Черная медведица

В конце второй недели пути пейзаж вокруг стал постепенно меняться. Лес поредел. Равнина отступала. Зеленые бархатные холмы становились все выше. А еще позднее горы встретили путников обилием быстрых переплетенных рек и речушек, скалистыми выступами, извилистыми ложбинами, обрывами. Деревья тоже изменились. Если на Равнине ели были пышные, лохматые и разлапистые, то горные ели напоминали свечки. Длинные и тонкие с острыми ершистыми макушками. Лиственные деревья существенно уменьшились в росте. Кустарники карабкались по крутым склонам, цепляясь корнями за почти голые камни.

Медведица смотрела по сторонам, жадно впитывая образы природы. Малейшие изменения, какая-то новая мелочь – все запоминалось. В груди росло ликование. Звериная сущность напряженно затихла в ожидании. Солдаты отряда, однако, восторга Медведицы не разделяли.

Идти стало труднее. Отряд перестроился в колонну по двое, а кое-где проходить приходилось по одному. Карета сильно замедляла путь. В некоторых местах приходилось разгружать ее и переносить через корни, упавшие стволы деревьев и овраги.

В Карете тряслась Карими. Ее радостное настроение от того, что муж взял ее с собой, развеялось. Она чувствовала, что муж недоволен. Он исправно приходил каждый вечер в ее карету. Карими добросовестно принимала все гадостные настойки и отвары, которыми пичкала ее повитуха. Карими надеялась, ждала. Заглядывала в темные глаза мужа, надеясь увидеть в них хоть малую частицу теплоты. Но ее не покидало ощущение, что он разговаривает с ней словно через стиснутые зубы. А Карими все больше поддавалась упадническим настроениям. Она надеялась, что совместная поездка сблизит их с мужем. Но она не имела никакого представления о военных походах.

Она боялась леса. По ночам не могла уснуть из-за лесных звуков и шорохов. Не знала, что стоянки такие короткие. Не знала, что ей придется сидеть в карете почти безвылазно. Незачем мозолить глаза солдатам. Чувствовала себя полной дурой, пятым колесом в телеге, бесполезным мешком, который и нести неудобно, и выбросить нельзя.

Не знала она и того, что все свободное время муж будет проводить со своим помощником и этой странной стриженой девкой. Карими безумно ревновала. Молча, стиснув зубы. Боялась, что разозлит мужа, и он отдалится окончательно. Разглядывала девку и пыталась разглядеть какой-то намек на интерес к ней со стороны мужа. Иной раз Карими казалось, что ничего особенного не происходит. А иногда казалось, что каждый жест и взгляд мужа наполнены желанием к этой тощей девчонке. Что в ней может нравиться? Волосы торчат во все стороны. Как посудный ерш, ей-богу… А фигура… Ноги, как у мужика. Жилистые. Груди почти нет. А живот? Неужели у женщин бывает такой живот? Такое ощущение, что он у нее каменный. Лицо симпатичное, правда. Если бы не жесткое выражение, то можно было бы сказать, что красивое. Вот бы сидеть вот так же у костра. Рядом с мужем. Чтобы ближе. Чтоб ловить его взгляды и чувствовать, что нужна. По-настоящему нужна.

Карими любила Веграна еще с детства. А он смотрел только на Найрани. Видел только Найрани. Сколько бы ни маячила Карими рядом с подругой, ничего не менялось. Время шло. Девушки взрослели, расцветали. За Карими бегали все парни деревни. А она смотрела только на него. На Веграна. Что заставило его выбрать полукровку-чужеземку вместо первой красавицы деревни? Карими не понимала. Злилась втихую, страдала и ждала. Надеялась, что случится чудо и что-то изменится. А когда Найрани пропала, Карими не знала, что думать. С одной стороны, она искренне переживала за подругу. Она не желала ей зла. Не хотела ей такой участи. Но с другой стороны: путь к сердцу любимого теперь был открыт. И какая-то часть ее радовалась. И от этого Карими чувствовала себя последней тварью.

Когда Вегран отправился на поиски невесты, Карими тоже металась. Она молила богов, чтоб Найрани была жива и здорова, но надеялась, что Вегран ее не найдет. А потом он вернулся и объявил, что помолвка расторгнута из-за бесчестья невесты. К тому времени из деревни пропал и отец Найрани. Наверное, он все знал и предпочел уехать до того, как все узнают про позор его дочери.

Карими успокоилась. Она все чаще «случайно» оказывалась рядом с Веграном. Она стремилась утешить. Желала всей душой. Однажды она сказала, что будь она невестой такого мужчины, никогда бы не променяла его на другого. Он тогда ничего не сказал. Только посмотрел на нее пристально.

Через неделю родители Карими скрепили ее помолвку с Веграном.

Она была счастлива. Нет, она летала, парила. Ей казалось, что ее туфли не касаются земли. Вот теперь все будет хорошо! Вот теперь все будет правильно!

После свадьбы муж продал дом в деревне, и они переехали на новое место. Карими ждала мужа, как собачка. Доверчиво, радостно. Вглядывалась в лицо, ловила взгляды. И млела. Это ничего, что он не захотел жить с ней в одной комнате. Во многих богатых семьях принято жить раздельно. Ничего, что муж редко приходит к ней и часто ужинает один или с Мелифором. Муж занятой человек. У него много дел. Она будет ждать. И он придет обязательно. Не сегодня, так завтра. Главное – вести себя скромнее. И руки держать под контролем. Ведь мужу не нравится, когда его слишком часто трогают. Она хорошо усвоила правила проживания. Не перечила, подчинялась во всем. Ловила каждое его слово. Не мозолила глаза, не вмешивалась в его дела, не лезла с объятиями. Карими старалась быть такой женой, какой он хотел ее видеть. Не хватало только наследника. Не выдержала она один единственный раз. Когда узнала, что он собирается идти искать Найрани. Напросилась с ним в поездку, надеясь, что хоть что-то сможет сделать. Быть рядом. Не упустить.

А еще через два дня отряду пришлось бросить карету, спрятав ее в овраге. И тогда путешествие для Карими превратилось в настоящий ад. Ей пришлось ехать верхом и ночевать под открытым небом на шерстяном одеяле.

Наконец, остался позади отряд. Медведица, Мелифор и еще четверо солдат ехали дальше, осторожно продвигаясь по горному лесу. А к утру следующего дня пришла пора и им разделиться. Они еще раз оговорили последние детали, назначили места для будущей встречи, и солдаты рассеялись в лесу. Медведица спешилась и сняла притороченный к седлу мешок с сухарями. Мелифор забрал поводья ее лошади, бросил короткое: «Удачи!» – и развернул коня.

Медведица осталась одна.

Когда силуэт Мелифора скрылся за деревьями, она бросила на землю свой мешок. Сделала шаг, второй. Побежала, на ходу срывая с себя одежду. Измученная ожиданием медведица вырвалась. Как расшалившийся медвежонок, она каталась по земле, бегала, встряхивалась, обнимала лапами стволы деревьев, терлась мордой о пни, зарывалась носом в листву, ловила насекомых, напугала пару бурундуков. В общем – веселилась. А потом, вернувшись в человеческий облик, валялась на солнышке, уставшая и абсолютно счастливая. Ощущала голой спиной земную влагу, мелкие камешки и колючие травинки.

Послеобеденное солнышко припекало грудь. В волосах застряли листья и комочки земли. Медведица подняла голые ноги и вытянула их пятками в небо. Стопы темным силуэтом выделялись на фоне звеняще-синего неба. Пошевелила пальцами и засмеялась. Раскинула ноги и руки в форме звезды. Она закрыла глаза, и звуки вокруг обрели для нее необычайную яркость. Мелодия леса разложилась на составляющие. И если сосредоточиться на одном звуке, то вся музыка обретала новое звучание. Это не те песенки, которыми веселили гостей в «Круге» заезжие музыканты. Это нечто несоизмеримо лучшее. Прекрасное. Чистое. Родное. И сейчас на первом плане яркую и задорную мелодию наигрывал где-то недалеко ручей. Медведица встрепенулась, вскочила на ноги и побежала на звук журчащей воды.

Наплескавшись в воде до дрожи в лапах, она обсыхала на берегу. Размазывала ладонями влагу по животу и наслаждалась. Наслаждалась, пока не наткнулась пальцами на рубец клейма на боку. Это отрезвило. Вернуло в реальность. И осознание этого придавило, пришлепнуло, словно мухобойкой зарвавшуюся муху.