Дуэль умов

Но на этот раз Карте в присутствии Мишеля не отдал даже такого распоряжения, так как поблизости не оказалось подходящего человека. Он просто перешел к другой теме и заговорил о письме, которое переслал Мишелю с Луизой.

— Надеюсь, Мишель, вы согласны с тем, что я писал в своей записке?

— К сожалению, у меня не было времени прочесть ее.

— Буду весьма признателен, если вы все-таки выберете время. Дело довольно срочное. Касается Арно.

— Хорошо, прочту сразу же, как только вернусь обратно, — сказал Мишель, огорченный тем, что его застали врасплох. Он, конечно, не стал объяснять, почему до сих пор не прочел письмо.

Он вернулся в Канн и договорился с Сюзанн, что она и Антоний поедут на ферму и возьмут сотню банок консервов для себя, Мишеля и Кэтрин. Всего для группы Карте прислали больше тысячи банок.

В одной из радиограмм, которые принес Арно, говорилось, что один крупный французский авиаспециалист скрывается от властей Виши. Требовалось найти этого специалиста и предложить ему уехать в Англию, он был бы там очень полезен. Мишель дал Сюзанн последний адрес француза и попросил взяться за это дело. При этом он сказал, что у него, Мишеля, скоро кончатся французские деньги, а сейчас срочно нужно два или три миллиона франков. Нужно узнать, не захочет ли кто-нибудь обменять деньги по уже испытанному методу. Сюзанн обещала заняться и этим.

Затем Мишель отправился обедать к Роберту, хотя было еще довольно рано.

Спокойная обстановка, царившая в ресторане, превосходная кухня, вежливость официантов — все это обычно успокаивало взвинченные нервы.

С самого начала, решив стать завсегдатаем этого ресторана, Мишель никогда не изменял ему. Каким бы трудным ни был для него день, какая бы важная ни предстояла встреча, как бы он ни спешил — в ресторане он неизменно сохранял раз и навсегда усвоенные манеры тонкого знатока французской кухни, который собирается отобедать спокойно и с аппетитом. Глядя, как он ест, можно было подумать, что это его любимое занятие. Он всегда платил по счету, давал средние чаевые и не был придирчив.

Однако сегодня он даже здесь долго не мог обрести состояние блаженного покоя, не помогал и превосходный английский джин. Бутылку хранили специально для него, и в этом не было ничего опасного, ибо в подобных заведениях не склонны были коситься на человека, если он, скажем, до войны побывал в Англии и привык к эликсиру, который там помогал забывать о дурном климате.

В удрученном состоянии Мишеля повинны были не только ржавые рации, не только мрачные догадки по поводу содержания еще не прочитанного письма от Карте, не только тревога за Луизу, — в конце концов, связники ежедневно ездят в Марсель, а Оливье и Жизель постоянно живут там. Сейчас вдруг сказалось все то, что он испытал за два с лишним месяца нелегальной работы: каждого он опасался, подозревал, выдумывал благовидные предлоги для того, чтобы заняться тем, чем не должен был заниматься, а когда наконец оставался один в своей квартире, долго не мог заснуть, обдумывая все пережитое за день. Даже желанный сон не приносил облегчения из-за мучительных кошмаров.

Из состояния душевной депрессии Мишеля неожиданно вывел официант, который сказал ему совершенно невероятную вещь. Посетителей в этот ранний для обеда час было еще мало, и официант, налив вино, от нечего делать задержался у столика Мишеля значительно дольше, чем обычно. Они разговорились.

Коснулись войны, официант разоткровенничался, признался, что питает к немцам отвращение, и вдруг заявил:

— Знаете, господин Шовэ, сейчас ведутся приготовления к высадке войск союзников.

— В самом деле? — спросил Мишель с неподдельным удивлением.

— Да, сударь… и на побережье полно английских офицеров, которые организуют это дело.

— Невероятно! Вы когда-нибудь встречали кого-нибудь из них?

— Лично я нет, но я так много слышал о них, и, говорят, всеми делами заправляет некто, по имени Мишель.

— Вот как! — воскликнул сам герой молвы, сохраняя похвальное спокойствие, но внутренне содрогнувшись.

Официант отошел, а Мишель стал гадать, откуда мог идти такой слух. И только спустя три недели он нашел ответ на вопрос. Оказывается, метрдотель состоял в одной из ячеек Луи в Антибе. Естественно, он разговаривал кое с кем из своих коллег в ресторане, которым мог доверять. И, конечно, Луи упоминал о Мишеле и о других в порядке своеобразной рекламной беседы с целью привлечь новых людей к движению Сопротивления. Ведь люди быстрее решаются стать сторонниками движения, когда узнают, что в его рядах есть специально обученные офицеры, которые, не считаясь с опасностями, приехали сюда из Англии. Просто чистая случайность, что метрдотель не встречал Мишеля в доме Луи, и поэтому ни он, ни официант не подозревали, что их постоянный посетитель господин Шовэ и есть Мишель.

Вернувшись в свою квартиру, Мишель вскрыл письмо Карте. Оно оказалось длинным. Прочитав его, Мишель просто не поверил своим глазам и поэтому перечитал вторично. Вот оно:

«Дорогой Мишель!

Я получил записку от Арно, в которой он сообщает новое место, где собирается рискнуть пристроиться со своей рацией.

Не буду говорить, чем он рискует, — это касается только Вас и его самого. Но поймите, пожалуйста, что я не могу подвергать риску — в данном случае не только огромному, но и бессмысленному — своих людей. Если он желает рисковать, я вынужден буду закрыть этому опасному человеку доступ и в наши конспиративные квартиры и к нашим людям. В таком случае давайте договоримся:

1. Чтобы он не жил в домах наших людей.

2. Чтобы он не работал на рации в домах, предоставляемых нами или снимаемых на чье-либо имя через посредство наших людей. Иначе при его аресте, которого я опасаюсь, неизбежно окажется замешанным кто-нибудь из наших людей.

3. Что он по соображениям безопасности не будет встречаться с нашими людьми.

Короче говоря — я прошу Вас принять все меры конспирации в отношениях между Вами и мной. Впредь мы будем придерживаться известного положения воинского устава, которым руководствуются в любой действующей армии: тот, кому войсковая часть оказывает содействие или помощь, обязан подчиняться установленным в ней порядкам и соблюдать дисциплину. Для того чтобы действовать по своему усмотрению, необходимо получать разрешение в каждом отдельном случае.

Дорогой Мишель! Этого положения нам обоим особенно необходимо придерживаться теперь, когда объявлены строгие полицейские меры. Скоро разгорится битва. Чтобы избежать худшего, нужна железная дисциплина.

Мне недавно стало известно, что мотивы, по которым чуть было не отдали приказ о моем аресте, во многом связаны с интригами Жюльена, и это объяснит мою настойчивость в своих требованиях.

Разумеется, мы всегда к Вашим услугам, но при условии, что нам обеспечат возможность оградить себя от последствий нарушений дисциплины или безрассудства со стороны любого из Ваших людей.

Я полагаюсь на Вас. Вы можете положиться на меня. Впереди у нас еще много дел.

Всегда Ваш Карте».

Мишель с отвращением бросил письмо и горько рассмеялся.

Передразнивая Карте, он повторил вслух первые две фразы последнего абзаца: «Я полагаюсь на Вас. Вы можете положиться на меня». Сколько нужно иметь наглости, чтобы так подтасовывать факты и сваливать с больной головы на здоровую. Конспирация! Да не о ней ли ему постоянно твердил Мишель? Вспомнить только, что еще совсем недавно Карте собирал своих ближайших помощников прямо в парке, и они, беспечно рассевшись на скамейках, строчили свои приказы и директивы прямо на глазах у публики. А разве не Карте требовал, чтобы Жюльен сутки напролет выстукивал его длинные донесения, не считаясь с радиопеленгаторами, облавами и другими трудностями? Недели не прошло с тех пор, как Мишель решительно воспротивился тому, чтобы Арно работал на рации в одном из домов Карте в Антибе, где хранились автоматы. Карте тогда весело расхохотался, словно Мишель вел себя, как школьница, которая испугалась мыши. Всего лишь несколько дней тому назад этот безумец собирался послать группу своих лучших людей в район антибской радиостанции практиковаться подрывному делу на настоящей пластической взрывчатке. Место сильно охраняется, и глава группы, который успел снискать уважение за свою отвагу, на этот раз просто умолял Мишеля отменить приказание Карте. Мишель невольно поморщился, вспомнив, как ему пришлось уговаривать Карте и, будучи посторонним человеком, иностранцем, выступать в роли арбитра между ним и его людьми.