Страница 2 из 4
Таким образом нами было получено множество сообщений. В 1918 году мы некоторое время устраивали сеансы каждую неделю и были в курсе всего, что происходило и должно было произойти на фронте, и часто узнавали о событиях за несколько дней до того, как новости приходили по обычным каналам. Однажды отец передал нам заголовки, которые должны были появиться (и действительно появились) в газетах на следующей неделе.
Интересно отметить, что Вудмен и мой отец встречались только один раз в жизни. Я познакомила их незадолго до того, как отец покинул Англию на «Титанике», и они обменялись парой слов. Поэтому Вудмен не знал моего отца лично и не был знаком с его работами, и все же формулировки и фразы в сообщениях указывали на моего отца, и даже манера письма была типичной для него.
Вудмен пишет с закрытыми глазами, часто прикрывая их носовым платком. Некоторые из лучших сообщений были записаны в полумраке, когда я не могла наблюдать за процессом, но слова никогда не были написаны поверх других. Иногда письмо останавливается, потому что отец, видимо, прерывается, чтобы перечитать написанное и внести изменения, проставить точки над i и поперечные линии в букве t. При жизни у отца была привычка возвращаться к написанному и подправлять буквы i и t. О ней было известно немногим, и Вудмен совершенно точно ничего не мог об этом знать.
Два сообщения, полученные таким путем, уже были опубликованы. Отец передал их в День ветеранов в 1920 и 1921 годах. В первом случае мы понятия не имели, что он собирается передать сообщение. Мы вместе с моей матерью и несколькими друзьями, включая Вудмена, пили чай в воскресенье накануне 11 ноября. Мы болтали на разные темы, когда я внезапно почувствовала, что отец вошел в комнату, и по своим ощущениям поняла, что он хочет писать и что это срочно. Устроить это в тот же вечер было невозможно, и мы договорились встретиться на следующий день. Вудмен пришел около 9 часов вечера. Несколько минут мы сидели, беседуя, у камина. Затем мы почувствовали, как вошел отец, и немедленно заняли места за столом. Его манера поведения осталась такой же, как и при жизни, и он явно хотел сделать что-то важное. Он должен был сосредоточиться на этом и ни на чем другом. Как только мы расселись, рука Вудмена задвигалась, и отец написал: «Я готов, и если вы не будете меня прерывать, я надеюсь передать сообщение». Он писал на огромной скорости, и через полчаса сообщение было готово. Закончив, он дал указания перечитать написанное и расставить знаки препинания, если это необходимо. Затем он покинул нас, не сказав больше ни слова. Эти полчаса мы провели в большом напряжении, но результат стоил того. Сообщения были напечатаны на следующий день в нескольких тысячах экземпляров и розданы посетителям Кенотафа[1]. Сообщение 1921 года было передано таким же образом и распечатано в форме брошюры, тысячи экземпляров которой распространили в День ветеранов в 1921 году.
Вскоре после этого отец выразил желание передать информацию, содержащуюся в этой книге. Мы уже в течение некоторого времени чувствовали, что он хочет устроить целую серию сеансов, и спросили его, так ли это и каковы конкретные указания на этот счет. Он ответил во время сеанса с миссис Леонард, попросив миссис Келуэй-Бэмбер, автора книги «Claude,s Books», передать нам, что он действительно хочет сделать целую серию сообщений и рассказать о своем переходе и впечатлениях о жизни на Другой Стороне.
Мы с Вудменом люди занятые и можем заниматься психическими явлениями только в свободное от работы время, поэтому нам нелегко было согласовать наши встречи, и прошло несколько месяцев, прежде чем работа была закончена. Все сообщения поступили вышеописанным путем. Они передавались последовательно, однако никаких конкретных указаний, в каком порядке они должны следовать, мы не получили.
В предисловии отца разъясняется цель написания этой книги, поэтому нет необходимости останавливаться на этом подробно. Вначале отец предполагал создать большую книгу, но передумал в пользу меньшей по объему, потому что у последней больше шансов быть прочитанной. Она может быть издана по разумной цене и охватить большую аудиторию. Все, кто работал с моим отцом, знают, что такие суждения были для него очень типичными.
Фотография на фронтисписе этой книги была сделана в Кру осенью 1915 года. Весной того же года я встретила мистера Хоупа и миссис Бакстон в доме нашего общего друга в Глазго, и они пригласили меня навестить их в Кру, если у меня будет такая возможность. Вскоре после моего возвращения в Лондон отец попросил меня съездить в Кру, потому что хотел попробовать показаться на одной фотографии со мной. Тогда я договорилась с друзьями в Кру навестить их на выходные и провести сеанс с мистером Хоупом и миссис Бакстон.
В Лондоне я купила коробку фотопластинок и взяла их с собой. Могу сказать совершенно точно, что не спускала с нее глаз и не выпускала из рук все время, пока была там. Я даже спала, держа ее в руках. Во время первого сеанса в воскресенье я получила два изображения, ни одно из которых не было похоже на моего отца. Одно из них представляет интерес, потому что это изображение женщины, сфотографированной с моим отцом, когда они экспериментировали с мистером Бурснеллом в 1880-х годах. После сеанса я забрала с собой коробку с оставшимися пластинками, купила еще одну и принесла обе на воскресный сеанс. Первую коробку мы не использовали, и она все время лежала у меня в кармане. Мы сели вокруг стола и несколько мгновений держали руки над и под второй коробкой. Затем я несколько минут подержала ее у лба миссис Бакстон. После этого гид-проводник мистера Хоупа велел мне отнести коробку в темную комнату (она была запечатана, и фотопластинки не подвергались воздействию света), распечатать ее, достать снизу две пластинки, обратив внимание на самую нижнюю, и проявить их. Мистеру Хоупу следовало пойти со мной, но он не должен был прикасаться ни к коробке, ни к пластинкам. Я выполнила все указания. На самой нижней ничего не оказалось, а на другой было два сообщения: одно от архидьякона Колли, сожалевшего о том, что отцу не удалось написать, второе – от мистера Уокера, отца моего гостеприимного хозяина, а в углу – расплывчатые очертания лица моего отца. Я вернулась к друзьям, и мы продолжили сеанс, на котором отец высказал разочарование тем, что ему не удалось передать свое изображение. «Это я виноват, – говорил он, – я был так одержим идеей передать тебе свое фото, что нарушил условия. Ну ничего, мне пообещали помочь завтра, и если у меня снова ничего не получится, мы приготовили еще кое-что, чтобы тебя не разочаровать». На следующее утро состоялся последний сеанс. Две фотопластинки оказались использованными. На обеих было изображение моего отца; одно из них помещено в этой книге, а другое – большое лицо отца, полностью закрывающее мое фото.
Надеюсь, мне удалось дать некоторое представление о том, каким образом были получены эти сообщения и почему мы считаем, что они действительно исходили от моего отца, и я с удовольствием передаю слово «Синему острову». Я уверена, что этот рассказ заинтересует многих, и если он пробудит в них осознание того, что нас ждет, и желание самим получить доказательства этого, тогда три человека, стремящиеся донести его до широкой публики – мой отец, мистер Вудмен и я, – будем считать нашу задачу выполненной.
Эстель У. Стэд, Сентябрь 1922 года
Предисловие Уильяма Т. Стэда
Впервые вступая в контакт с оккультными, психическими и неведомыми силами, непосвященные испытывают большой трепет. Проникновение в тайны жизни доставляет огромное удовольствие, и сама по себе тайна является стимулом к поискам и исследованиям, постижению неведомого и познанию неизвестного и недоказанного. Однако кажется, что это неприменимо к тайне, окружающей загробную жизнь. Здесь появляется страх перед чем-то необъяснимым. Чаще всего это личный страх, а иногда боязнь навредить тем, кого мы любили в земной жизни. Сам по себе это хороший знак, он свидетельствует о бескорыстии, и человек, руководствующийся этими мотивами, заслуживает того, чтобы узнать больше. Если он достаточно продвинут для того, чтобы начать поиски, он получит помощь и духовное озарение. Но некоторые, будучи проникнуты теософскими идеями, боятся вступить в контакт с теми, кого они считают «оболочкой» когда-то любимого ими человека. Есть также такие, кто испытывает страх по незнанию, ибо их разум неразвит и непросвещен. Я говорю «непросвещен» в смысле недостатка понимания и оценки высших вещей жизни.
1
Памятник британцам, погибшим в Первой мировой войне. – Примеч. пер.