Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 33

Свитера, рубашки, футболки, толстовки и прочее тоже наличествовали. И со старых времен, и доченьки за отцовым гардеробом все же следили, хотя он практически им не пользовался - некуда было.

Примерив толстую хлопковую рубашку в синюю шотландскую клетку, синие же, слегка тертые прямые джинсы из старых запасов, на рубашку - купленный дочерью, добротный, в сине-серо-голубую с бежевым, горизонтальную широкую полоску на груди, из толстой качественной шерсти, с воротником стойкой на молнии, этикеткой с акулой и надписью "Paul&Shark" на груди, на ноги - высокие черные ботиночки, поверх свитера - коричневую кожаную куртку, Кузьмич глянул в зеркало и остался доволен увиденным. Подкрутив ус и подергав за неряшливо торчащую бородку, решил в том, как есть, не переодеваясь, немедля топать в упомянутую "Персону". Только захватил бумажник.

На улице было зябко, проспект продувался неприятно леденящим ветром. Бодро протопав мимо чиновничьего здания областной думы, Кузьмич подошел к салону и потянул на себя стеклянную дверь за сияющую, несмотря на пасмурную погоду, никелированную трубу входной ручки. Внутри оказалось уютно, тепло, ароматно и безлюдно. Некрасов кивнул неожиданно материализовавшийся ниоткуда очаровательной стройной блондинке, одетой во все белое, промычал про бороду и волосы, был немедленно подхвачен, раздет, словесно обласкан, усажен в кресло и укутан кардинально черной длиннющей мантией с кристально-белой манишкой. Кузьмич начал было объяснять, что ему, собственно, нужно, попытался подергать за бороду, но потом запнулся и отдался судьбе в виде не менее стройной, только еще более жгучей длинноволосой брюнетки, одетой во все черное. Над ним захлопотали под уютное негромкое бормотание, прикосновения к голове позабытых нежно-ласковых женских рук неумолимо усыпляли. Федор мысленно махнул на все рукой и расслабился.

Может быть, новая одежка фирменная повлияла, или сам Кузьмич нежданно стал красавцем хоть куда, так или иначе, но поработали над ним славно: черные, с сединой, густые и немного вьющиеся усы, сросшиеся с аккуратными бакенбардами, смеющиеся серо-голубые глаза. Бородка а-ля эспаньолка, только немного покороче, закругленная снизу, что ли. Даже брови изменились, вместо клочковатых пышных образований над глазами, было нечто строго очерченное, но не столь доминирующее. Общий облик напоминал то ли поп-музыканта, то ли государственного деятеля первых лет советской власти, то ли современного олигарха, имеющего настолько громадную кучу деньзнаков в купе с газетами, пароходами, самолетами, что мог позволить себе выглядеть несколько импозантно. В целом Федор существенно помолодел и замшелым стариканом более не выглядел. В окончании процесса "создания имиджа", как называла барышня-парикмахер стрижку Кузевой бороды и волос, ему предложено было сделать маникюр, как нечто обязательное и неотъемлемое, но клиент мягко и решительно отказался, пообещав - "непременно, в следующий раз". Кузьмич в общем остался доволен и денег потраченных совсем не жалел.

По пути домой существенно продрог и решил, что надо будет в поездку накинуть поверх что-нибудь более основательное. Уже дома, глянув на свои часы и еще раз испытав приятное ощущение смены собственного "имиджа", решил не переодеваться и, пользуясь образовавшимся свободным временем, задумался о формальной сути их с Матвеем действий. А ее, сути, не было. Не оформлена она была должным образом. А Фёдор, как никто, по собственной шкуре, знал о цинично-безжалостной природе деловых отношений в современном спортивном мире. Отрекомендует он Стрелка высоко сидящему Роману Владимировичу, выразит спортивный вельможа свое удовлетворение и приязнь в словесной, естественно, форме, и на этом роль Некрасова будет исчерпана. "Мавр сделал свое дело, мавр может уйти", - Шиллер об этом писал почти четверть тысячелетия назад, и мнением сумрачного немецкого гения пренебрегать не следует, а потому - надо бы поговорить с Матвеем на эту тему и, непременно, до высокого рандеву. Федор Кузьмич тотчас набрал номер подопечного, тепло поздоровался и оживленно, в краткой форме передал суть предстоящей встречи, договорившись подъехать к самому дому Матвея, чтобы прибыть на место встречи вместе, по пути обговорив необходимые моменты. Напоследок, спохватившись, добавил:

- Да, Матвеюшка, не подведи, одень что что-нибудь максимально приличное, но спортивное. Высокий дядька тебя будет смотреть, и в прямом смысле высокий - Романа Владимировича Господь ростом не обделил, и в переносном - чины имеет немалые, от встречи многое зависит, если не все. Ежели какие-то проблемы, не жди... не стесняясь и немедля, говори мне или звони, думать будем и исправлять. Как понял, приёёём? - засмеялся в трубку пришедший в отличное расположение духа Кузьмич.

***





Роман Владимирович Фененко сидел на заднем кожаном диване своей служебной Тойоты Камри и остро завидовал седокам сияющего черным лаком Мерседеса "S-класс", неторопливо катящегося в соседнем ряду. К сожалению, "Мерседес", по нынешнему служебному положению Рома, не полагался. Но очень хотелось. Ром по жизни своей делал карьеру, и во многом его мысли были заняты именно ей. Роман ехал домой, вернее, его вез персональный водитель, день выдался ненапряженный по времени, но не по наполнению, моментами было очень неприятно.

Вечером намечена встреча со старым приятелем, еще с тех, футбольных времен, и настроение было бы безоблачным, - Финенко любил перед старыми знакомыми немного похвалиться своим нынешним достижениями, - если бы не портили некоторые обстоятельства. В числе которых, увы, и отсутствие права на служебный "Мерседес". Но дело не только в этом.

У Рома намечались проблемы. Проблемы служебные, впрочем, других проблем у Финенко быть и не могло, на семью с достаточно давних пор он особого внимания не обращал, все шло как-то само собой, бытовых проблем тоже давно не намечалось. Финансовых? Денег, конечно, всегда не хватает, но проблем в их количестве Ром давно не замечал. Карьера и связанная с нею власть, вот что волновало Рома и являлось его единственной настоящей страстью. Все остальное неизбежно приходит вместе со властью, и количество благ всегда соразмерно с количеством имеющейся в руках властных полномочий. Конечно, футбол, как спорт, интересовал тоже, как же иначе? Успехи и неудачи родного спорта искренне волновали Романа, как же иначе? В отличие от многих спортивных функционеров Роман был бывшим профессионалом футбола, и это просто так не уходит.

Тем не менее, ситуация развивалась так, что как бы его нынешнее кресло не зашаталось, не поплыло, а он ведь выше, гораздо выше метил. В зампреды, а то и в президенты одного из многочисленных футбольных союзов. А их было немало: российский, премьер-лиги, да и московский неплох. На его долю хватит. Одного Общества и всего лишь департамента в союзе Рому было маловато, амбиции требовали большего. Несмотря на то, что сегодняшнее заседание союза было посвящено совершенно посторонней фененковской "епархии" теме, тем не менее, по Рому и его "успехам", точнее, не конкретно по нему - по направлению, им курируемому, - сам председатель, непонятным образом попавший на это, в общем-то рядовое заседание, изволил лихо проехаться, причем с неприкрытым неудовольствием. Опечалило это Рома, озадачило и пригорюнило.

Впрочем, не в первый раз, проходили и не такое. Все же это футбол, а не плановое производство, у нас в футболе есть место случаю и удаче. И не просто есть место, а во многом этим всё и определяется, вот как. Так что переживем, конечно, но хотелось бы пережить с наименьшими потерями, а то и с прибытком.

С Нестеровым Ром был знаком еще со времен пламенной футбольной юности. Еще бы, столько лет в одной команде, причем непосредственными партнерами. Ром играл под Кузей в опорной зоне, иногда, впрочем, мог занять место и центрального защитника. Да и силового плана полузащитник из него был неплохой, если не больше - очень хороший. С Кузей конечно не сравнить, Кузь у нас всегда звездой числился, но и Ром был известен ясным видением поля, неплохой подачей, дальними пасами и игрой на втором этаже, чему способствовали его рост, прыгучесть и телосложение. Но это в прошлом. Увы. Хотя и сегодняшняя деятельность доставляла Рому немало поводов к гордости. Власть, влияние, связанные с ними блага, что скрывать, и деньги, тешили его самолюбие не в меньшей степени, чем его былые футбольные успехи.