Заблудившийся рассвет

…В конце зимы из лексикона студентов почти исчезли такие слова, как «медресе», «Хусаиния», «шакирд»… Знаменитые купцы и промышленники Хусаиновы много лет были известны как щедрые татарские меценаты, на средства которых, в частности, было построено трёхэтажное здание высшего медресе. Здание возведено из пород горного камня, отшлифованного и плотно пригнанного лучшими мастерами-татарами, и давно стало уже визитной карточкой мусульманской части Оренбурга и, конечно, одним из лучших архитектурных строений города. В годы гражданской войны всё имущество баев было реквизировано «в пользу революции», такая же судьба постигла «Хусаинию». Впрочем, ходили слухи, что Хусаиновы добровольно передали советской власти здание медресе. А как же иначе… Попробовали бы они не отдать «добровольно»… «Верно… Но это не совсем так! Не всё так просто!» – вспомнились вдруг слова незабвенного хальфы Мифтаха…

Здание медресе объявили губернской собственностью, а вместо надписи «Медресе «Хусаиния» появилась табличка «Восточный институт народного образования». Когда Оренбург объявили столицей новосозданной Казахской АССР, Институт разделили на разные национальные факультеты: казахский, татарский, башкирский и другие. Самой интересной была аббревиатура Казахского института народного образования – КИНО.

Испокон веков татары называли учеников медресе шакирдами. Это слово тоже не понравилось новым властям, и они выкопали откуда-то слово «студент». Хочешь не хочешь, а пришлось шакирдам переделаться в студенты.

Конец февраля… Насколько жаркое в этих краях лето, настолько сурова зима. Трескучие морозы. Жуткий холод. Здание института отапливалось скупо, студенты мёрзли и даже спали, не раздеваясь. Мылись в лучшем случае раз в месяц. Выглядели бледными, унылыми, похожими друг на друга мучениками… Власти придумывали один лозунг краше другого, но вывести страну из нищеты не могли. Зато ежедневно устраивались собрания или вечера, на которых чаще всего произносились загадочные слова «военный коммунизм» и «новая экономическая политика». Каждый раз, услышав эти слова, Саттар наклонялся к Ахметсафе и шептал ему в ухо: «Верно!..Но не совсем так!»… Поговорка Мифтаха хальфы стала уже их поговоркой.

Народ катастрофически быстро нищал. Прежние баи и середняки один за другим превращались в безземельных босяков. Теперь все действительно стали равны и стремительно пополняли бедноту, которая, как известно, являлась «опорой советской власти». Стало быть, и мировая революция не за горами…

В студенческом общежитии было стабильно холодно. Ахметсафа помогал решать математические задачи пареньку из города Илек Зиннату Абдрашитову. Зиннат почему-то поздно включился в учебный процесс и сейчас навёрстывал упущенное. В довершении ко всему ему не давалась математика, и парня определили во второй класс подготовительного курса, где учился и Ахметсафа, взявший парня под свою опеку. Впрочем, Зиннат был весьма старательным, прилежным учеником. Когда другие пытались как-то согреться, то есть затевали шутливую потасовку или заворачивались в тощее одеяло, высунув кончик носа, Зиннат упорно сидел за уроками, не обращая на других никакого внимания. Не всем это нравилось, и первым своё неудовольствие выразил Мазит, высокомерным голосом принявший поучать «школяра»:

– Слушай, быр-рат! Не принимай мои слова близко к сердцу, но у нас, понимаешь ли, институт, а не какое-нибудь сельское медресе. Какой же ты студент, если не можешь решить простейшую задачку? Так не пойдёт, не пойдёт!..

Увидев подошедшего к ним Фатыха Сагитова, не менее высокомерного и надменного, чем он сам, но, в отличие от него, умеющего говорить сквозь зубы с каким-то пренебрежительным выдохом, Мазит патетически воскликнул:

– И зачем на таких невежд тратят государственную казну?

После чего он опустил с небес свой гордый нос и вновь ткнул его в замызганный воротник своего истасканного тулупа. И вовремя, не то его самого подняли бы на смех, поскольку математика у него «хромала» ещё сильнее, чем у Зинната. Фатых Сагитов, по-своему обыкновению, не спешил начинать речь. Включать своё красноречие имело смысл лишь при наличии достаточного числа зрителей и слушателей. При отсутствии свидетелей его блистательного таланта Фатых даже не удостаивал ответом спросившего, а лишь презрительно фыркал и выходил из комнаты или обидчиво зарывался в одеяло. На этот раз все обитатели комнаты были в сборе. Значит, надо снизойти до них…

– Татар издавна губили невежественные муллы, а теперь на смену неграмотным муллам готовят таких вот зиннатов! – при этом он обвёл многозначительным взглядом всех находившихся в комнате: и Ахметсафу, и Сагита, и Абдуллу Амантая, и Саттара, и Аптери… Ему доставляла невыразимое удовольствие возможность прилюдно унизить упорного в учёбе Зинната, щёлкнуть его по лбу словечками типа «безмозглый», «невежда», «глупец с высохшими мозгами!»…

Когда его укоряли в невежестве, Зиннат краснел как варёный рак и ещё упорнее вцеплялся в книги, порою пропуская даже ужин.

После очередной «головомойки», устроенной Фатыхом бедному Зиннату, Ахметсафа подошёл к обиженному и сел рядом с ним. Щёки Зинната, втянутые от недоедания, по-прежнему горели от стыда и гнева… На ресницах нависли слезинки… Он не обратил особого внимания на подсевшего к нему Ахметсафу, прекрасно зная, что этот каргалинский джигит тоже горазд на шутки и насмешки. Зиннат даже как-то съёжился от ожидаемой колкости, думая, вероятно, что хватит с него и Мазита с Фатыхом, и, отложив в сторону книгу, хотел убежать из комнаты подальше от насмешников, но в последний момент почему-то передумал.

Оказалось, что Ахметсафа вовсе не думал насмехаться над студентом, а напротив, постарался ободрить его:

– Дустым! Друг мой! Ты уже по многим предметам догнал нас, молодец! Браво! А что касается математики… Давай сделаем так: я тебе помогу по математике, а ты подтянешь меня по русскому языку. Идёт?..

Зиннат радостно улыбнулся и доверчиво посмотрел на Ахметсафу. Поняв, что этот коренастый голубоглазый крепыш не шутит, он снова расплылся в улыбке и обнял нежданного помощника.

– Значит, по рукам?

Узкая, съёжившаяся от постоянного холода ладошка Зинната утонула в широкой ладони Ахметсафы.

– Да я из тебя настоящего уруса сделаю! – воскликнул Зиннат. – Я ведь рос вместе с русскими мальчишками. Так что по-русски болтаю свободно.

Удовлетворённый заключённым соглашением Ахметсафа покосился в сторону Фатыха, уже навострившего слух и удивлённо приподнявшегося со своей лежанки, и подмигнул Зиннату:

– Давай, Зиннат, утрём нос надутым индюкам! Пусть знают своё место. Пусть остаются блохами, греющимися в складках своих тулупов, а мы с тобой как были, так и останемся людьми.

Однажды в их комнату заявились заместитель директора института по политико-воспитательной работе Загид Шаркый, ответственная за проведение литературных вечеров Айша Мухаммедова и её подружка Загида.

Увидев вошедших, Ахметсафа тут же вскочил со своего места. Естественно, что его в первую очередь взволновало появление Загиды. Не видя никого, кроме неё, он смущённо произнёс:

– А мы тут… уроки готовим…

Айша звонко рассмеялась.

– Да?.. А мы-то думали, вы в бабки играете…

Она объяснила Загиду Шаркыю:

– Наш Ахметсафа круглый отличник. Кроме того, он оказался хорошим педагогом: решил сделать из Зинната великого математика. Когда-то Зиннат сильно отставал по успеваемости, а сейчас с помощью Ахметсафы норовит уже и нас обойти. Правда, Загида? – лукаво обратилась она к подружке. Загида не успела и рта раскрыть, как Шаркый покровительственно похлопал Ахметсафу по плечу:

– Браво, парень! Молодец! Я искренне рад, что вы помогаете друг другу в учёбе.

Не спрашивая разрешения, он стал листать тетрадь Зинната.

– М-мда… Непростые задачки решаете, – одобрительно сказал он. – Молодец, товарищ Давлетъяров.

Слово «товарищ» прозвучало настолько чуждо и в то же время настолько лестно, что Ахметсафа невольно ощутил себя на голову выше остальных. Он незаметно взглянул на Загиду, которая по-прежнему стояла, застенчиво потупив глаза.