Страница 10 из 10
Она была – любовь.
И могла только – любить и понимать.
Принимать и сочувствовать.
Отдавать поддержку и делиться любовью.
И каждый человек на этой планете, возлюбленной Богом, – был каплей Бога.
Каждый был – чистой и любящей и принимающей и светлой Божественной душой. Частичкой Бога.
Просто – они об этом забыли.
И она – вспомнила об этом…
Она вспомнила…
…Она лежала в темноте с открытыми глазами, и стрелки будильника тикали, и звучание это казалось ей каким-то чистым и благостным. Как будто какое-то новое время отсчитывали эти стрелки. Новое время в ее жизни. Потому что то, что она вспомнила, было таким новым и сильным, таким свежим и чистым, что только другая, чистая и светлая жизнь могла начаться после этого воспоминания.
«Вспомни о капле… Вспомни о капле…» – опять пронеслось в ней, и она улыбнулась этим словам, улыбнулась светло, как лучшим и самым светлым словам, которые когда-то звучали в ней. Потому что знала, кому принадлежит этот голос. Ему, великому и сильному, которым было проникнуто все вокруг. Тому, чьей каплей она была.
Она вспомнила…
Она вспомнила…
И она улыбнулась опять, улыбнулась светло и легко. И вздохнула легко, и поудобнее устроилась головой на подушке, прижавшись нежно и осторожно к телу мужа, спящего глубоко и дышащего глубоким, сильным дыханием, и подумала, засыпая, просто уходя обратно в свой светлый сон: «Он тоже капля… Капля моя любимая…»
…Утро было свежим и чистым. И узоры на стеклах кухонного окна были прозрачными и чистыми. И она, Марина, была прозрачная и чистая, как будто бы просветленная тем светом, в котором была во сне и которым, как она вспомнила, и была сама.
Она встала почти неслышно. И немного постояла у кровати, глядя на Вадима, уткнувшего лицо в подушку и спящего сладко, как могут спать только дети. И подумала с нежностью – да ведь он тоже спит так, как Артемка с Арсением, крепко и глубоко, и улыбнулась, светло радуясь этой их возможности полноценно и глубоко спать. И выключила кнопку будильника – нечего ему трезвонить, раз уже она проснулась. И подоткнула одеяло, чтобы Вадим лежал, как в теплом уютном домике, и подумалось ей как-то светло – пусть еще поспит немного.
И пошла в ванную, потом на кухню ставить чайник. И постояла немного у разрисованного за ночь кухонного окна, оттягивая время, давая детям еще несколько уютных и сладких минут побыть во сне, в теплых и мягких постелях.
И когда зашла она в комнату, еще темную, только фонарь с улицы освещал ее неярким теплым светом, подумала опять – легкое свое: «Вот, спят мои капли… Капельки мои любимые…»
И посмотрела на них, кажется, впервые в жизни, не как на сыновей, на мальчишек – на чистые Божественные существа. На Божьи чистые и светлые души. И перевела взгляд на обои, разрисованные Артемом, и подумала, – ведь рисовал он солнце, и деревья делал ярче, и людям нарисовал волосы своими «каляками», и, наверное, казалось это ему очень красивым, то, что он рисует. Он ведь – улучшал, он украшал. Он свое, детское и чистое, выразил в этих рисунках. Ну и что, что умеет он пока выражать только «каляками-маляками»? Ведь чистым было его стремление. Он хотел сделать как лучше.
И подумала – впервые в жизни подумала так о своих детях – дети не могут делать плохо – они всегда делают хорошо. Они всегда стараются сделать все хорошо и правильно, они просто не могут хотеть плохого, потому что они ближе всего к Богу. Они – самые настоящие и чистые и еще не забывшие об этом – капли Бога. Просто не всегда это у них получается. Не всегда они способны это сделать правильно, потому что малы. И получается у них все так, как получается. Но стремления их всегда чисты и хороши…
Она поцеловала Артемку, поцеловала и осталась на мгновение прижавшейся к его щеке – детской, упругой, пахнувшей ребенком. И прошептала нежно и тихо:
– Сынок, вставай…
И добавила, тихим шепотом, проникнутым любовью и нежностью к нему – великому и чистому преобразователю, художнику ее любимому:
– Вставай, мой дорогой, пора в садик собираться…
И опять поцеловала.
И отошла к Арсению.
И, присев у его кровати, несколько секунд смотрела на безмятежное его лицо, глубоко ушедшее в сон, на полуоткрытые губы, на смешные его вихры, с которыми он постоянно просыпался. Любил он спать, уткнувшись лбом в подушку, и волосы его, нежные и мягкие, приминались, и вставал он всегда – смешной, с торчащими на лбу вихрами, и потом в ванной приминал влажной ладошкой свои волосы, чтобы вернуть им нормальный вид.
И она погладила его голову, погладила нежно, как бы боясь разбудить и будя его этим движением. И погладила его упругую щеку. И тоже прижалась к ней щекой, – и он дрогнул – непривычным было это ее прикосновение. И она сказала тихо и нежно:
– Вставай, сынок… Пора просыпаться… – И – поцеловала его в висок, и он – глаза открыл, открыл резко и недоуменно, как будто бы и не понял – что это, почему это?
А она все тем же нежным и мягким своим голосом, который и был ее настоящим голосом, сейчас она это ощущала, сказала певуче:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.