Страница 5 из 8
– За нас? – с лёгкой вопросительной интонацией.
Часы пробили восемь. Звон долго заметался по углам огромной квартиры, ему вторило эхо. Леонид Утёсов гармонично вписывался в эту звуковую метель. Он тоже жил в этой квартире, был полноправным участником:
Хотя б чуть-чуть
Со мной побудь.
Я иду в кругосветное странствие.
В твой дальний край
Идёт трамвай
Весь свой рейс до шестнадцатой станции.
– А где она? – спросил Саша.
– Кто?
– Бабушка?
– Умерла, – ответила Лена. – Давно. Два года как.
– Жаль.
– Я жила с ней. В этой квартире. С самого детства. С шести лет, я рассказывала.
Саша хотел вернуть стаканчик на стол, разумея строгую торжественность момента. Лена удержала его руку.
Сказала:
– Мы дружили. Несмотря на разницу в возрасте. Это большая редкость.
– Выпьем за неё? – предложил Саша. Ему хотелось присоединиться к дружбе.
Ответить Лена не успела. В дверь позвонили. Кто-то кратко надавил на пипочку, потом дал второй короткий "гудок". Следом три длинных.
Лена отреагировала мгновенно и совсем не так, как мог предположить Раевский.
Она приложила палец к губам, давая понять, что вводится режим молчания, тремя огромными кошачьими шагами прыгнула к патефону, осторожно сняла иглу на полуслове. Избавившись от музыки, она подлетела к двери. Прильнула к стене и прислушалась. Глазка дверь не имела.
Всё происходящее напоминало детективный фильм.
"Или фильм о шпионах…" – подумал Саша и опустил водку в рот. Надоело держать стаканчик на весу.
"Резидент явился на конспиративную квартиру, где пастора Шлага ждала засада".
Ленка сделала строгие глаза и вновь приложила палец к губам.
В дверь ещё раз позвонили. Человек за дверью громко высморкался, нетерпеливо переступил – доски скрипнули под ногами. В движениях звонившего сквозило нечто самоуверенное. Требовательное. И даже наглое.
В открытую форточку залетел ветерок, солнце рисовало на стенах странные знаки. Светотень напоминала размноженное в десяток копий изображение аламбика: с трубками, бликами и пузатыми брюшками.
На верхнем этаже захрипели ножки дивана (вероятно), кто-то встал, пересёк по диагонали комнату. Звук получился очень близкий, понятный.
Лена вернулась к столу, отпила шампанского. Потянулась. Дом подчинялся ей, позволял действовать и двигаться беззвучно. Губами произнесла: "Сейчас он уйдёт! Не волнуйся!"
Саша пожал плечами: "А я и не волнуюсь! С чего мне волноваться? Он шпион, не я".
Подцепил вилкой кусочек сыра и подумал, что следует выйти и категорически объяснить человеку, что приходить сюда больше не нужно… Не стоит сюда приходить.
"В худшем случае, обломаю рога…"
Магия хорошего настроения стремительно расползалась. Лена это почувствовала. Наполнила стаканчик ещё раз, положила на тарелку котлетку. Котлетка была маленькая и аккуратная, словно игрушечная. Из глянцевого бока торчала увядшая веточка укропа. Саша невольно улыбнулся, взял в руки стаканчик и тарелку.
За дверью ещё раз переступили. Звонок кратко тявкнул и оборвался. Гость убрался восвояси.
Саша поднёс стаканчик к губам, но не выпил, вернул на стол полным.
– Кто это?
– Сосед, – соврала Лена. – Он немного того… псих. Теперь у него весеннее обострение. Ходит по всем квартирам. Звонит. Стучит.
Саша кивнул.
– Знаешь… – В груди неожиданно родилась решимость. Известное чувство: "Пан или пропал". – Мне кажется, мы зря теряем время.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы давно должны быть в спальне. Я нахожу эту комнату особенно интересной.
Лена подошла ближе, обняла, положила руки на плечи. На белой после зимы коже проступали веснушки.
Прошла секунда. Вторая.
Саша ждал и не понимал, стал ли он паном или уже пропал? Будет сухой приговор: "Посмотри на себя!" и полный презрения взгляд. Или нечто другое?
Поцеловала. Взяла за руку и быстро повела вглубь квартиры. Двигалась уверенно, как проводник. В сущности, она и была проводником…
В спальне Саша успел заметить тяжелые зелёные портьеры. Цвет был настолько глубоким и мудрым, что ткань казалась чёрной, и только солнечный свет, пронизывающий материал, выдавал оттенок.
…Долго нефритовый всадник блуждал по заброшенным землям…
И далее, по тексту… как я писал ранее.
– Ты меня обманула.
Лена удивилась:
– Разве? Когда?
– Ты не сказала, кто приходил.
– Тебе хочется знать?
– Думаю, да.
– Это был Слава.
– Кто есть Слава?
– Мой жених.
– Хорошая шутка.
– Через две недели у нас будет свадьба.
Он приподнялся на локте, посмотрел. В утробе спальне плавали сумерки, Саша рассмотрел её глаза. Глаза не лгали.
– Это мило, – сказал он.
Мозг выдал дежурную фразу:
– Ты его любишь?
– Конечно! – ответила Лена.
Краткая пауза перед ответом убеждала, что вопрос о неземной любви здесь неуместен. Любовь была практической, земной.
Да и что такое "неземная любовь"? Хуже неё только "любовь до гроба". Любовь, которая рушится через месяц после загса. И очумевшая, яростная супруга готова сожрать своего суженого без перца и без соли. Как паучиха паука.
Брак по расчёту – единственный брак, в котором присутствует здравый смысл. Вдумайтесь, и вы поймёте, что я безоговорочно прав.
Только не подумайте, что я привожу здесь рассуждения Саши Раевского. В эту секунду ему было глубоко наплевать на рассуждения, ибо, как только просыпалось желание, рассуждения становились излишни.
"И то истина, что на всей Земле нет большего наслаждения, чем совокупление с молодой горячей наложницей…" – так молвил буддистский монах Ринчен Санпо. А он кое-что понимал в любви. В хорошем смысле этого слова.
…Закончив, долго стояли под душем. Грелись. Целовались.
Выбрались из ванной. Съели и выпили всё, что было приготовлено. Отварили пельменей, съели их. Не жалея сметаны и сливочного масла.
(Клеймлю сей поступок с завистью, и стараюсь опозорить чревоугодцев: Молодые! Здоровые! Организмы!)
Перед уходом Саша спросил:
– Ты не шутила?.. Свадьба… Слава?
– Разве с такими вещами шутят?
– Действительно. – Саша смутился.
Солнце переползло к другому углу комнаты. Фотография Менделеева казалась ликом удивлённого Христа.
– Пойдём завтра в парк, – предложил. – Тюльпаны зацветают… я видел.
– Пошли.
В какой-то мере, определённость внесла спокойствие. Всё понятно: есть жених, есть дата свадьбы. Есть Лена. И есть Саша… какой-то неведомый Слава… Славик.
И ничего непонятно. Как судьба отварного ёжика.
В городском парке, действительно, расцвели тюльпаны. Они показались детдомовскими – тощими, неухоженными, вызывали сочувствие. Хотелось согреть их ладонями. Унести с собой и посадить в горшок, на тёплый подоконник.
Неподалёку от клумбы мёрз размашистыми ушами Мандельштам – его бронзовый двойник, – вздёрнул к небу выразительный еврейский носик.
Однако не в тюльпанах было дело. И не в бронзовом Мандельштаме. Находиться вблизи (но на расстоянии друг от друга) было трудно. Пронзали молнии, тянули друг к другу. Стискивали. Опоясывали невидимыми силовыми линиями.
– Поедем к тебе? – предложил Саша.
– Здесь лучше пройти пешком, – откликнулась Лена. – Я знаю короткую дорогу.
…Страждущий нефритовый всадник опять проник в пещеру наслаждений…
– Я не очень понимаю… – сказал Саша.
Издалека, их разговор напоминал семейную разборку. Правда. Культурные супруги попытались урегулировать конфликт половым путём – не удалось. Перешли к демократическому обсуждению. Точно на прениях в парламенте.