Дуэль умов

Одну из групп, на которые разбились гости и хозяева, составляли Карте, Клод Дофин с сестрой, Пьеро и средних лет мужчина, внушительного вида, с военной выправкой (познакомившись с ним, Мишель узнал, что это полковник Вотрэн, один из руководителей французской секретной службы). В другой группе два загорелых английских офицера Жерве и Роберт разговаривали с Жаком Ланглуа, а их слушали восемнадцатилетняя дочь Карте и полицейский комиссар из префектуры Марселя.

В коридоре толпились агенты-связники и прочая мелкая сошка. Мишель со всеми поздоровался за руку, и таким образом число людей, с которыми ему по правилам конспирации вообще не следовало встречаться, возросло еще на пару десятков.

Однако кое-кого он был рад встретить здесь. Это седовласый артиллерист капитан Фраже, прославленный участник обеих войн, известный под именем Поль, и молодой человек Марсак, которого иногда звали Эндом. Оба они были равноправными заместителями Карте. Кроме них, было еще много помощников, но, к счастью, они не присутствовали здесь сегодня.

Мишель обратил внимание на юношу небольшого роста, но могучего телосложения, с густыми белокурыми волосами, который оказался главным агентом-связником. Прежде он был сержантом французских ВВС. Юношу звали Рикэ. На фоне шумной толпы он резко выделялся своими спокойными манерами. Мишель подумал, что, будь у него десяток таких ребят, он взялся бы за любое дело. Он не ошибся в своем суждении о Рикэ и позже представил его к награждению «Военным крестом».

На ужин остались лишь немногие заранее приглашенные гости. В семь часов Карте предложил перейти в столовую. Фаршированные помидоры, рыба и сыр задержали гостей за столом ненадолго. Увлекаться едой считалось неприличным, так как в этой плохо снабжаемой части Франции можно было достать только ту скудную пищу, что была на столе. В те времена никто не наедался досыта, если не покупал на черном рынке. Гости воздержались и от вина.

Через полчаса те, кому нужно было попасть на катер, ушли. У Карте остался только Мишель.

Даже не поинтересовавшись, каким путем Мишель прибыл во Францию, Карте сразу же приступил к делу:

— Лорана перевозят в Лион завтра утром. Наши люди сядут в тот же поезд и при первом удобном случае постараются освободить его. Его спрячут где-нибудь на ферме. Мы думали освободить Лорана в Ницце, на пути к вокзалу, но это все же рискованно.

— Ему придется вернуться обратно в Англию, — сказал Мишель.

— Конечно, мне жаль потерять его, мы хорошо сработались, но я очень рад тому, что его заменили вы. У меня есть кое-какие затруднения в отношениях с Жюльеном. Конечно, он не отказывался передавать мои донесения, но открыто выражает недовольство по поводу их размеров. Я уверен, что вы окажете благотворное влияние на своего довольно строптивого соотечественника. Он не похож ни на Роберта, ни на Жерве.

— У них и обязанности различны, — улыбнулся Мишель, стараясь по возможности быть тактичным. — Кроме того, радистов у нас готовят для передач коротких и срочных донесений.

— Все мои донесения срочные.

— В том-то и трудность. Ведь все, что не имеет прямого отношения к операциям, можно отправлять через связников.

— Каждую неделю в Швейцарию и Португалию отправляется связник, и, уверяю вас, он не ездит туда с пустыми руками. Если же Жюльен не может или не хочет передавать донесения полностью, тогда пусть мне дадут личного радиста, чтобы я мог распоряжаться им сам.

— Я поставлю этот вопрос перед Лондоном.

— Хорошо. А Жюльен тогда пусть останется у вас.

У Мишеля едва не вырвалось, что он был бы очень рад этому.

— Встретимся завтра в пятнадцать часов в кабинете у Рено, на пуговичной фабрике, — продолжал Карте. — Надеюсь, к тому времени смогу сообщить вам что-нибудь новое относительно Лорана и фелюги. Обсудим и другие вопросы. Там же я назначу место нашей следующей встречи. Надеюсь, вы не забудете того, что я сказал о радисте. Все зависит от согласия между нами.

— Его нетрудно будет сохранять, — ответил Мишель, который чувствовал, что не следует в первый же день проявлять настойчивость в вопросе о радисте. Однако он опасался, как бы ему не пришлось поставить этот вопрос в резкой форме.

Если днем Мишель с удовольствием проехался до Антиба, то обратный путь ночью показался ему длинным и утомительным.

Интересно, как бы на его месте уладил вопрос о радисте Бакмастер? Как бы он решил все другие вопросы? И вообще, понравилось бы ему все то, что здесь творится? Пожалуй, не очень… Но эти размышления не помогли Мишелю найти выход. Он был уверен, что ни один радист не сможет почти беспрерывно работать на ключе более 12 часов в сутки, даже если нет подвижных радиопеленгаторов. Радисты вовсе не предназначены для такой работы. Об этом он думал до самого дома. Мишель вошел в квартиру, ведя велосипед. Его вещи были уже там, в кухне на столе он увидел хлеб, банку с медом и помидоры. «Хороший парень этот Антоний», — подумал он, отламывая кусок хлеба и макая его в мед.

При электрическом свете квартира выглядела еще уютнее. Мишель несколько раз посмотрел в глазок на двери и уменьшил отверстие до крошечной щелки, потом пошел в спальню и убедился, что окно открывается и закрывается бесшумно.

Затем он разложил свои вещи, разделся и лег спать. Но сон не приходил: день был так богат впечатлениями! Мозг напряженно работал, воссоздавая общую картину из всего того, что в нем запечатлелось, но картина получилась неутешительная.

Взять хотя бы Пьеро. Передавая дела, он держался так холодно! В нескольких словах безразличным тоном ввел в курс дела — и все. На вопросы отвечал отрывисто, с раздражением. А как он попрощался с Мишелем перед отъездом! Сунул руку и тотчас отвернулся. Так на коктейле прощаются с докучливым собеседником, от которого рады отделаться. По меньшей мере странно, что с таким безразличием передают трудное дело новому человеку, предшественник которого в тюрьме! Может быть, он расстроен из-за создавшегося положения? Или он просто один из тех холодных, черствых людей, с которыми так неприятно работать?

Отогнав от себя эти мысли, Мишель стал думать о Карте. Несомненно, Карте — умный, проницательный человек и прирожденный руководитель, способный принимать решения. Мишель убедился в этом, еще когда приезжал в Антиб зимой.

В Лондоне он дал ему хорошую характеристику, и в результате Карте получил благословение и финансовую поддержку военного министерства. Теперь он достиг власти, и Мишель ясно понял то, чего не предвидел: под мягкими манерами скрывалась железная воля человека, который не терпит возражений. И он опасался, как бы за стычкой из-за Жюльена не последовал окончательный разрыв.

Затем он начал думать об остальных людях, с которыми встретился сегодня: Антоний, Сюзанн, Франсин, Жюльен, Поль, Энд, Рикэ, полковник Вотрэн, Жерве, Роберт. Что ждет этих людей? Кого из них схватят? Кого убьют? Кто станет жертвой предательства?

Наконец усталость взяла свое, и Мишель заснул.

Утром Мишель побрился, принял холодный душ и пошел к Сюзанн. Договорились, что впредь она будет заходить к нему на квартиру каждое утро в девять часов, до начала работы в салоне. Так как квартиру раньше занимала она, эти посещения скорее рассеют, чем возбудят какие-либо подозрения у хозяина. Что он подумает об отношениях между ними — неважно. Наоборот, если им припишут интимную связь, на Мишеля станут смотреть более благосклонно. Поблагодарив за продукты, которые он нашел вечером на кухне, Мишель поинтересовался, нельзя ли достать кофе. Оказалось, что можно, по тысяче франков за килограмм.

Затем он встретился с Жюльеном и дал ему адрес на рю дю Канада. Обсудили некоторые вопросы радиосвязи, и Жюльен, записав адрес дома, владельцы которого разрешили у себя передачи, повел Мишеля к месту встречи с Портосом — помощником Лорана, а теперь Мишеля.

Мишель уже слышал, что Портос — бесстрашный и находчивый агент. Говорили, будто он бежал из Парижа, спасаясь от гестапо, и за его голову назначили награду — миллион франков. То, что Портос — еврей, ничего не значило для Мишеля, окажись он хотя бы наполовину таким человеком, как Луи из Антиба. Если он такой же умный и способный, как Жюльен, тоже еврей, все будет хорошо. И Мишель чистосердечно пожал руку своему помощнику. Жюльен оставил их одних, и Мишель с Портосом отъехали на велосипедах в тихое место у берега, где они могли спокойно побеседовать.