Удочеряя Америку

– Прекрасно выглядишь, – сказала ей Мариам. Сказала от души. Зиба и в самом деле очень красивая молодая женщина.

А как хорош собой Сами! Ему достались отцовские точеные губы, густые брови. Почему-то стариковские очки без оправы его молодили, воротник клетчатой фланелевой рубашки по-мальчишески оттопыривался сзади.

– Десятью минутами раньше, десятью минутами позже, велика разница? – поддразнил он мать. Расцеловал ее в обе щеки. – Смотри, какая у Сьюзен рабочая одежка.

Сьюзен нарядили в синий джинсовый комбинезон, убедительно потертый на коленях, под ним легкая рубашка цвета индиго, на кармане курточки, тоже из синей джинсы, нашивка – трактор.

– Ты готова сгребать с нами листья! – похвалила Мариам девочку, забирая ее у Зибы.

– Мы везем бутылку вина, – сказала Зиба. – Как думаете? Или это неправильно? Еще белый день, но раз мы остаемся на ужин…

– Вино – в самый раз, – ответила Мариам, покачивая Сьюзен на бедре. – Обязательно привезти к ужину вино. Ведь так, Сьюзи-джан?

Сьюзен заговорщицки улыбнулась ей.

– Войдем в дом, присядем? – предложила Зиба.

– Зачем? Нам уже пора, – возразил Сами. – Ведет себя так, словно это какое-то великое событие, – подмигнул он матери, а затем обратился к Зибе: – Разве мы редко ходим в гости? Что особенного сегодня?

– Но эти люди старше всех наших друзей, – сказала Зиба. И пояснила для Мариам: – Битси уже сорок. Она сказала, когда мы говорили по телефону. Она ткет, а раньше преподавала йогу, и пишет стихи и… ох, о чем только мы будем с ней говорить? – жалобно закончила она.

– О детках, – ответила Мариам.

– А! – просияла Зиба. – О детках!

– Разве мы говорим о чем-то другом в последнее время? – вопросил небеса ее муж.

– Дональдсоны оставили девочке ее корейское имя – навсегда, – сообщила Зиба.

– Джин-Хо Дональдсон, – попробовала на слух Мариам. Звучало своеобразно. «Дональдсон» вроде бы такое американское-американское имя – или дело в том, что похоже на «Макдоналдс»?

– Джин-Хо Дикинсон-Дональдсон, – уточнила Зиба.

У Мариам так челюсть и отвисла. Сами засмеялся. Потом сказал:

– Ладно, ребята, ровно четыре. Пора в путь.

Зиба повернулась и пошла за ним к машине, однако как-то неуверенно, и Мариам это отметила. Как обычно, женщины церемонно поспорили, кому какое место занять.

– Садитесь, пожалуйста. – Зиба указала на переднее сиденье, но Мариам ответила:

– Мне больше нравится сзади. Рядом со Сьюзен. – И она передала девочку Зибе, потому что та быстрее управлялась с автомобильным креслом, а сама обошла автомобиль и скользнула на сиденье.

Сами сильно отодвигал водительское кресло, так что колени Мариам упирались в спинку, но это не казалось ей неудобством. Она правду сказала, ей больше нравилось на заднем сиденье. Как неловко было бы занимать почетное сиденье, по примеру собственной свекрови! А так ей казалось, будто она вновь сделалась ребенком, сестренкой Сьюзен, раскачивалась с ней из стороны в сторону, когда Сами поворачивал.

Дом Дональдсонов оказался ветшающим колониальным особняком, обшитым белой вагонкой, стоял он на одной из самых узких улиц Маунт-Вашингтона. Расползшийся, заросший двор по колено был завален желтыми листьями, они громко шуршали, когда Язданы пробирались по дорожке к дому; на крыльце полным-полно велосипедов, высоких сапог, садового инвентаря. Дверь отпер Брэд в вельветовых штанах и шерстяной рубахе, плотно обтягивавшей пузо.

– Эй, привет! – заговорил он. – Добро пожаловать. Рад вас видеть. – И пощекотал Сьюзен под подбородком. – Детеныш-то округлился чутка. В аэропорту она мне малость тощей показалась.

– Пятнадцать фунтов и три унции при последнем визите к врачу, – отчиталась Зиба.

– Пятнадцать? – нахмурился он.

– И три унции.

– Видимо, будет из маленьких, изящных девиц, – подытожил он.

А Джин-Хо вырастет великаншей, решила Мариам при виде малышки, оседлавшей талию Битси. Плотненькая, упитанная, прямо-таки цветущая, щеки пухлые, глаза яркие, веселые. А прическа та самая, с какой прибыла, – квадратом и похожая на шапочку. И хотя на нее тоже натянули вельветовые брюки, сверху облачили в стеганую многоцветную одежку с полосатыми рукавами и черным шелковым кушаком. Как на картинках из интернета, припомнила Мариам, которые они рассматривали, когда Сами и Зиба изучали Корею.

– Выросла, правда? – спросила Битси, слегка приподнимая Джин-Хо для обзора. – Штаны рассчитаны на полтора года! Нам пришлось переложить ее в настоящую кроватку через неделю после Прибытия.

Сама Битси надела свитер в черно-белую полоску и черные слаксы, на ногах – беговые кроссовки с подсветкой. В ее простоте Мариам чудилось что-то агрессивное – такой откровенный отказ от косметики, коротко подрубленные волосы, угловатое тело, торчат кости. Она словно заявление какое-то делала таким своим обликом. Рядом с ней Зиба казалась яркой, гламурной – но и чуточку безвкусной.

Они посидели несколько минут в гостиной, дожидаясь бабушек и дедушек Джин-Хо, – позвали обе пары, предупредила Битси, и больше никого, никаких дядей, теть и кузин с кузенами, потому что в большой толпе девочки могут растеряться. Пока что они казались невозмутимыми – сидели себе на плетеном коврике и занимались каждая своим делом: Джин-Хо складывала в игрушечный мусоровоз кубики с буквами, а Сьюзен пыталась вытащить колокольчик из деревянной погремушки. Сьюзен такая милая, такая сосредоточенная, пальчиками двигала так ловко – Мариам подумала, Дональдсоны могут, пожалуй, и позавидовать немного.

Битси и Зиба пустились обсуждать непереносимость лактозы. Битси видела причину в конфликте культур, ведь азиатские традиции не предполагают потребления такого количества молока. Неудивительно, что у Джин-Хо случается расстройство желудка.

– А Сьюзен? Или… – Тут Битси вдруг смутилась. – Или у вас тоже не принято пить молоко? – уточнила она.

– Сьюзен пьет, – сказала Зиба, – и пока все в порядке.

– Может, вам бы лучше перейти на соевое молоко. Соя больше соответствует культурно.

– О, может быть, я и правда попробую, – вежливо согласилась Зиба.

Мариам на ее месте спросила бы, зачем это нужно. Ведь Зиба только что сказала, что у Сьюзен нет проблем с молоком.

Гостиная Дональдсонов выглядела симпатично, без лишних усилий угодить. Сквозь незанавешенные окна струились солнечные лучи, мебель была старая, но качественная, возможно, передавалась из поколения в поколение. Брэд развалился в кожаном кресле, которое поскрипывало при каждом его движении. Сами опустился в старинную качалку и оказался сантиметров на пятнадцать ниже хозяина. Он кивал, слушая, как Брэд расписывает радости отцовства.

– По воскресеньям мы с Джин-Хо отправляемся за круассанами и «Нью-Йорк таймс», – рассказывал Брэд. – Это для меня лучшее время за всю неделю. Обожаю! Только я и моя малышка – вместе. А вы так делаете со Сьюзен? Ходите с ней вдвоем поразмяться?

Мариам знала: пока что Сами недоставало отваги для таких вылазок, но он не хотел в этом признаваться. Поглядывая на Брэда снизу – эта позиция придавала ему трогательно-скромный вид, – он сказал:

– Я собираюсь купить коляску-велосипед.

– Коляску-велосипед! Великое изобретение. У парня дальше по улице есть такая. Я выясню, что за марка. Это и для вашей жены пригодится – хорошо для Зеебы. Сможет почаще выбираться из дома.

«Зееба», так он произнес, почти «зебра», и оглядел ее с головы до ног. Американских мужчин Зиба завораживала. Занятно, подумала Мариам, что и Брэд, хотя выбрал себе жену местного розлива, тоже не устоял.

Два набора дедушек-бабушек прибыли почти одновременно, сначала родители Битси, по пятам за ними – родители Брэда. Родители Битси были крупные, седые, дружелюбные, Дэйв в вельвете, будто обычный работяга, Конни в спортивном костюме и в той же кепке с узором, что и в аэропорту. Родители Брэда, позолоченного оттенка блондины, в утепленных бархатистых костюмах под стать друг другу, выглядели более церемонно. Их звали Пэт и Лу. Мужчина Пэт, а женщина Лу – или наоборот? Мариам так и знала, что запутается.