Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 12

Как только за ним затворилась дверь, в покои бесшумно проскользнула рабыня по имени Миока. Она была немой, поэтому не могла проговориться. Миока глазами спросила у госпожи, что ей нужно. Саломея приказала унести корзину с испачканным бельем, перестлать постель и долить в бассейн еще горячей воды с благовониями. Так она и лежала в купальне, пока не вернулась ее мать.

Иродиада вошла в спальню и увидела, что мужа нет, а Саломея сладко спит, пригревшись в теплой воде. Иродиада разбудила дочь.

– Вместо того чтобы ухаживать за отчимом, ты спишь, как ягненок, Саломея. Не я ли велела тебе ухаживать за ним? Пока ты спала, он ушел, – возмущенно говорила она, возвышаясь над дочерью.

– Не ругай меня, мама, – отвечала Саломея. В глазах девушки не было страха. Она была настоящей дочерью своей матери и унаследовала от той не только красивую внешность, но и природную находчивость. – Я хотела искупаться, пока господин спит. И незаметно заснула… – И Саломея доверчиво улыбнулась. Она вышла из купальни и остановилась перед матерью.

– Как ты посмела купаться перед господином?! Он же тебя видел? – гневно воскликнула Иродиада. Волна возмущения и ревности захлестнула ее.

– Нет, мама. Он крепко спал. Да и смотри, я одета. Эта ткань надежно укрывает меня. Да и зачем ему я, когда есть ты? – с удивлением переспросила она.

Иродиада коршуном вгляделась в лицо дочери. Но лицо той оставалось таким же безмятежным и невинным.

– Ступай к себе. Надеюсь, что с господином по твоей вине ничего не случится, – резко промолвила Иродиада.

– Я тоже на это надеюсь, мама, – кивнула в ответ Саломея.

Но когда она отвернулась и пошла к выходу, в ее глазах светилось неприкрытое торжество и горделивая радость…

Наступила ночь. Ирод Антипа покинул дворец и прошел на конюшню. Велел запрячь самого быстрого арабского скакуна, с силой пришпорил его и поскакал. Он быстро пересек засыпающий город и очутился за крепостными воротами. Не раздумывая, он направил коня в сторону далекого Галаада. Ветер свистел в ушах тетрарха. Ему светила звезда, имя которой было Саломея. Уже и лошадь была загнана и с боков несчастного животного слетала горячая мыльная пена, но всадник ничего не замечал.

Все сильнее и сильнее вонзал он в бока скакуну железные шпоры и несся вперед, пока не почувствовал: еще один рывок, и жеребец упадет под ним как подкошенный. Только тогда остановил он свою бешеную скачку, спрыгнул и бросил свой плащ на землю. Лег на него на спину, и в тот же миг бездонное ночное небо опрокинулось на него, явив ему тысячу великолепных образов. Но, глядя вдаль на мерцающие звезды, он запекшимися сухими губами шептал: «Саломея! Я нашел тебя, моя Саломея! Моя мечта. Ты – единственная женщина и моя богиня. Ты – моя царица! Ты не похожа на обыкновенную женщину, к которой можно приблизиться. Но я обрел тебя и обладал тобой!»

Радость бытия пронзила его. Ироду хотелось воспарить в небо и летать. Тяжелые видения, терзавшие его душу и тело, отпустили его. «Я выздоровел! Выздоровел. Это сделала она! Моя Саломея прогнала их!» – радостно, как заклинание, повторял он снова и снова. Однако вслед за всплеском радости в его душе снова воцарилась знакомая пустота. С тоской глядел он на лукаво подмигивающие ему издалека звезды и беззвучно спрашивал:

– Господи всемогущий! Зачем же ты послал мне безумие и это искушение? Как устоять?

Молчание было ему ответом. Где-то вдалеке раздавались крики ночных птиц, слышался вой рыскающих среди скал зверей. Ирод не боялся, что его может растерзать тигр или лев. Не это занимало его мысли и тревожило сердце. Чем дольше всматривался он в ночное небо, тем сильнее сознавал собственную ничтожность по сравнению с величием мироздания…

Он лежал еще долго, потом понял: пора возвращаться…

Он встал и безжалостно потянул за уздцы усталого скакуна. Тот поглядел на хозяина печальными глазами, с трудом поднялся. Запрыгнув на жеребца, Ирод похлопал его по холке и направился обратно в Тивериаду.

Глава 3

Галилея по праву считалась лучшей частью Иродова государства. Особенно хороши места возле Генисаретского озера, сквозь которое протекает река Иордан. Природа здесь отличается мягким климатом и плодородной почвой. В те времена Галилея напоминала сплошной огромный сад, где в изобилии произрастали разнообразные виды фруктов. Жители страны происходили из египетских, арабских, финикийских племен; в городах и поселениях жили эллины, иудеев было мало. Весь этот пестрый люд молился разным святыням, но большинство из них исповедовало упорно насаждаемый иудаизм. Чистокровные евреи презирали галилеян, и у них в ходу была следующая пословица: «Что доброго может быть из Галилеи?».

Перея же, обширная область за Иорданом, была дика и бесплодна, поэтому малолюдна, а кроме того, она соседствовала с беспокойным арабским миром.

Отстроенный Иродом на берегу Средиземного моря город Акко тоже занимал выгодное положение. С запада его омывали теплые и богатые рыбой морские воды, а на севере и востоке окружали Галилейские горы. Жители раскинувшихся в их низовьях поселений занимались садоводством и огородничеством. Повсюду привольно шумели цветущие долины, апельсиновые и гранатовые сады, сливавшиеся на горизонте с небом.

Благоприятный климат и удобная естественная гавань превратили Акко в преуспевающий город-порт. Его жители обладали жизнерадостным и веселым нравом и были трудолюбивы, как пчелы. Среди них можно было отыскать представителей многих народов: хананеян, самарян, эллинов, греков, идумеев, иудеев. Живущие на оживленном перекрестке морских торговых путей, все жители Акко были впечатлительны и восприимчивы к новизне, легко поддавались смелым идеям, завозимым к ним по морю со всех концов света. Во времена Ирода город процветал так же, как и Тивериада. Но если Тивериада, где находилась резиденция Ирода Антипы, подчинялась ритму дворцовой жизни, то Акко был городом трудового и ремесленного люда: небогатых патрициев, плебеев, ремесленников, торговцев и рыбаков.

Каждый день, едва начинало светать, на берег приходило множество людей и воцарялись шум и гам. Одна за другой приплывали с моря лодки, которые покачивались на волнах вдоль всего побережья. На носу лодок устанавливали железные корзины с отверстием, в которых разжигали огонь, чтобы приманивать рыбу в темноте.

Под вечер рыбаки вытаскивали улов из лодок, взвешивали его и складывали в заранее приготовленные корзины. Женщины дожидались мужей и сыновей на берегу, потом наравне с мужчинами несли громоздкие корзины домой, сгибаясь под их тяжестью. Многие рыбаки оставались на ночь и продолжали ловить на удочку или сетью.

Так было и в это утро. Выгрузив улов, Натан вместе с сыновьями Симоном и Иосифом принялся перебирать рыбу и искать прорехи в снастях. Старшему сыну было двадцать лет, младшему – восемнадцать. Оба они, как и отец, имели характерную иудейскую внешность: черные блестящие глаза, узкий лоб, нос с горбинкой, выпуклые губы и густые жесткие и курчавые волосы. На этом сходство заканчивалось. Характером братья были две противоположности.

– Отец, пойду брошу сеть возле того валуна, пока там никого нет, – сказал Симон, казавшийся более разговорчивым, чем брат. Уже с ранних лет юноша обнаружил в себе неискоренимую тягу к знаниям. Он хорошо и связно рассуждал и имел собственную точку зрения на происходящие вокруг события. Симон был тверд характером, решителен и вырос отважным человеком.

– Ступай, – отозвался Натан, – но будь осторожен. Вчера вечером к твоей матери приходила Рахель и рассказала, что Мордехай рассек в том месте ногу. Не могу взять в толк, где бедняга умудрился найти острый камень?

– Мордехай – старый человек. А за меня не беспокойся, – добродушно улыбнулся Симон. Собрав в кулак середину сети, напоминавшей огромный сетчатый зонтик, он не спеша направился в море. Добравшись до места, юноша замер и стал пристально всматриваться в колышущуюся темную воду.

Тем временем отец и брат продолжили взвешивать и сортировать по корзинам выловленную рыбу. Часть улова пойдет на продажу, часть – на налоги и в казну, а часть – на еду.