Страница 12 из 20
«Тпруу, сэр Майкл. Не вздумайте ненароком брякнуть про козыри с джокерами – и без того у леди Анны вид задумчивый до томности. Не перегрузить бы…»
– А вот теперь давай, матушка, прикинем, кто может угомонить ратнинских дударей.
– Не знаю, Мишаня… – Анна задумалась. – Кто над ними власть имеет, я не знаю. Но, – она вскинула голову и презрительно скривила губы, – в Ратном быстро посчитают цену горшков, которые они хотят побить… об свои головы… Дураков там, конечно, хватает, но и осторожных – тоже: за Пименом-то не так уж и много народу пошло, хотя Лисовинов многие не любят.
– Значит, договариваться сюда приедет человек осмотрительный, у которого хватило ума не ввязываться в бунт. То ли Пимену со товарищи не слишком доверял, то ли не надеялся, что они верх возьмут – нам-то какая сейчас разница? Важно то, что слово его в Ратном имеет вес, и немалый – пустобреху такое дело не доверят.
– Да, пожалуй, ты прав… Вот только кто это у нас в Ратном такой?.. – Анна замялась, подбирая точное слово.
– Вот и посмотрим, кто договариваться приедет. Можно было бы предположить, что воевода приедет, но если я прав, он им такого подарка не сделает. Они бы, может, и рады, чтобы сотник сам свои терки с внуком решал, но ляп их, и Корней погонит их самих разгребать. Да ещё и открыть кой-кого из своих людей. Так что днями ждём гостей.
«Ну вот, сэр, и определились с ближайшей перспективой. Перебирать сейчас персоналии бесполезно, все равно не угадаем».
– Встретим как положено, Мишаня, не сомневайся. Мне уже сказали, что к плотникам семьи приехали; ратнинцы, небось, их сегодня на руках носят. Пусть, людям хоть немного радости не помешает, а то уж больно много смертей…
– Да, давно в Ратном столько народу за раз не хоронили… – Мишка помолчал, потом заговорил, уставившись на стиснутые кулаки. – Дед не один раз повторял, что самое страшное – смотреть в глаза семье того, кто погиб в походе. А тут не воины – бабы и дети… Старики… И после этого добавлять ещё крови? Не дождутся!
– Потому я тебя и предупредила, сынок, – Анна бережно накрыла тёплой ладонью Мишкины кулаки. – Уж не знаю, как там Листвяна сумела исхитриться и узнать – не выспрашивала, не до того нам тогда было… Вот тебе и недавняя холопка – какую беду отвела! Конечно, не потому, что о нас с тобой печётся. Умна баба, понимает, что ребенка лучше в сильном роду растить. Потому ей верить можно. Пока. А эта… родня… – последнее слово она чуть ли не выплюнула, – большуха, тоже мне!
– Ты про кого это? – безразлично спросил Мишка.
– Про Дарену, конечно! В ратнинской усадьбе у нее ничего не вышло, так она на выселках душу отводила… – вспомнив, с чего начался холопский бунт, Анна опять закипела. – Извела всех своими придирками – как с цепи сорвалась. Первой и получила. Да не одна, ещё несколько молодух, ее же племянницы, живьем сгорели. А все оттого, что дурная баба дорвалась до власти и забыла, что власть – это ей не только право холопов пороть. За род отвечать надо!
– Не она первая, матушка. А Славомир?
Разгорячившаяся Анна замолкла на полуслове, недоуменно уставившись на сына, открыла было рот, да так и застыла. Посидела, закусив губу, – Мишка опять засмотрелся на быструю смену выражений на ее лице – задумчиво покивала, пробормотала себе под нос что-то похожее на «проо́клятый род» и, наконец, со вздохом встала с лавки.
– Засиделись мы с тобой, Мишаня. И то – сколько не виделись! Но мне идти надо… – и ещё раз потрепала сына по голове.
«Тяжела ты, шапка боярская – даже с сыном о делах пришлось говорить.
Дурак ты, братец – именно так, а не «сэр Майкл»! Ведь не только не попрекнула, но даже и не напомнила, что она ради тебя – хотя на этот раз, будем справедливы, ради всего рода – отказалась от своего последнего шанса на женское счастье. Рудного-то она сдала с потрохами, хотя понимала, конечно, что если бы его дружиннички моих ребят тронули, ни о каком «семейном согласии» и речи быть не могло…
Кхе, так что облом вам вышел, герр Рудный гауптман. Облом и отставка – или я совсем ничего не понимаю в женщинах. И правильно – нечего детей обижать.
А подходящего кабальеро леди Анне мы ещё найдём!»
В общем, боярыня знала ненамного больше того, что уже сказал Сенька, и оставалось только ждать, что в сложившейся патовой ситуации предпримет дед. Чтобы не тратить время попусту и прикинуть как можно больше вариантов дальнейшего развития событий, Мишка собрал совет ближников вместе с Филимоном, исполнявшим в отсутствие Алексея обязанности старшего наставника. Тем более что после ухода Младшей стражи на ляхов покалеченный ратник, по поручению боярыни Анны, занял должность воеводы, да так на ней и оставался, потому что Рудный задерживался в Ратном.
Мизерный шанс на примирение с Корнеем всё-таки имелся, если дед сделает вид, что сегодняшний инцидент – мелкое недоразумение и ничего особенного не произошло, поэтому Мишка решил пока не посвящать отроков во все нюансы. Бунт и сохранявшаяся опасность нападения из-за болота сыграли ему на руку: никого не удивило усиление мер безопасности и ужесточение пропускного режима, включая приказ не пропускать в крепость без предварительного доклада бояричу никого, хоть даже и хорошо знакомых, ныне отсутствующих наставников и самого Илью Фомича. Порядка ради.
– Минь, а если боярин приедет и велит пустить?.. – почесал в затылке обескураженный такими строгостями Роська.
– А хоть и сам князь! – стукнул ладонью по столу Мишка и подмигнул ближникам. – Только зауважает нас за то, что воинский порядок блюдём, как положено, и службу понимаем правильно. Ясно? Выполнять!
Боярыня и воевода с распоряжением боярича согласились, на этом совет и закончился.
А после него навалилось то, о чем Мишка старался не думать все это время, но забыть так и не смог. Юлька…
Мишка ещё в Турове все решил и не переменил бы своего решения, если вдруг получилось бы этот кусок жизни отмотать назад, как пленку. Но решить – одно, а глядеть в ее глаза и знать, что уже не твои они, глаза эти – совсем другое.
И ещё: что-то такое случилось после поездки в монастырь, где три княгини плюс великая волхва выворачивали его мехом внутрь… То ли Нинея его там заворожила, ведьма старая – с нее станется! – то ли монастырский ладан, черт бы его побрал, подействовал и перекрыл канал связи. С чем? А хрен его знает, как назвать! Ратников всегда был атеистом и материалистом и отказываться от своих убеждений не собирался, но после всего, что с ним произошло, не мог отрицать, что есть что-то такое… Непознанное… Не Бог, конечно, сидящий на облаке, а нечто большее, чего пока не мог постигнуть человеческий разум в силу своей природы, как мужчина не может почувствовать и понять женское начало изнутри, ибо иной и по-иному устроен.
Астрал или космос, да хоть карма – называй, как хочешь, главное, оно действует – непостижимо и непредсказуемо, не всегда отчетливо, но действует. Иногда это ощущение так пробивает, что буквально печенкой начинаешь воспринимать прикосновение к твоей душе чего-то незримого. И вот эти невидимые нити оборваны, словно водопад, внезапно застывший в пространстве, как при замершем кадре на мониторе компьютера.
Юлька, ничего ещё не знавшая об этой катастрофе, с сияющими глазами стояла, как и в прошлый раз, недалеко от матери, и так и тянулась к нему навстречу. Почувствовала она что-то? Или показалось? Но в какой-то момент, когда Мишка встретился с ней глазами, между ними словно рухнуло что-то, и встала глухая стеклянная стена, через которую не докричаться и не достучаться. Или он себе это придумал, потому что уже знал про эту стену заранее, а она так и будет биться об нее, не видя и не замечая, пока тоже не узнает.
Юльку долго искать не пришлось: где же быть лекарке, как не в лазарете? Полноценный медосмотр прибывших она, конечно, провести в этот же день не успевала, но осмотреть раненых и устроить Мотьке выволочку за какую-то найденную оплошность ей времени хватило. Более чем достаточно на первый день – и так уже стемнело, а она все ещё хлопотала, привычно переругиваясь с кем-то.