Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 32

Хочется привести эпизод из воспоминаний снохи Павла Федоровича – Аллы. Внучка Павла Федоровича мечтала о живом цыпленочке, и любящий дедушка принес ей заводного, и не одного, а целый выводок механических цыплят и завел их одновременно!

Павел Федорович любил и, как никто, знал поэзию. Мне очень нравилось, как он читал стихи, в том числе и свои, – очень музыкально и своеобразно. Стоило только сказать о чем-либо понравившемся, как он тут же брал в руки томик и начинал декламировать. Полное собрание большой и малой «Библиотек поэта», основанных М. Горьким, всегда было у него под рукой.

У меня сложилось впечатление, что любимой книгой Павла Федоровича была поэзия Н. К. Рериха «Цветы Мории». В беседах он постоянно ссылался на нее, цитировал, объяснял суть. Все, что Павел Федорович говорил об этой книге (кроме того, что она является вступлением к Живой Этике), отражено в статье В. М. Сидорова к первому советскому изданию под названием «Письмена» (М.: Современник, 1974). И творческая биография Н. К. Рериха «На вершинах», опубликованная В. М. Сидоровым, также полностью пересказала все то, что я слышала от Павла Федоровича. Книга «На вершинах» печаталась в 1974 году в журнале «Молодая гвардия». Издание обеих работ было осуществлено к 100-летию Николая Константиновича Рериха.

Перепечатывая появлявшиеся на свет страницы рукописи Павла Федоровича «Рерих (опыт духовной биографии)» с подробным рассмотрением содержания поэзии «Цветов Мории», я окончательно убедилась в том, какое значение придавал он этой книге: для Павла Федоровича она была главным источником его знаний о духовной жизни Н. К. Рериха.

Павел Федорович выписывал толстые ежемесячники («Философия», «Иностранная литература», «Международная жизнь», «Москва», «Октябрь» и др.), успевал следить за всеми литературными новинками, политикой и научными публикациями. Павел Федорович всегда подчеркивал важность образования и особенно значение науки в современном мире. Каждая область жизни теперь настолько усложнилась, говорил он, что дальнейшее углубление в специализацию невозможно без синтеза научного знания. Само сотрудничество людей становится наукою жизни. Он всегда трезво оценивал политическую ситуацию как в международной жизни, так и внутри страны. После его объяснений на душе становилось ясно и спокойно. Он был надежной опорой, абсолютным авторитетом. Когда я заметила, что поступки коммунистов не соответствуют их идеалам, он сказал: «Сроки-то космические, а не человеческие!». Так Павел Федорович безукоризненно разбирался в сложной диалектике жизни. Уровень его интеллектуального и нравственного развития был выше не только своей среды, но и массового сознания эпохи. Этот Человек обладал такими качествами, которые были особенно важны для выполнения его жизненной задачи именно в то время, в тех условиях, в тех обстоятельствах, когда заниматься исследованием творчества Рериха было небезопасно.

Павел Федорович вел себя очень разумно, никогда ничего не форсировал, умело и чутко направлял ход событий, учитывая возможности людей и естественно складывающиеся ситуации. Его решения всегда были целесообразны, а поступки соизмеримы с великой целью служения Общему Благу и эволюции. Когда Павел Федорович, например, не мог, вернее не должен был отвечать на какой-либо вопрос, он умел сочувственно промолчать или даже перевести разговор на другую тему.

Он радовался каждой возможности возрождения Великого Имени и потому делился не только материалами своего архива, но даже отдавал готовые работы тем, кто имел возможность публиковаться. В то время Павел Федорович один стал неофициальным Международным Центром Рерихов, связанным с Индией, США, Великобританией, Германией, Болгарией, Румынией, а также разными городами и весями Советского Союза. Однако Павел Федорович не имел возможности работать в государственных архивах или за рубежом и свои выводы основывал на глубоком проникновении в содержание трудов Николая Константиновича и Елены Ивановны. Так рождались все его работы.

Если искусствоведы и ученые обращались к жизни и творчеству Рериха лишь эпизодически, то для Павла Федоровича это было смыслом и содержанием всей его жизни. Он знал о Рерихе все до малейших нюансов, став экспертом, к которому Святослав Николаевич направлял обращавшихся к нему. Об этом вспоминал и А. Д. Алехин. Святослав Николаевич редко и мало кому писал, с Павлом Федоровичем же вел активную переписку и извещал о каждом своем приезде в Советский Союз телеграммой из Индии, приглашая на встречу.



О себе Павел Федорович говорил, что он по профессии – экономист, а по призванию – рериховед, и одно другому не мешает, а наоборот, дополняет. Каждый его день был непрерывным творческим процессом. После напряженного трудового дня он продолжал работать дома: изучал и сопоставлял события, факты, читал, размышлял, писал – словом, полностью отдавался исследованиям и самообразованию. Круг его интересов был необычайно широк. Он прекрасно знал мировую литературу, философов-классиков и восточную философию, изобразительное искусство, историю, классическую музыку. Об этом красноречиво говорит его уникальная библиотека.

Павел Федорович выявил и систематизировал литературно-философское наследие Н. К. Рериха, когда об этом никто не смел даже упоминать, не говоря уже о публикации. В 1968 году он предложил свой труд в «Ученые записки Тартуского государственного университета», в сборник «Труды по русской и славянской филологии», посвященный столетию со дня рождения М. Горького. И чтобы Библиография литературного наследия Н. К. Рериха могла быть опубликована, Павлу Федоровичу пришлось специально написать статью на тему «Рерих и Горький». Библиография же вошла в сборник в качестве приложения к этой статье! Тираж сборника был всего 500 экземпляров. Когда я спросила у Павла Федоровича, зачем он так поступает (в советское время Тартуский университет был периферийным учебным и научным учреждением), он ответил: «Важен сам факт публикации, чтобы в дальнейшем можно было уже ссылаться на научный источник». На экземпляре сборника, подаренном мне, Павел Федорович написал: «Кире на добрую память и с большой благодарностью за помощь, оказанную при оформлении рукописи «Литературного наследия Н. К. Рериха». (Те, кто взяли на себя ответственность за издание «крамольной» работы, рисковали вместе с Павлом Федоровичем.) Теперь этот научный труд стал памятником культуры. Павел Федорович надеялся, что со временем Библиография будет дополнена, однако этого не случилось. Новый автор Д. Попов внес в нее дополнения и издал как собственную работу «светлой памяти Павла Федоровича Беликова»! (см. «Держава Рериха». М., 1994).

Благодаря Павлу Федоровичу летом 1956 года я впервые побывала в Риге у Рихарда Яковлевича Рудзитиса, а также в Художественном музее Латвии, где впервые увидела картины Н. К. Рериха, шедевры его живописи. Благодаря Павлу Федоровичу я попала в 1959 году и к Юрию Николаевичу Рериху.

В июне 1960 года я была в Ленинграде вместе со Святославом Николаевичем и Девикой Рани. Туда приехал на пару дней и Павел Федорович в командировку по своим служебным делам. Мы специально встретились и гуляли вдвоем по городу. Он сказал: «Кира, Вам выпало счастье так долго быть рядом с Великим Человеком. Это аванс! Придется отрабатывать».

С тех пор, как я начала проявлять интерес к Живой Этике, Павел Федорович стал бережно направлять мое внимание со знанием того, что было нужно именно мне. Свои ответы на вопросы он любил подкреплять наглядно, дополняя объяснения графически. Так, мое любопытство о космогонии натолкнулось на следующий ответ: «Не затрудняйте себя такими сведениями. Для Вас важнее думать об Общем Благе и каково Ваше собственное внутреннее содержание». Так мне был объяснен Закон соизмеримости и целесообразности.

Однажды Павел Федорович поразил меня мыслью о торжественности. Надо учиться сохранять торжественное настроение. Оно не допускает ничтожных раздражений и устремляет в Высь. Торжественность трудно удержать в каждодневности, но нужно стараться!