесь, повернулся к столу и взял в руки трубку.

- Да.

- Роман Владимирович, извините за беспокойство, к вам посетитель, господин Некрасов.

- Проводите ко мне.

Ром залпом влил в себя содержимое стакана, с удовольствием почмокал губами, виски был хорош, и закинул в рот влажно поблескивающую аппетитную маслинку. Эх, хорошо. В дверь постучали:

- Роман Владимирович, к Вам.

Фененко подошел к двери и распахнул ее.

- Что же вы на пороге? Федор Кузьмич, дорогой, заходи скорее. Спасибо, Никита, ступай.

Федор Некрасов, улыбаясь, зашел в кабинет, остановился, слегка поднял и развел согнутые в локтях руки немного в стороны, как будто собираясь обняться, но и оставляя себе место для отступления. Ром невольно повторил его движение. На мгновение они замерли, разглядывая друг друга. Романа удивил внешний облик Кузи, ожидал он встретить сильно тронутого временем и близкого к старости потрепанного мужичка, а перед ним стоял, дружелюбно улыбаясь, моложавый, по-спортивному подтянутый, стильно и дорого одетый мужчина в расцвете сил. Не хуже, чем был одет сам Ром. Может быть чуть подешевле, но ненамного. За чиновничьи годы Ром поднаторел в искусстве первоначального считывания визави "по одёжке". На запястье поблескивали золотые, явно швейцарские часы, по марочному знаку на застежке Ром узнал Омегу. Пониже уровнем, чем его Патек, но, за счет золота, вряд ли дешевле. "Ничего себе, бедный старичок. А не так плохо он устроился," - подумал хозяин кабинета и, сделав шаг вперед, обнял гостя и вслух произнёс:

- Ну, старина, и где ты все эти годы пропадал? Когда мы в последний раз виделись? Семь лет назад, десять? Хорош, хорооош, жучина!

- Да, давненько не виделись. Но по телефону же регулярно переговаривались! Классно выглядишь, старик! - похлопывая руками по спине Рома, в ответ приговаривал Федор.

- Федя, присаживайся, где удобней! Видишь, "поляну" накрыл, как в старые добрые времена у нас водилось, помнишь? Непременно, обязательно надо спрыснуть. Столько лет! По пятьдесят капель и не отвертишься!

Федор Кузьмич стянул с плеч свою "кожанку", устроился на одном из диванов, закинул руки за голову, потянулся:

- А у тебя тут хорошо!

- А то, - Роман тоже скинул свою "Зилли", повесил на спинку кресла, сам уселся на диван напротив приятеля и потянулся за бутылкой.

- Ничего против виски не имеешь, Федя?

- Обижаешь, Рома. Кто ж против хорошего виски возражает?

Налили, выпили, закусили лимончиком.

- Между "первой и второй"... помнишь же, Кузь?

- А давай, - махнул рукой Кузьмич.

Налили по второй, махнули разом и, не сговариваясь, одновременно потянулись к пирожкам, чуть не столкнувшись руками. Заржали.

- Дааа, высшее общество не оценило бы.

- И не говори, совершенно не оценило бы. Но вкусно же. Пирожки тепленькие, да под хороший вискарик.

Снова посмеялись, обоим стало легко и хорошо. Ром вынул пачку, достал сигарету, немного повертел ее в пальцах, разминая, потом передумал и спрятал обратно.

- Рома, я же к тебе по делу. По телефону я в общих чертах нарисовал, но это совсем не то. Совсем. Куда там... Смотреть надо, Ром, и кому ни попадя такого я показывать не хочу. Только тебе, пока никто не в курсе. Сам всё поймёшь. Парня я привез, ждёт в готовности.

- Слушай, ты такое рассказал, что я даже засомневался... Вернее, не так, стоп, заинтригован я. Хорошо, что пацанчика привез. Надо поглядеть. Давай, ещё по граммулечке, и зови своего. Зальчик щас организуем.

Фененко от души плеснул в оба стакана, ловко намазал маслом два ломтя, украсил сверху щедрым слоем икры, взял на вилку толстенький лепесток рыбы и подал Кузьмичу:

- Попробуй, рыбкой зажуй, больно хороша. Натуральная, не из прудика, всё без обмана. Давай выпьем, закусим хорошенько, вот икорка, - а потом к делам.

По кабинету расползался медвяный запах неплохого виски. Мужчины выпили, посидели немного, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Немного захмелели. Пожевали закуски и приступили к делам. Ром, блестя глазами, ухватил радиотелефон, нажал быстрый вызов и стал раздавать указаниями, к которым Некрасов особо не прислушивался. Сам он вынул из кармана лежащей рядом куртки смартфон и набрал Тяглова:

- Матвей, это я, ты там как? Хорошо. Подходи на ресепшен, я встречу.

***

Тяглов проводил взглядом "старика", поднимающегося по ступенькам и легко лавирующего между идущими навстречу хорошо одетыми женщинами, кардинально изменившегося благодаря ухоженной и коротко подстриженной бородке, классной и дорогой даже на вид одежде. Он снова ощутил неловкость за свои мятые темные джинсы, неуместную черную пуховку и, особенно, за громоздкие и невесть где испачканные в липкой грязи китайские ботинки, которыми он, смешно даже подумать, буквально недавно так гордился. Матвей глянул через плечо на заднее сиденье. Спортивная сумка никуда не делась, в ней подходящий месту, пусть и не самый новый и дорогой, но вполне приличный спортивный костюм "Найк" и совершенно чистые кроссовки. Надо переодеться, прямо в машине.

Он перегнулся, потянувшись к сумке, было потянул к себе, но передумал. Вышел наружу, аккуратно прихлопнув дверь, распахнул заднюю, уселся на сиденье, расстегнул молнию сумки, вынул костюм и кроссовки. Вытащил ноги наружу и, прикрываясь распахнутой дверцей, перегнулся к шнуркам на ботинках, пытаясь их развязать. Развязал, снимать пока не стал, расстегнул пуховку, потом, задрав повыше кофту, поясной ремень, верхнюю пуговицу джинсов и потянул вниз молнию.

Мимо, туда-сюда, периодически семенили на высоких каблуках или, наоборот, шагали в изящной спортивной обуви юные, стройные, студенческого вида прелестные девушки. Может быть, их возраст и прелести приукрашивали начинающие сгущаться сумерки, но, так или иначе, Матвей не смог заставить себя продолжить процесс переодевания штанов. Он мысленно чертыхнулся, решительно вынул из кармана переданные ему Кузьмичом ключи зажигания, не завязывая шнурков на ботинках, захлопнул все двери, уселся в водительское кресло и завел "Опель Омегу". Не успевший остыть двигатель сразу же, на первых оборотах стартера, схватил и довольно заурчал. Так, коробка ручная, все, в принципе, знакомо, включить габариты, фары, и - где тут задняя?

Тяглов аккуратно, подрабатывая сцеплением и педалью газа, подал назад, выкрутил обшитую вытертой кожей баранку до отказа направо и тронулся в объезд здания спортивного комплекса против часовой стрелки. Как раз там маячил хорошо различимый в свете фар, несмотря на вечер, знак одностороннего движения. Значит, туда, наверняка позади здания есть место для машины и нет постоянно фланирующих прелестниц. Действительно, места были. Матвей припарковал громоздкую Омегу поближе к кустам, заглушил двигатель и спрятался за растительностью, оглядевшись и прихватив сумку с одеждой. Вроде бы тихо. Там, не теряя времени, сбросил пуховик прямо на землю, сверху - спортивные штаны, курточку и кроссовки, стянул кофту, снял ботинки, встал в носках прямо на сумку и расстегнул молнию ширинки. Сосредоточился, удерживая равновесие на одной ноге, потащил сначала одну штанину, потом, стоя на другой - вторую. По голым ногам потянуло холодом. Тут у стоящего рядом темно-бордового паркетника медленно поползло вниз боковое стекло, и из затемненной глубины машины раздался дребезжащий старческий смешок: