Маленькие люди

Я воздел глаза горе и нарочито тяжко вздохнул:

– Прошу вас, не отказывайтесь. Может, это и ваш родной дом, но я все равно буду беспокоиться. И у вас довольно тяжелая сумка, я помогу ее донести.

– Хорошо, – наконец, согласно кивнула она. – Но только во имя вашего спокойствия. А пока идемте, я вас устрою в гостиницу.

В просторном (по крайней мере, мне так показалось, хотя, возможно, из-за моих уменьшившихся размеров. Так, например, зал ожидания аэропорта «Хитроу» теперь казался мне просто необъятным, словно стадион) фойе гостиницы было только два живых существа. Одним был старый серый попугай, дремавший в большой клетке. Другим – юноша, почти подросток, игравший на стареньком телевизоре приставкой «Нинтендо» в какой-то допотопный по графике файтинг. Когда мы вошли, попугай продолжил преспокойно дрыхнуть, юноша же вздрогнул, словно мы его застали за просмотром порнофильма.

– Э… ммм, чем могу служить… Ё-мое, Ариэль, ты как здесь?

Ариэль улыбнулась:

– Привет, Эдриэн. А я вот видишь – вернулась.

– Гонишь. Уже закончила Оксфорд, что ли?

– Закончила, но не Оксфорд, а Лондонскую школу бизнеса.

– А в городе все говорят, что ты в Оксфорде… – Лондонская школа бизнеса мальчишку не впечатлила, в отличие от меня – учиться в альма-матер Черчилля и Чемберлена, на мой взгляд, было покруче, чем в каком-нибудь гуманитарном колледже Оксфорда. Тем паче, я всегда испытывал подспудное недоверие к основному конкуренту моей альма-матер.

– Эдриэн, у тебя, между прочим, клиент, а ты всякой ерундой занимаешься, – весело сказала Ариэль.

– А… э… да, – смутился Эдриэн. – Чем могу служить, сэр? Желаете комнату?

– Обычно именно за этим и приходят в гостиницы, – ответил я. – Меня устроит обычный сингл. Есть у вас свободные?

– Завались! – радостно ответил парень. – В смысле, конечно, есть. – Он наморщил лоб и затараторил: – В номере полутораспальная кровать, письменный стол, журнальный столик, гардероб, душ и туалет. Есть интернет, проводной и вай-фай… Но вай-фай, если честно, паршивенький.

– У меня спутниковый, – сказал я, и парень воззрился на меня как шаолиньский монах на воплотившегося у него в келье Будду в бейсболке.

– Эээ, ну смена постельного белья раз в два дня. Но можем хоть два раза в день менять, только скажите. Полный пансион, завтрак и ужин домашнего типа, в обеденном зале, там, – он махнул рукой на одну из дверей, выходящих в фойе. – Питание домашнее, мама сама готовит. Если у вас есть какие-то требования к еде…

– Никаких ограничений, к счастью. Хотя вот только бобовых я не ем, не люблю. А так никаких ограничений.

– Хорошо, сэр. Если вы голодны, я могу маму разбудить…

– Спасибо, я не голоден.

– О’кей, тогда вам номер на первом или на втором этаже? С балконом или без?

– На втором, с балконом. Оформите сразу на десять ночей. И моя машина у вас на стоянке, учтите.

– Стоянка у нас бесплатная, сэр, – сказал он, набирая что-то на компьютере. – С вас двести пятьдесят фунтов, сэр!

Как по мне, так это было почти даром, но юноша расценил выражение озадаченности на моем лице по-другому:

– Вы можете внести аванс в сто фунтов сейчас, а остальные выплатить в конце проживания.

– Я заплачу сразу, – сказал я, доставая портмоне. – Карточки «Виза» принимаете?

– Так точно, сэр! – заявил Эдриэн, доставая из-под стола портативный терминал. – А вы точно не голодны?

Я забросил свои вещи в номер двести семь на втором этаже, попутно выяснив, что, кроме моего, в гостинице заняты только два номера, а затем спустился в фойе, где Ариэль с Эдриэном пили чай. Ариэль рассказывала парню про Лондон, тот слушал, едва ли не разинув рот.

– Ну вот, мне пора и домой, – сказала девушка, когда я появился. – Удачи тебе, Эдриэн, на экзаменах.

– Ох, удача мне точно не повредит, – ответил тот. – Счастливо, Ариэль, забегай к нам, мама будет рада!

Мы вышли на стоянку; на улице было по-майски тепло, но свежо, и хотя моря не было видно, его дыхание чувствовалось даже здесь, довольно далеко от берега. Я взял сумку Ариэль и предложил ей руку, и мы пошли от гостиницы в сторону, противоположную той, откуда приехали.

– Вы-то дорогу назад найдете? – обеспокоенно спросила Ариэль. – Кстати, у нас в городке навигаторы почему-то не работают, кроме военных.

– Не такой у вас большой городок, чтобы заблудиться, – усмехнулся я. – Это ведь центральная улица?

– Можно сказать, да. Тринити-лейн ведет на главную площадь, Сентрал-сквер; там ее пересекает Крайстчерч-стрит, и кто из них главная, непонятно. А за площадью Тринити спускается к порту.

– А Крайстчерч?

– Она начинается от полиграфкомбината и заканчивается возле нашего цирка. Это вот в той стороне… Вообще-то на Сентрал-сквер есть еще одна гостиница, новая, но она принадлежит Харконенам…

Не знаю, то ли по ассоциации с персонажами «Дюны», то ли потому, что Ариэль как-то странно произносила эту фамилию, но эти Харконены мне заранее были не по душе. Как, впрочем, и Кохэген, хотя тут у меня никаких негативных ассоциаций не было.

– Мне по душе ваша «Дыра», по-моему, там неплохо, – ответил я. – К тому же я планирую впоследствии перебраться в собственное жилище.

– Где, в Хоулленде? – искренне удивилась Ариэль. – Зачем это вам? У нас тут совсем нечего делать, поверьте мне.

Я пожал плечами:

– А может, я и не хочу ничего делать, – сказал я и внезапно добавил то, что доселе не озвучивал даже самому себе: – Ариэль, я в этой жизни слишком много работал. Делал, как вы говорите… Так много, что и не заметил, как прожил почти полвека. Все мои воспоминания – это работа, лаборатории, эксперименты, библиотеки, исследования, доклады и дискуссии… У меня нет ничего своего, личного, у меня нет места или времени, куда хотелось бы вернуться, понимаете? Моя жизнь похожа на мою лабораторию, в ней все стандартное, универсальное и безликое. Черт возьми, мне это не нравится!

Мы остановились. Вокруг нас простирался квартал, застроенный небольшими, но аккуратными и красивыми кирпичными двух-трехэтажками. Крыши домов были крыты красной черепицей, из них торчали аккуратные кирпичные трубы. На крышах можно было увидеть круглые чердачные окошки – некоторые из них даже светились. Дома были огорожены невысокими каменными заборами, украшенными подвесными вазонами с цветами. Во дворах во множестве росли цветущие фруктовые деревья, цветение было столь обильным, что казалось, будто деревья засыпаны снегом.

Мы стояли возле чугунного столба, увенчанного восьмигранным старинным фонарем, и я не удивился бы, если бы фонарь оказался газовым. Город казался декорацией к фильму об Англии начала прошлого века.

– Это, конечно, странно, – сказала Ариэль, – но я вас прекрасно понимаю. Мой отец тоже спит и видит, чтобы я осталась в Лондоне. А я, видите, вернулась сюда. Или вот Эдриэн – он хочет как можно лучше сдать экзамены и уехать в Корк, поступить в мореходную школу. А для меня нет ничего лучше нашего «захолустья»… Но почему вы выбрали именно Хоулленд? Я так понимаю, вы человек совсем не бедный, не считаете каждый шиллинг. Вы могли бы отправиться в Европу, в Америку. Да мало ли на земле интересных мест…

– Как раз потому, что любой на моем месте так и сделал бы, – ответил я. – А я не хочу. Ариэль, моя жизнь разбилась о камни, как корабль о рифы. Все, что казалось важным, вдруг стало ничтожным. Все ранее незыблемое оказалось фантомом. И я решил, что больше не играю по правилам.

Она внимательно смотрела на меня, так, как будто ей потом предстояло по памяти писать мой портрет.

– Кажется, я понимаю вас, – медленно сказала она. – Если не знаешь, куда идешь, рано или поздно приходишь куда надо, так?

Я кивнул.

– Ну, так идем, – встрепенулась она. – Только не через Крайстчерч, не хочу в центр. Если в Хоулленде есть место, похожее на Лондон, то это Сентрал-сквер.

И мы бодро пошли дальше. А потом вернулись назад, поскольку пропустили нужный поворот. Оказывается, в городке произошли некоторые перемены, и эти перемены явно огорчили Ариэль.