Страница 5 из 27
Ульяна крепко зажмурилась, отсчитывая, сколько раз благожелательный женский голос в динамике повторит свое коронное «Осторожно, двери закрываются», – после девятого нужно было выходить.
Москва встретила ее бьющим в лицо промозглым ветром. К ботинкам тут же пристал сморщенный грязный лист. Уля брезгливо откинула его в сторону, пробегая вниз по переходу. На часах зависло тревожное «шесть пятьдесят два».
Ровно через восемь минут толстый и усатый Станислав Викторович покинет свой кабинет, сделает пару шагов коротенькими ножками и без стука войдет в запыленную комнату архива. А значит, Ульяна уже должна будет сидеть там, напряженно всматриваясь в светящийся таблицами экран монитора. Тогда он постоит на пороге, тяжело дыша через широкие ноздри, впиваясь туповатыми глазками в ее сгорбленную фигуру, и уйдет, чтобы завтра повторить все сначала.
Уля прибавила шагу: голова чуть заметно кружилась, к горлу подступала тошнота. Списать бы на обычную слабость, голод, плохую погоду и дурное настроение, но это все был наивный самообман. Ульяна знала, что означают дрожь в ногах и мир, мягко уходивший в сторону, когда она пыталась сфокусировать взгляд хоть на чем-то, кроме собственных ботинок.
– Не думай. Не думай. Не думай, – принялась шептать Уля, стискивая кулаки. Только не сегодня, не в день, когда Фомин ждал от нее отчета по месячным контрактам их страховой конторы. То, что ее, умевшую видеть чужую смерть, взяли работать именно туда, вызывало приступы плохо контролируемого истеричного хохота, который Уля сдерживала, нервно подрагивая уголками губ. Но выбирать не приходилось: мало кому нужна неумеха, у которой на руках всего лишь аттестат из школы и мятая бумажка о трех прослушанных филологических курсах. Все должности, подходившие ее миловидной мордашке, отметались из-за частых и близких контактов с клиентами. Как ей предлагать новую модель телефона в салоне, если она боится поднять взгляд на покупателя: вдруг увидит, что телефон ему уже не пригодится? Или приносить кофе влюбленным парочкам, в ужасе дрожа от картины их скорой кровавой гибели?
Оставалась еще работа на дому, но прокормиться ею не выходило. Потому по вечерам Ульяна бралась кропать легкие курсовые работы на стареньком, купленном в рассрочку ноутбуке, а утро встречала, сидя за схемами под пристальным взглядом Станислава Викторовича.
– Сафонова, в шесть я жду от тебя отчета, – гаркнул он, переступая порог ее кабинета. – И чтобы не как в прошлый раз, а четко, точно и без опечаток, ты меня поняла?
Его толстый, как сарделька, палец грозно навис над Улей. Она вздрогнула и оторвалась от экрана. Смотреть в мутные глаза начальника она не боялась. Его смерть нахлынула на нее в третий рабочий день. Они столкнулись в узеньком коридоре, отделявшем офис от общего туалета. Секунда замешательства – и Улю накрыла травяная горечь, мгновенно смывая и вид потертых стен, и луковый запах мужского дыхания.
Она увидела, как постаревший, еще сильнее обрюзгший Фомин сидит в кресле у телевизора в темной маленькой комнатке. Его босые толстые ноги в домашних тапочках мерцают в отсветах сменяющихся кадров программы. Особенно запомнились грубо вывернутые вены на лодыжках. Пока она с отвращением рассматривала их, Станислав Викторович захрипел, хватая воздух ртом, рука его взметнулась к горлу, а багровые щеки вдруг сделались синими. Он забился в кресле всей тяжестью тела, а после завалился на ручку и обмяк.
Когда Ульяна пришла в себя, Фомин неодобрительно смотрел на нее из-под кустистых бровей.
– Беременных увольняем сразу, так и знай, – пробурчал он, протискиваясь мимо.
Уля еще немного постояла, провожая его взглядом. Она была бы не прочь увидеть в этих водянистых глазках страшную и мучительную гибель от своих собственных рук. Но вместо этого Фомин проживет еще много лет, жирея и издеваясь над подчиненными. Мир вообще не отличался справедливостью.
Весь день Уля неотрывно щелкала по скрипящей клавиатуре, подбивая столбики и строки, заполняя ячейки и выводя по ним графики. Нудная работа успокаивала нервы. А осторожные пробежки до общей кухни не давали уснуть окончательно.
Маленький закуток, где скрывались чайник, кофемашина и вазочка с бесплатным печеньем, Уля считала самым главным плюсом этого бестолкового места. Запертая в архиве, она старалась не встречаться ни с кем из других сотрудников, лишь изредка кивала им в коридоре.
Они же, занятые клиентами, от кошельков которых зависели их собственные премии, не стремились сближаться с угрюмой, пропахшей пыльными бумагами девушкой. Это было вторым плюсом.
Когда серый день за окном начал неотвратимо превращаться в сумерки, Уля отправила в печать готовые страницы отчета. Еще теплые, они приятно согревали мерзнущие ладони. Ульяна торопливо прошлась по коридору до кабинета Фомина и постучала. Дверь приоткрыла дурно накрашенная секретарша Аллочка. Она хищно улыбнулась – на передних зубах остались следы от помады.
– Тебе чего?
– Отчет. Для Фомина, – отрывисто ответила Ульяна, глядя чуть выше Аллочкиного плеча.
– Давай сюда. – Секретарша схватила странички и проворно втянула их в кабинет, потом окинула Ульяну еще одним презрительным взглядом и захлопнула дверь.
Изнутри донеслись приглушенный мужской голос, ответ Аллочки и грудной смех.
Уля равнодушно пожала плечами и пошла к себе. Старенький экран «Нокии» показывал три минуты седьмого – самое время ехать домой. Обратная дорога всегда давалась легче. Уля выходила из офиса, оставляя за спиной приземистое сырое здание, пронизанное искусственным дневным светом трескучих ламп, и шагала по переулку до станции. Ближайшая электричка приходила к десяти минутам. Обычно Уле хватало времени, чтобы миновать мрачные подворотни, взбежать по ступенькам перехода и проскочить в двери вагона перед тем, как они захлопнутся. Следующий поезд прибывал только в восьмом часу. Когда вечер складывался неудачно, Уле приходилось топтаться на перроне, грея руки о стаканчик кофе из автомата, и ждать еще час.
Сегодня все шло наперекосяк: Ульяна неслась по чужому двору, постоянно натыкаясь на мамочек с колясками и медлительных старух. Один-единственный светофор на ее пути долго отсчитывал секунды до зеленого человечка, а неудачно смятый билет никак не хотел проходить контроль.
Когда она, запыхавшаяся и злая, выскочила на перрон, красные огоньки уже вовсю мерцали, в унисон с женским голосом из динамика оповещая: «Двери закрываются». Последним рывком Уля подалась вперед, понимая, что не успеет. В кармане одиноко звенела мелочь, которую надо было потратить на ужин, а не на противный, но горячий напиток для опоздавшего на поезд неудачника. Двери противно лязгнули и потянулись навстречу друг другу, когда тонкая, изящная ручка схватилась за одну из них, а наружу высунулся носок глянцевого, чуть зеленоватого сапога.
Не веря в свою удачу, Ульяна заскочила в вагон, двери тут же захлопнулись, поезд дернулся и поехал. За грязными стеклами медленно поползли московские дворы. Унылые, осенние, чужие. Ульяна с трудом оторвала от них взгляд и огляделась. В тамбуре, глубоко затягиваясь тонкой сигаретой, стояла девушка, закутанная в мягкое, великоватое ей пальто. Она поглядывала на Улю блестевшими в полутьме глазами и улыбалась, как старой знакомой.
– Уж если нарушать правила, так по-крупному, – сказала она, покачивая тлеющей в длинных пальцах сигаретой. – Задержала отправление и курю в тамбуре.
Девушка хохотнула, туша окурок, достала из кармана пушистые темно-зеленые варежки и в упор посмотрела на Улю.
– Только осень началась, а руки мерзнут, – зачем-то объяснила незнакомка. – Пойдем? – И шагнула в вагон.
Ульяна наблюдала за ней, словно завороженная. Лучше было бы уйти. Дождаться остановки поезда на следующей станции и забежать в соседние двери. Но уверенный взгляд девушки, плавность ее движений, аромат духов и хрипловатый голос заставили Ульяну послушно последовать за ней и сесть напротив.
В вагоне было подозрительно малолюдно – пара уставших, замотанных женщин с тяжелыми сумками, лысый мужик в спортивной куртке, спящий в углу бездомный старик да еще парочка, страстно целующаяся у тамбура. Ульяна могла прислониться носом к любому окну, спрятаться от всех. Но вместо этого она не отрывала глаз от девушки.