Страница 10 из 13
Мимо скамейки прошла мамаша с розовой коляской. Я отпил первый глоток и улыбнулся вослед. Все же в садово-парковом алкоголизме есть своя прелесть: свежий воздух, новые лица, пение птиц. Телефон зазвонил на третьем глотке.
– Тема, я весь изъерзался в ожидании. – Теперь Сашин кашель меня раздражал. – Ты где, старик?
– Скоро буду, Саш. Еще чуток терпения.
– Не вопрос, старина, не вопрос, – Саша вновь принялся харкать в трубку.
– Может, сигарет подвезти? – проявил я заботу.
– Если несложно, возьми пару пачек синего «Винстона». И заранее благодарю, Темочка.
Следующий звонок раздался на экваторе бутылки.
– Тема, ну куда ты запропастился? – Саша казался сердитым.
– В дороге, Сань. За сигаретами заезжал.
– Я тебя понял. Жду, жду, дорогой. Интервью будет – просто охереешь.
– Верю, Санек.
Через полчаса Саша был уверен, что я с детства обязан возить ему шаурму с «Белугой».
– Тема, ну что за херня? Ты где, Тема? – хрипел в телефон Александр.
– В мыслях, Саш.
– В мыслях?! Ты не в такси, а в мыслях?
– Ага. Скажи мне, Саша… а она красивая?
– Кто она, блядь?!
– Женя Тимьянек. Журналистка, на которую у тебя встал. Тебе было с ней хорошо?
Саша взял паузу. Она была затянутой, но он не играл:
– Хорошо мне было бы с шаурмой и водкой, Тема. А с Женей… с ней так же херово, как и с тобой. Какая же ты сука, Тема…
Трубка замолчала. Больше Саша не звонил. Но стоит мне подойти к небольшому кафе, в котором продают восточный фастфуд, как я сразу вспоминаю шаурму с «Белугой».
Хризантемы
Я покупаю семь пышных фиолетовых цветков. Завтра подарю Свете. В эфире заиграет The Best от Тины Тернер, и появлюсь я с хризантемами. В белой льняной рубашке, синих льняных брюках и мокасинах голубой замши. Будет сюрприз. Света растрогается, скажет, как тяжело уходить с радиостанции на телевидение, и поцелует меня в щеку. Признается в любви к тем, для кого работала два этих года, и низко поклонится коллегам. Слушательница Вера Павловна из Люблино увлажнит дряблые щеки. Физик Вадим из Питера прокартавит, что трудно будет прожить без переливов Светиного смеха. Наверняка эта парочка пробьется в эфир. Идиотам это удается много чаще нормальных. Да и где они, эти нормальные?..
Обязательно пришлет несколько СМС Аслан. Он пишет одно и то же. О том, как счастлив слышать голос моей соведущей. О том, как часто рассматривает ее фото. По надрыву чувствуется – онанирует. Аслана легко узнать и без подписи. У него не бывает слов без ошибок.
О выщербины асфальта ударились первые капли дождя. Светофор на переходе мигнул зеленым. Откуда-то слева донесся неприятный скрежет, а сразу за ним собачий лай. Посередине дороги сидел грузный мужчина в белой майке-алкоголичке, клетчатых шортах и бассейновых тапочках. Рядом трясся испуганный джек-рассел. Кинологическая романтика. Выйти пьяным и полураздетым, чтобы выгулять любимого пса. Чуть поодаль лежал на боку мотоцикл класса «турист». С огромными багажниками и мощными колонками, раздающими риффы ZZ TOP. Мотоциклист – на вид чуть больше пятидесяти – отряхивал джинсы, тер бока своего вишневого красавца и повторял «ептыть». Хозяин джек-рассела тоже повторял «ептыть». Захотелось вручить фиолетовые хризантемы байкеру. Алкоголик с четвероногим другом решил перебежать дорогу, где этого делать нельзя. Глаза алкоголика были залиты не только дождем – мотоцикла он не увидел. Завтра в эфире расскажу, как у ворот Ботанического сада Безумный Макс чудом спас жизнь Афоне и Майло.
Эфир получился комканым и скучным. Таким же безликим и серым, как бумага-промокашка. Купив тетрадь, мы промокашку сразу же выбрасывали. И этот эфир можно было точно так же выбросить в невидимое помойное ведро. За полчаса до финала решил разыграть майку с лицом Элиса Купера. Элис на ней хорош: вампирская металлокерамика, пропитанная бутафорской кровью рубаха, глаза цвета кожицы спелого огурца. Я задал конкурсный вопрос, и Света прикусила губу. Потом резко выдохнула:
– Сегодня я буду говорить только правду. – Я в это не поверил. – Ведь все было очень и очень сложно. Это сейчас мы сильны, успешны, интересны радиослушателям. И я подчеркну… Мы лучший коллектив из всех, кои мне довелось видеть. Многие знают, как два года назад со станции ушел Андрей Горенко. Ушел со скандалом. А с Андреем ушли многие. Ушли почти все. Мы остались вдвоем – я и Юра Царев. Представляете, что такое остаться вдвоем? Именно за это Горенко назвал нас ссученными предателями. На всю Москву так назвал. Обидно? Да, безусловно. Но мы не дрогнули. Здесь мы с Юрой ели, здесь спали, здесь делали наше любимое радио. Помню, как набирали новостников… Это и забавно, и грустно. Игоря Лутовинова взяли буквально с улицы. Натурально взяли с улицы. Помню, как Игорь пришел на собеседование. Несуразный такой, испуганный, абсолютно не готовый, с запашком спиртного, – усмехнулась Света. – Видимо, принял для храбрости. И, если честно, то он мне сразу не понравился. Я отказала. А через мгновенье посмотрела в его глаза, увидела бездну печали и тоски и взяла. Взяла и не пожалела. Валентина Гырбу, один из наших продюсеров… Наша умница-молдаваночка. Девочка, которая из грязи да в князи. Валечка ведь до нас работала на телефоне салона интим-услуг. Она и не скрывала. Прямо с порога сказала: «Помогите вырваться из этого кошмара! Я всю жизнь мечтала о радио! Нет сил больше на проституток и сутенеров смотреть!» Прямо с комсомольским запалом сказала. Жалко стало девчушку. И я ее тоже взяла…
За стеклом звукорежиссерской скапливался редакционный люд. Было видно, как с губ Вали Гырбу срываются слова не для эфира. Света продолжала:
– …Так и собирался по крупинке наш дружный коллектив.
– Та-а-к, ну что там у нас с розыгрышем маечки? – мне хотелось спасти ситуацию. – Нет пока правильных ответов. К сожалению – нет. Будьте активнее, уважаемые радиослушатели!
– Да ладно тебе с этой маечкой. Подаришь кому, если что. Друзья, вы не представляете, что у меня сейчас на душе творится… Меня всю разрывает от грусти. Ларочка Самойлова – наш корреспондент. Героическая девочка Ларочка. Приехала к нам издалека, из Омска. А там осталась семейная драма. Там отец-алкоголик парализованный остался, больная мать на трех работах, брат с синдромом Дауна и дедушка-инвалид. Ларочка в Москву рванула. Нет, не от проблем рванула, не от родни. Рванула, чтобы пробиться, чтобы помогать кровинушкам своим. И помогает. И скучает по дому.
Из аппаратной напомнили о времени газетных заголовков. За стеклом стояло уже человек двенадцать. Для комнаты, с трудом вмещающей пятерых, – много. В глазах некоторых ребят застыл ужас. Казалось, сквозь стекло неслись запахи табака, парфюма и пота. Света читала про иранскую ядерную программу, пожар на водохранилище и трех новопреставленных байкерах из Костромы. До финала передачи оставалось десять минут. Прозвучала рекламная перебивка. Сразу за ней вступление композиции The Best. Я появился из-за спины Светы и, чмокнув ее в щеку, вручил хризантемы. Назвав меня «мой хороший», Света расплакалась. Пела Тина Тернер, плакала в микрофон Света, блуждала идиотская улыбка по моему лицу. Вот и все. Разыграем маечку, примем пару-тройку звонков от радиослушателей и уйдем на выходные.
– Светочка, конечно же, все понимают, как тебе сейчас нелегко, – штампанул я. – Но тебя ждет новый вызов, новый трамплин. И я верю, что ты взлетишь, и взлетишь очень высоко.
– Ты прав. Но я договорю о том трамплине, по которому скользило наше радио. О высоком, опасном трамплине. Хочу сказать несколько слов о своих соведущих… О тех, с кем мне довелось вести эфир. Был Василис Торосидис, был Саша Ковальский, теперь вот ты, Артем. Но сильнее всех был и остается Андрей Горенко. Равных ему нет…