Страница 10 из 11
Игорь Бессарабов
В 1947 году, когда в Праге открывался 1-й Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, мы ещё не очень ясно представляли себе весь масштаб и значение этого мероприятия. Понимали только, что должно произойти нечто необыкновенное, о чём, конечно же, нужно снять кино. Было решено послать в Прагу группу документалистов в составе трёх человек (я был в их числе), которым надлежало сделать о фестивале небольшой, двухчастёвый фильм. В Москву мы вернулись с готовой полнометражной картиной, вызвали на студии едва ли не сенсацию. Впрочем, ничего неожиданного в этом факте не было – ведь съёмками в Праге руководила Арша Ованесова! Нужно было видеть, как свободно, естественно она чувствовала себя в яркой, праздничной атмосфере фестиваля, умудряясь каким-то образом оказываться на всех мероприятиях, встречах, концертах; как жадно впитывала впечатления, стараясь охватить всё, что заслуживало внимания.
В отличие от нас, операторов, впервые увидевших представителей самых разных народов мира и буквально подавленных размахом грандиозного массового зрелища, Ованесова на удивление легко ориентировалась в событиях и очень точно направляла действия нашей небольшой съёмочной группы. Так что следующая работа Арши Амбарцумовны, фильм «Юность мира» (1949), удостоенный Международной премии Мира и диплома, подписанного Ф. Жолио-Кюри, окончательно подтвердила способность Арши Ованесовой работать в самых сложных формах документального кино.
Эльдар Рязанов
Наш курс во ВГИКе набирал и вел Григорий Михайлович Козинцев, уже тогда бывший классиком советской кинематографии. Его творчество мы изучали по истории кино. Он был одним из авторов знаменитой «Трилогии о Максиме», одним из создателей ФЭКСов (Фабрики эксцентрического актёра). Фильмы ФЭКСов гремели ещё в 20-е годы. Козинцев, знаменитый шекспировед, театральный и кинематографический режиссёр, маститый педагог, казался нам человеком почтенного возраста. И только потом мы поняли, что в то время ему было всего-навсего тридцать девять лет.
На четвёртом курсе у нас появились новые педагоги – режиссёры Александр Згуриди и Арша Ованесова, известные мастера научно-популярного и документального кино.
Василий Катанян
Начало было так далеко… В 1948 году нам, студентам режиссёрского факультета ВГИКа, объявили, что на занятия придет режиссёр-документалист. Так мы впервые услышали имя Арши.
И вот открывается дверь, в комнату стремительно входит невысокая молодая красивая женщина. Первое впечатление – яркость, увлечённость, темперамент – не могут стереть годы, прошедшие с того дня.
Яркость – чёрные блестящие волосы, алые губы, ослепительная улыбка, сверкающие глаза.
Темперамент – Арша говорила громко, живо и сразу нас пленила.
Увлечённость – она рассказывала о своей последней съёмке очень интересно, с юмором, выразительно жестикулируя и даже что-то напевая.
Ованесова не теоретизировала насчёт документальной режиссуры (мы же, развесив уши, ждали именно этого), не говорила о высоком призвании хроникёра, а просто рассказывала нам о I Международном фестивале молодёжи в Праге, откуда только что вернулась.
Как она снимала там картину, какие были трудности, что она напридумывала и что из всего этого получилось – рассказчик она была замечательный, говорила образно, взрываясь смехом вместе с нами. Не успели мы оглянуться, как раздался звонок – и Арша Амбарцумовна исчезла так же стремительно, как и появилась.
С этого дня часть нашего курса решила заняться кинохроникой. Даже те, кто до встречи с Ованесовой не помышлял об этом – Эльдар Рязанов, Зоя Фомина, Лия Дербышева и я, Василий Катанян.
Мы были влюблены в Ованесову: толпились вокруг неё, ездили с ней на съёмки, смотрели материал, сидели на перезаписи – и таким образом познавали азы ремесла.
Эльдар Рязанов
Прикрываясь здравым смыслом, я совершил, конечно, компромисс, сделку со своей совестью, чего художник позволять себе не должен. Однако потом выяснилось, что уход на хронику в чём-то оказался очень полезен. У меня появилась неограниченная возможность знакомиться с жизнью во всех её проявлениях.
Дипломный фильм я задумал и снимал вместе с сокурсницей Зоей Фоминой. Нам хотелось снять кинематографическую поэму о московских студентах, о Москве. Мы стремились пронизать фильм светлой лиричностью, окрасить его своим личным отношением: ведь, рассказывая о студентах, мы рассказывали о себе.
Фильм «Они учатся в Москве» явился нашим прощанием с юностью, с лучшими годами жизни, он во многом автобиографичен.
Мы являлись авторами всех компонентов дипломного фильма (кроме операторской работы), начиная от замысла и сочинения сценария до монтажа, подбора музыки и написания стихотворного дикторского текста.
Во время съёмок мы трудились и за директора картины, организуя каждую съёмку, выполняли функции помощника оператора, таская штативы и аккумуляторы, и занимались своими прямыми обязанностями – режиссёрскими и ассистентскими.
Поиски героев очерка, выбор мест съёмки, раскадровка эпизода, установка каждого кадра, работа с персонажами и со вторым планом, решение мизансцен – вот тот объём, с которым мы столкнулись в первой самостоятельной работе.
Видимо, на фоне целого ряда казённых, штампованных хроникальных лент наш очерк подкупал какой-то свежестью, молодым задором, непосредственностью.
Государственная экзаменационная комиссия постановила выпустить наш дипломный киноочерк на большой экран, но, к сожалению, это решение так и осталось на бумаге.
Мы получили дипломы с отличием. Председатель ГЭКа замечательный режиссёр Сергей Васильев сказал:
– До встречи на экранах страны!
Но в то время проникнуть на экран было очень трудно.
Итак, я стал режиссёром-документалистом.
Василий Катанян
В дальнейшем наши судьбы сложились по-разному, но в документальное кино нас увлекла Ованесова. На ЦСДФ в это время работали интересные мастера – Дзига Вертов, Эсфирь Шуб, Роман Кармен, Самуил Бубрик, братья Посельские, – но мы были влюблены в Ованесову и пошли на практику к ней. Первая съёмка, на которую я попал к Ованесовой, была во дворе дома на Усачёвке. И каждый раз, как я – увы! – еду на Новодевичье, я обращаю внимание на дом, где снимался этот мой первый сюжет. Предстояло снять детскую самодеятельность для очередного номера киножурнала «Пионерия». Дети были чахлые, оставшиеся на лето в городе, – они соответствующе и выступали. В воздухе пахло тоской. Тогда Арша засучив рукава, принялась ставить лезгинку, благо баянист играл только её.
С двумя девочками побойчее она разучила частушки, которые, кажется, сама тут же и сочинила. Пока всё не забыли, поскорее сняли. Затем она придумала нехитрый конферанс, который тут же и разыграла с двумя смешными мальчиками, что вполне украсило представление. Два притопа, три прихлопа, поставленные ею на широкую ногу, делали своё дело: весь двор танцевал и дрыгался, она всех увлекла и завлекла, а когда мы уезжали, дети не хотели её отпускать. Сюжет, действительно, получился весёлым и настолько интересным, что Ованесова смонтировала целую часть, – со скандалом поломав план и изменив утверждённый метраж. Что в те времена было непросто.
Не могу не вспомнить один эпизод, который произошёл у меня на глазах. Мы поехали с Ованесовой снимать выставку детского творчества в Политехническом музее. Тоска смертная. Мрачно бродила Арша Амбарцумовна среди бесконечных резных шкатулок и вышитых рушников, не в силах ничего придумать. И тут нам показали собранный ребятами громоздкий, как первый летательный аппарат, и во многом не совершенный магнитофон. В то время (1948 год) это было чудо техники. Ованесова мгновенно зажглась, она преобразилась, и глаза её сверкнули. Она схватила (именно схватила под подмышки) какую-то пятилетнюю девочку, которая невзначай забрела сюда с мамой, и стала выяснять, знает ли девочка стихи.