Шепот пепла

Глава 3

Вороненок с бедой на хвосте

Если читатель задастся вопросом, почему я потратил всю жизнь на изучение порченых людей, ответ будет прост: я стремился познать их, дабы стать ближе к самому себе. «За каждый труд да воздастся», – любила повторять Ами. Это правдивая поговорка. После долгих лет работы мои старания наконец оплачены. Я сделал выводы, которыми хочу поделиться с другими. Однако то, что я напишу, – всего лишь догадки измученного старика-скитальца. Я не стану утверждать, будто мысли мои – последняя истина. Но и оставить их только в бренном теле, а после пустить по ветру прахом было бы глупо. Потому я запишу их здесь.

Догадка первая: у каждого, кто рожден с Целью, есть и свой дар в противовес изъяну. Для правдолюбца ложь очевидна, как грязное пятно на рубахе. Мне даже кажется, у людей меняется голос, когда они лгут. Уроды предчувствуют беду. Плакальщики отличаются небывалой силой. Легковеры всюду видят хорошее и дарят надежду. Тайну безногих я не мог разгадать много лет. Только единицы калек доживают хотя бы до юности, а в детстве дар почти неразличим. Но все же кое-кого встретить мне удалось. И из наблюдений я могу сделать вывод, что такие люди способны управлять. Управлять кем угодно. Власть их слова и взгляда не поддается объяснению. До сих пор не погас в моей памяти образ хрупкой безногой девушки, подчинявшей воинов и крестьян, душегубов и прималей. Девушки, которую я любил.

Архипелаг Большая Коса, о-в Пепельный

12-й трид 1019 г. от р. ч. с.

– Отпирайте, сонные тетери! – послышался мальчишеский голос. – Тут на мне дружок ваш кулем лежит!

Сиина торопливо растормошила парней на полатях. Астре спрятал в рукаве столярный нож.

– Открывайте!

Дверь пнули.

– Не врет, – коротко бросил Марх, всегда отличавший правду от вымысла.

Проснувшиеся дети испуганно жались друг к другу, словно замерзшие пташки.

– Ты кто? – громко спросил Астре. – И что за дружок?

– Да Генхард я! Генхард! – взволнованно сообщил мальчишка. – А этого звать как-то не по-нашему, не помню я! Он по дереву мастер вроде как. Всякие плошки да ложки делает. Забирайте его, зря пер, что ли?

Переглянувшись с остальными, Рори пошел сдвигать засов. Марх встал чуть поодаль, накладывая на тетиву стрелу. Сиина застыла у окна, до дрожи сжав ладонь Астре. Предчувствие не обмануло ее.

Из сеней дохнуло холодом и сырым запахом дождя. В проеме появились две фигуры. Рори тут же побежал снимать Илана со спины мальчишки. Генхарду было лет четырнадцать на вид. Бедняга согнулся в три погибели, с носа и повисших сосульками темных волос капала вода. Грязный след растоптанных башмаков тянулся от самого порога.

– Вот и ладно, – пробормотал он, опасливо косясь на Марха. – А я-то пойду. Пойду я. Больно надо мне с вами, обормотами, связываться.

Он развернулся и собрался бежать, но Рори проворно сгреб мальчишку в охапку свободной рукой.

– Так ведь чернодень скоро, – пробубнил он сочувственно. – Куда пойдешь-то? Обсохни хоть.

– А я и в лесочке схоронюсь! – завопил Генхард, извиваясь ужом и пытаясь укусить Рори. – А ну пусти! Пусти меня!

Не тут-то было. Хватка у плакальщика оказалась железной.

– Тащи его внутрь! – скомандовал Марх, подставляя спину для Илана.

Мальчишку вытолкнули на середину комнаты и обступили со всех сторон. Сиина только краем уха слышала разговор. Она подтапливала печь ради горячей воды и металась от кладовой с настойками и травами к стонущему брату. Он весь был в синяках и кровоподтеках. Нос сломан, губы разбиты, лицо вспухло так, что от карих глаз одни щелочки остались.

Дорри при виде его забился в угол, а Яни подошла и погладила по слипшимся темно-рыжим волосам.

– Больно, да? – спросила она.

– Не мешайся, – подтолкнула ее Сиина. – Иди к остальным.

Яни стащила с соседней лавки одеяло и отправилась в общую комнату, где вели допрос нового знакомца. Она протиснулась между старших и деловито, без тени страха укутала трясущегося Генхарда. Потом обняла крепко и спросила, глядя на него снизу вверх:

– Ты теперь тоже с нами, да?

Мальчишка выпучился на нее.

– А я и говорю, – вступился за него Рори. – Обсохнет пусть, потом говорит. Все равно чернодень.

– Еще охаживать его не хватало! – завелся Марх. – Может, тут целая толпа таких в кустах прячется, пока мы его греем да жалеем!

– Эй. – Яни дернула парня за штанину. – Убери свою стрелялку. Иди лучше ставни затвори, затмение скоро.

– Ты чего раскомандовалась, поганка мелкая? – вспыхнул тот. – А ну иди сюда! Сама у меня закроешь! Сначала рот свой бесстыжий, а потом и все остальное!

– Ты у нас самый длинный, – фыркнула Яни, прищурив раскосые глаза и спрятавшись за Рори так, что видны были только две тугие рыжие косички. – У тебя руки, как оглобли, вот и закрывай сам. Я не достану.

– Зато язык у тебя до потолка достает! Что за дети пошли! – возмутился Марх. – Попадись мне только!

Он поворчал для вида, развернулся и нехотя поплелся выполнять поручение маленькой хозяйки.

– Жить будет, – сообщила Сиина, забежав на кухню.

– Помочь надо? – спросил Рори.

– Нет, я сама.

Астре пропитался болью Илана, от которой все внутри переворачивалось. Страдания шли не от тела, они кипели внутри парня. Его что-то мучило и давило.

– Яни, завари чаю, – попросил Рори.

– А с чем? – оживилась та.

– С малиной. Две горсти положи, – суетливо бросила пробегавшая мимо с полотенцем Сиина. – Ему пропотеть нужно. – Она мельком глянула на Генхарда и добавила: – И этому тоже.

Рори подвинул к печи стул и усадил на него мальчишку. Марх плюхнулся на лавку, вытянул босые ноги. На рукавах и штанинах пестрели полосы материи. Сиина подшивала их каждые полгода, но Марх рос быстро, и лодыжки все равно оставались голыми, а руки открытыми до середины предплечий. Генхард, напротив, тонул в не по размеру большом подранном тулупе и грязных шароварах, подпоясанных не то скрученным платком, не то лоскутом от скатерти. Великаньи башмаки, туго стянутые ремешками, едва держались на худых икрах.

Долгих пару минут, пока Яни гремела банками с заваркой, все молча сверлили взглядом нового знакомца.

– Чего уставились, как воронье на падаль? – буркнул Генхард, обхватив ладонями горячую кружку и сделав первый несмелый глоток. – А я и ничего. Я мимо себе проходил, а там смотрю, а его колотят – рыжего вашего. А я этих-то знаю. Они бока намнут, пообдирают наспех, да и все. А там то монетка в сторону откатится, то обувка справная окажется, то еще чего. Я и подбираю за ними. Ну, и хотел тут тоже посмотреть, может, забыли чего. А они озверели чего-то, обобрали до нитки, ладно хоть, штаны на нем оставили. А я и смотрю – шевелится еще. Дай, думаю, до дома дотащу. Вдруг чего пожрать дадут.

– Вдруг чего спереть можно? – поправил Марх, прищурив зеленые глаза.

– А чего сразу переть-то? Чего переть? – заершился Генхард. – Я-то и ничего. Я только за хлеба кусочек.

– Ты его в гору через глухой лес пер за кусочек хлеба? – фыркнул правдолюбец, скрестив руки на груди. – Лучше не ври, малой, я тебя насквозь вижу.

– А я и не вру… – Мальчишка вжал голову в плечи и совсем скукожился. – А вы все эти, да? – Он боязливо кивнул в сторону Сиины. – Порченые?

– Так и знал! – выпалил Марх, подскочив. – Ясно вам, зачем он сюда поперся? Дорожку заприметить, а потом провести сюда его «этих», чтобы они нам бошки посрубали!

– А ты чего тут развонялся, клоп?! – разъярился вдруг мальчишка. – Чего чернишь меня? Чего чернишь? Откуда тебе знать, где я слово не в ту сторону заворачиваю? У самого язык колет, как солома голый зад! Расплодились тут, как тараканы! Да кому вы нужны, уродцы этакие? – Он сплюнул на пол и зло зыркнул на остальных.