Страница 14 из 30
Я кивнул головой и перекрестился.
– Лево руля!
Услышал я крик Питера и резко повернул штурвал налево. Корабль, скрипнув мачтами и такелажем, юркнул влево. А двенадцать смертоносных фонтанов взметнулись с правой стороны. Новый всплеск радости на нашем судне.
– Молодец, Перейра! – кричал мне Ван Хайден.
– Эй, Диего! – закричал мне Бенито. – Если в нас не попадут, я, пожалуй, поставлю тебе кувшинчик вина в ближайшем порту!
– Ох и скряга же ты, Бенито! – вопил Доменико. – Диего, бочонок с меня и еще баранья нога!
– Готовься, Перейра! – закричал голландец.
– Всегда готов, как карп на сковородке! – прокричал я в ответ.
После двух удачно проведенных маневров мною овладел азарт игрока. Страх отошел на второй план, его место заняла бесшабашная удаль кандидата в покойники.
Игра со смертью продолжалась.
– Право руля! – донесся до меня крик Ван Хайдена.
Я повторил маневр, и третий залп англичан угодил в воду, вызвав новый приступ ликования нашей малочисленной команды. Ставки мои росли. Жадный Бенито уже сулил мне бочонок отменного тосканского вина. Доменико обещал меня поить до самой смерти.
– Еще немного осталось! – прокричал мне Ван Хайден. – Еще пару-тройку залпов, и мы выйдем из зоны обстрела.
Но залпов больше не было. Англичане прекратили вести залповую стрельбу и открыли по нам беглый огонь. Орудия стреляли поочередно. Заканчивали стрелять последние, а первые уже были перезаряжены и снова открывали огонь. Стрельба велась без перерыва, и предугадать, куда ляжет очередное ядро, было невозможно. Оставалась надежда на мое мастерство рулевого и на удачу. Я отчаянно крутил штурвал влево, вправо, опять вправо, влево. Бриг вилял, кренился из стороны в сторону, выписывал немыслимые зигзаги, словно заяц, удирающий от погони.
Расстояние между нами и шхуной увеличивалось. Мои товарищи по несчастью, как могли, подбадривали меня.
– Давай, Перейра! Давай, Диего! Еще немного осталось!
Ядра сыпались градом, поднимая тучи брызг. Вода вздымалась, пузырилась и пенилась, казалось, что еще немного, и она закипит.
Одно из ядер пролетело над моей головой, обдав меня смертельным холодком. Оно пробило косой парус на грот-мачте и плюхнулось впереди корабля, взметнув очередной фонтан. А еще через мгновенье раздался треск, и фок-мачта, перебитая другим ядром, переломилась, словно срезанная бритвой, и стала падать в сторону левого борта.
– Берегись, Бенито! – что было силы, заорал я.
Но в этом шуме и грохоте он не услышал меня. И тут же громадное тридцатиметровое бревно, бывшее когда-то мачтой, всем своим весом обрушилось на него. Бедняга не успел даже вскрикнуть. Удар был настолько сильным, что голова его треснула, как перезрелый арбуз. Кровь брызнула в разные стороны, окрашивая светлые доски палубы в алый цвет. Из трещин в голове на палубу медленно и тягуче вытекали серые мозги. Корабль еще раз тряхнуло, и к моим ногам подкатился какой-то шарик, ткнувшись в мой сапог, он остановился. Это был глаз Бенито. Своим черным зрачком он вопросительно уставился на меня. Я содрогнулся и поежился. Вспомнилась недавняя похвала Родригеса, отпущенная Бенито: «Глаз – алмаз». А теперь этот «алмаз» лежал у моих ног, а сам Родригес уже кормил рыб в океане. Как все зыбко в этой жизни.
Упавшая мачта разрушила часть бортового ограждения и накренила наш бриг набок. Она была больше, чем наполовину в воде и замедляла ход судна, очень мешая мне маневрировать. Доменико и Ван Хайден, вооружившись топорами, уже рубили канаты, державшие мачту. Освободившись от крепежа, тяжелая мачта медленно стала сползать в воду, увлекая за собою изуродованное тело бедняги Бенито.
Вдруг раздался сильный взрыв, треск обшивки, корма подлетела вверх, а судно клюнуло носом, едва не зачерпнув океанской воды. Не удержавшись на ногах, я перелетел через штурвал и грохнулся на палубу. Недалеко от меня лежал Ван Хайден, а чуть поодаль Доменико. Первым опомнился голландец.
– Что это было, Перейра? – закричал он мне.
– Похоже, что эти гады в нас попали, – ответил я, поднимаясь на ноги.
Ван Хайден выругался, вскочил и, прихрамывая, побежал к корме. За ним последовал и Доменико. Они, перегнувшись через ограждение, что-то рассматривали внизу, при этом быстро жестикулировали.
Англичане еще продолжали стрелять, но ядра уже падали позади нашего судна. Мы вышли из зоны поражения их пушек. Через несколько минут голландец и испанец подошли ко мне.
– Что там? – спросил я.
– Ерунда. Пробоина в борту выше ватерлинии. Мы с Питером ее быстро залатаем. Там работы на час.
– Так-то оно так, – задумчиво проговорил Питер. – Но там еще руль пострадал. Его практически нет. Огрызок какой-то остался.
– Не может быть! – воскликнул я и крутанул штурвал из стороны в сторону.
Корабль слабо реагировал на мои команды.
– Да… – я почесал затылок. – Плохи наши дела. По спокойной воде доползем до берега. Сейчас посмотрю карту и составлю маршрут до ближайшей земли. Только бы шторма не было.
Мы втроем с тревогой посмотрели на темнеющее небо.
– Да что там шторм! Из такой передряги выбрались, врагу не пожелаешь. И ничего, живые и здоровые. Плевать на шторм. Один только Перейра пострадал.
– Ты, что, несешь, Доменико? Я в полном порядке.
– Ты в материальном смысле пострадал, Диего. Не получишь ты теперь бочонок вина от Бенито, – врач радостно захохотал. – Бенито – жадюга. Он лучше на дно пойдет, чем хорошему человеку вина поставит.
Шутка была плоской, как доска, но он так заразительно смеялся, что мы с Ван Хайденом не выдержали и захохотали вместе с ним.
– Ага, жадюга он! – кричал сквозь смех Ван Хайден. – Это он специально башкой об мачту треснулся, чтобы денег на вино не тратить!
– Так это он мачту сломал?
– Он! Он! – сквозь хохот, вместе закричали мне Питер и Доменико.
– А я думал, ядро!
Меня корежило от смеха, и я по штурвалу сполз на палубу, давясь от хохота.
– А руль от корабля тоже он?
– Это он! Бенито! Он! Жадюга! – кричали мне мои товарищи, катаясь по палубе и дико хохоча.
Это было похоже на коллективное помешательство. Мы валялись по палубе, держась за животы. Вместо хохота из наших глоток вылетали какие-то стоны, хрюканья, бульканье и прочая дичь. Эта оргия продолжалась минут пять. Вероятно, нам требовалась эмоциональная разрядка после всех наших смертельно опасных злоключений. И мы получали ее.
Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Мы лежали на палубе, глядя, как по небу быстро бегут облака, словно боясь опоздать куда-то. На душе было пусто и холодно.
Ван Хайден встал с палубы и будничным голосом произнес:
– Пойдем, Доменико, заделаем пробоину в корме. Диего, за штурвал и смотри в оба.
Я кивнул и поднялся на ноги. Голландец помог встать нашему эскулапу.
– Ты, Перейра, не переживай, я свое слово держу, – весело проговорил испанец. – До самой твоей смерти буду тебя вином поить!
– Погоди, Доменико, а если Перейра дольше тебя проживет? – спросил Ван Хайден.
– Исключено. У меня хорошая наследственность. В моем роду все долгожители.
– Ладно, долгожитель. Пошли немного поработаем.
И они ушли в трюм.
А через два часа начался шторм. Внезапно задул резкий северо-восточный ветер. Небо затянулось тяжелыми свинцовыми тучами. Сумрак черной вуалью покрыл океан. Редкие всполохи на мгновенье освещали мертвенным светом контуры туч и верхушки волн. Приближалась гроза. Волны становились все выше, круче и злее. Они словно свора бешеных псов налетали на наш бриг, стремясь растерзать свою добычу. Наша крошечная команда отчаянно билась с этой стихией, стремясь во что бы то ни стало сохранить свой корабль, а, стало быть, и свои жизни.
Я изо всех сил крутил штурвал, стараясь удержать бриг носом к волне, ни в коем случае не встать к ней боком, иначе мощная волна перевернет наш корабль. Только носом, а иначе конец!
Стало совсем темно, поскольку наступил отнюдь не добрый вечер, суливший совсем не спокойную ночь. Ван Хайден и Доменико зажгли масляные фонари, освещавшие дрожащим светом небольшое пространство вокруг себя.