Страница 20 из 25
Поставив пишущую машинку на стол в столовой, я каждое утро садилась за написание очередных страниц. «Это фильм о любви и дружбе, предательстве и мести, – напечатала я на первом листе. – Короче, обо всем». Уловка заключалась в том, чтобы писать, пока я чувствую себя достаточно трезвой для творчества, писать, пока алкоголь действует за меня, а не против.
«Никакого кокаина, – приказывала я себе, хотя под кокаином могла бы писать гораздо дольше. – Кокс запрещен и опасен. Не станешь же ты нюхать его, когда в доме ребенок?» – так я решила.
Пытаясь отыскать, что же именно виновато в развале моего брака, я остановилась на наркотиках. Разве кокаин не ускорил мое скатывание в алкоголизм? Разве он не превращал меня в человека, которого и я сама-то не узнавала? Под коксом и вдрызг пьяная, я становилась головной болью для всех окружающих. «Отвези ее домой», – бывало, говорил Мартин Мардику в такие моменты, и тот слушался – хотя и не особо желая нюхать перегар в своем новеньком «кадиллаке». Сейчас же мне хотелось наконец стать ответственной за свою жизнь. Если я не могла бросить пить – а я не могла, – можно по крайней мере попытаться избавиться от кокаина.
И я попыталась…
Каждое утро я устраивалась за пишущей машинкой с бутылкой белого и кофейной чашкой, из которой и пила вино. Сценарий получался мрачным и полным мести. Поначалу казалось, что мне все удается. Пока писала, я пила, и выпивка давала мне чувство легкости – пока оно не превращалось в нечто совершенно другое – в алкогольное затмение. С этого момента я находилась в опасности. Я могла продолжить писать, а могла схватиться за телефон. Или меня осеняло, и я отправлялась в Almor Liquor лично, чтобы заказать себе еще больше спиртного на вторую половину дня. В одном из таких «путешествий» я встретила своего соседа Натана, дружелюбного холостяка, иногда приторговывавшего кокаином и героином.
– Я пытаюсь слезть с наркоты, – поделилась я с ним.
– Мы все пытаемся, – отозвался Натан.
– Ладно, – вздохнула я. – Только один грамм.
Завладев кокаином, я с удвоенным рвением набросилась на сценарий. Главная хитрость заключалась в том, чтобы просто оставаться на месте и писать, писать, писать. Наркотики делали меня подозрительной, и эту паранойю нужно было выплеснуть на страницы, а не вышагивать от окна к окну, пялясь в сад в поисках преступников, голоса которых мне чудились.
– Вы в порядке? – то и дело спрашивала Кейт. Было ясно, что я не в порядке.
Днем я писала и пила. Вечером старалась протрезветь настолько, чтобы провести время с дочерью, – но Кейт не очень охотно оставляла девочку наедине со мной. Случалось, что я просто вырубалась, запершись с Доменикой в ванной, и не приходила в себя, пока не просплюсь. Нет, Кейт не думала, что я в норме, и считала, что мне нельзя доверять ребенка. Она была права. Каждый день становился для меня испытанием. Я спорила с самой собой – и всегда проигрывала спор.
«Кокаин поможет тебе писать».
«Кокаин сводит меня с ума».
«Кокаин поможет тебе писать».
«Я не могу позволить себе кокаин».
«Ты не можешь позволить себе не писать».
На этом моменте я звонила Натану, и он приносил наркотик – пока однажды не продал мне вместо кокаина героин. Я побаивалась героина, но все-таки попробовала. Я была готова пробовать что угодно, лишь бы это сработало… что угодно, помимо отказа от выпивки.
Из-за нашего с Мартином развода я стала посещать психиатра в Беверли-Хиллз. Как и психиатр в Чикаго, он счел мой алкоголизм вполне объяснимым явлением.
– Вы очень умны, – говорил он. – Вы непременно со всем справитесь.
Ближе всего к тому, чтобы «справиться», я оказалась, когда прочитала статью в Vogue – «Как я бросила пить, похудела на пять килограммов и написала роман». Ее автором была журналистка, живущая в Лос-Анджелесе, Ева Бабиц. Позвоню ей, похвалю, скажу, как здорово она пишет, решила я. Все писатели любят комплименты…
Первой Бабиц, на которую я попала, оказалась бабушка Евы. Удостоверившись, что я не представляю для ее внучки никакой опасности, она сообщила мне номер Евы, которого не было в телефонной книге, и я позвонила по нему. Должно быть, я очень старалась быть убедительной и заинтересовать Еву: хотя поначалу она встретила мой звонок довольно прохладно, в конце концов согласилась заглянуть ко мне в гости. Планировалось, что она приедет около полудня. Единственной моей задачей было оставаться трезвой до этого времени, чтобы встретить Еву. С задачей я не справилась.
– Что тебе нужно сделать в первую очередь, так это бросить пить, – заявила мне Ева почти сразу, и дружественный визит тут же превратился в диагностический.
– А тебе не кажется, что это немного пафосно звучит? – я все еще пыталась корчить из себя сильную женщину, но Ева побила меня одним ударом.
– Я думаю, ты позвонила мне, потому что хочешь отказаться от алкоголя.
– Ну, вряд ли я позвонила тебе именно поэтому. Просто хотела увидеться с еще одним хорошим писателем, вот и все, – я не собиралась льстить ей и показывать, что она все-таки меня зацепила.
– Думай себе что хочешь. Ты не умрешь, если попытаешься прекратить пьянство.
Ева уехала, оставив мне напоследок несколько мыслей, которые следовало обдумать. Самая главная – то, что алкоголь и творчество несовместимы. Приходилось признать, что мои «подходы к странице» между бокалами становились всё короче. Кокаин давал мне ясность мысли, но заставлял повторяться. Белое вино мутило разум, а крепкий алкоголь быстро вырубал. Может, Ева права, подумала я. Может, мне стоит перестать пить. Не успела еще эта мысль толком оформиться, как уже заняла собой мой мозг и окружила меня со всех сторон.
– Попробуй все-таки не пить, – советовал мне новый хороший друг, композитор Юпитер Рэй. – Из-за спиртного у тебя дрожат руки. Из-за спиртного тебе все время плохо. Сделай перерыв хотя бы на неделю.
Неделя – это ведь совсем недолго? Это легко; конечно же, я смогу отказаться от алкоголя на целую неделю. Я сказала Юпитеру, что попробую, и действительно попробовала. Новая решимость придавала мне сил, я гордилась, что уже несколько дней пишу с совершенно ясной головой. Но на третий день я позвонила в Almor Liquor. Я же не алкоголик, если смогла сделать перерыв, так ведь?
В разгар личной катастрофы моя карьера журналиста снова понеслась на всех парах. Я вновь получила задания от New York и New West. Мои редакторы не врали, когда говорили, что, если мы с Мартином разбежимся, они смогут предлагать мне работу. Чередуя белое вино и кокаин, я умудрилась наваять три статьи. Посыпались письма от поклонников, и одно из них пришло от старого приятеля, знакомого по колледжу. «Вы та самая Джулия Кэмерон, которую я знал в Джорджтауне?» – спрашивал его автор. Письмо было подписано: «Эд Таул». Это имя я отлично помнила. В письме я нашла и номер, по которому можно было связаться, если б захотелось.
Высокий блондин, ослепительно умный и привлекательный, Эд Таул был Робертом Редфордом нашего курса. Разумеется, я не забыла его. Позвонила по номеру в письме и предложила встретиться за ужином. Эд упомянул шикарный ресторан в Венис-Бич. Я очень тщательно выбрала наряд для встречи.
– Аперитив? – поинтересовался Эд, даже не догадываясь, на какие неприятности нарывается. Я заказала маргариту. Потом вторую. Потом третью. Ужин превратился в мои пьяные откровения и сентиментальные воспоминания о нашей учебе в колледже. К концу ужина Эд не желал даже слышать о том, что я смогу нормально добраться до дома.
– Оставайся у меня, – предложил он. – Постелю тебе на диване.
Он не сказал: «Ты так упилась, что я бы к тебе и на пушечный выстрел не подошел», но посыл был ясен. Это был чистой воды отказ, а еще – забота о моей безопасности. Мы поехали домой к Эду, и я уснула у него на диване. Говорю «уснула», хотя на самом деле ночка выдалась та еще. Сначала я вырубилась, но через некоторое время очнулась – одна, в чужом незнакомом доме. Я по-прежнему была пьяна, но не настолько, чтобы не хотелось выпить еще. Эд спокойно спал наверху. Я вскарабкалась по лестнице. Позвала: «Эд!» Нет, он не хотел, чтобы я к нему присоединилась. Достаточно протрезвев, я сказала, что поеду домой.