Древние города

Вот Жак ринулся помогать сестрам. Вот поднялся легкий ветер, и Люк опустил натянутую между деревянными столбами ткань, закрывающую стол от песка. Все двигалось, несмотря на хаос и многоголосицу. Каждый знал свое дело и умел его делать.

И Мэй видела, как это впечатляло отца.

Она улыбнулась ему и хотела спросить, понравилось ли мьёково мясо, как на плечо легла рука Люка.

– Нам пора. Тут и без нас управятся, – коротко сказал он.

Енси опустился у неровной, бугристой стены, один край которой поднимался выше другого и торчал угрюмым каменным осколком. Почерневшая, осевшая стена казалась такой же старой и древней, как и вся пустыня Камлюки.

Яростный костер полыхал у ее основания, а чуть дальше, на огромной площадке, там, где песка было немного и проступала оголенная скала, стояли драконы. Так много драконов, что Мэй и не могла сосчитать. И они уже не казались милыми и дружелюбными, как Енси. Их сложенные крылья, прикрытые глаза и торчащие в разные стороны рога пугали, угрожали, наводили ужас.

Каждый дракон был особенным – это Мэй сумела разглядеть с высоты, пока подлетали. У кого-то на носу и по всей голове выступали острые шипы, у кого-то на крыльях торчали рога. Голова одного казалась большой, а выступающая челюсть придавала выражение свирепости.

Драконы стояли неподвижно, лишь некоторые лениво и медленно выпускали дым из ноздрей, отчего драконья площадка временами покрывалась дымной завесой.

Спустившись с Енси, Мэй оглянулась на множество мужчин, устроившихся у костра, и почувствовала, как ее одолевает робость. Даже не робость, а нервная дрожь. Перед ней были воины, закаленные в битвах. Свирепые, серьезные, строгие. Длинные волосы большинства из них были убраны в хвосты и украшены кожаными рыжими и зелеными лентами. Многие стояли с обнаженной грудью, и можно было видеть темно-синие татуировки – разверзнутые пасти драконов с горящими глазами. Ни один из воинов не улыбался, никто не был настроен дружелюбно.

Мэй тут не ждали. Ей не были рады, к ней относились с опаской. Она была врагом для всех этих свирепых мужчин, вооруженных арбалетами и лучевыми мечами. Ее могут убить одним движением, едва она навлечет на себя гнев или даже просто неудовольствие.

Другими словами, если Мэй не понравится отцам клана, с ней, видимо, не станут церемониться…

И зачем только Люк задумал всю эту авантюру?

Но Люк не смущался и не тревожился. Он стал спокойным, и его глаза заблестели так же презрительно и дико, как и у остальных Всадников. Он был в своей стихии, он знал правила, он ловил настроение.

Потому тихо приказал Мэй держаться рядом, но чуть за спиной. Шагнул вперед, медленно и с огромным достоинством. Вышел к костру, встал перед воинами. Мэй, потея от страха, двинулась следом. Люк слегка поклонился, и Мэй сделала то же. Люк не отводил глаз от отцов клана, и Мэй старалась держать голову ровно.

Раз такое дело, надо хотя бы показать, что Городские девушки вовсе не трусихи и умеют общаться с врагом. Или Всадники сейчас не враги? Если бы еще разобраться и определиться во всем этом…

– Мое имя Гайен-Сей-Сай-Люк, я сын Гайена-Ким-Лагена-Дюка. Мой отец – храбрый воин, сын храброго воина. Он сражался за клан, он побеждал во многих битвах. Он дал жизнь многим детям, из которых четверо – мальчики. Но он погиб, сражаясь за клан, и после него остался дракон. В семье есть мужчины, способные владеть машиной, но в их жизни Буймиш поднимался в самый зенит только семь раз. Мои братья – воины, но еще слишком маленькие воины. Им не удалось управлять отцовским драконом, и Хмус моего отца погиб. И теперь я пришел к отцам клана с просьбой оставить плату отцовского дракона в семье и позволить на Праздник Посвящения опустить плату в священный источник Живого металла и дать жизнь новому дракону.

Закончив, Люк поклонился еще раз, и Мэй поклонилась вслед за ним.

На какое-то время воцарилась тишина. Никто не возражал, не говорил – никто вообще не делал ничего. Суровые воины молчали, рассматривая Люка.

Мэй растерялась. Почему они молчат? Решили отказать? Им не понравилась учтивая речь?

Молчание длилось минут пять, наверное, но Мэй эти минуты показались вечностью. Она стала ощущать, как медленно и лениво дует едва заметный ветер, как шевелится песок под ногами, сдуваемый этими легкими порывами. Как еле заметно выдыхают дым драконы где-то за спиной.

Наконец один из отцов клана заговорил. Сложив ладони перед лицом, он поклонился, и голос его зазвучал низко и тихо. Был он наполнен каким-то напряжением, силой, что готова была вот-вот вырваться наружу. И Мэй при его звуках еле сдержала дрожь в ногах.

– Пусть Настоящая Мать даст нам всем мудрости. Мы охраняем священный источник, что доверила нам Мать, и нас должно быть много. Мы должны сохранить наши правила и наши традиции. Сохранить наши семьи и наших воинов. Мы принимаем верное решение, и да поможет нам всем Настоящая Мать.

Остальные тихо выдохнули звук, похожий на «Га!», только более мягко.

Тогда воин заговорил снова. Он опустил руки, и кожаные браслеты на запястьях тоже опустились.

– Кто будет владеть драконом, пока твои братья подрастают? Машина не может стоять просто так, а братья твои еще слишком малы. Только один вопрос.

Мэй вдруг поняла, что наступил главный момент. Что сейчас все и решится. И Люк напряжен, но тверд. Он знает, что будет говорить, и надеется выйти из затруднения с честью.

– Настоящая Мать благоволит к своему народу, – начал Люк, – и всегда заботится о нем. Если только ее народ, племя Инимайтов, с честью выполняет свой долг, свои обязательства. Семья моего отца Гайена-Ким-Лагена-Дюка всегда была верна Настоящей Матери, и никто не упрекал мужчин этой семьи в трусости. И братья мои не струсили, но принесли плату дракона в целости и сохранности, хотя по их следам шли коварные Вурноги, вооруженные до зубов. Но меч Вурногов не достиг моих братьев, хотя те и надеялись, что мертвые мальчики не расскажут ничего и никому. Настоящая Мать послала защитника братьям, который разделил с ними трапезу. Это был Городской. Через правило трапезы он стал нашим другом. Правила, что оставил нам посланник Настоящей Матери Ким-Киган, священны. Разве не так?

Воины согласно закивали.

– Правила священны, и я подчинился им. Потому Городской стал нашим другом. Я привез его и дал приют, а когда Городской заболел, его дочь сказала, что не оставит отца в беде. И попросила полететь на моем драконе и раздобыть лекарств. Она сказала, что знает, где хранятся лекарства. И дракон мой ей подчинился. Он стал послушным ее рукам, он признал в ней Всадника. И я подумал, отцы, что души Городских были душами Всадников и потому они решили покинуть свои Города, ибо Городских я встретил на ничьей земле, в лесах. Мой дракон подчинился Мэй, и она добыла лекарства. И если у кого-то близкие страдают лихорадкой, мы можем помочь. Лекарства подняли ее отца за одну ночь. И теперь, отцы клана, я хочу взять в жены Мэй, у которой душа Всадника. Мы выведем дракона на Празднике Посвящения, и Мэй станет им владеть.

Люк еще раз поклонился.

Взоры отцов клана обратились к Мэй. Они рассматривали ее пристально, сурово, подозрительно. Поначалу никто ничего не говорил, и тишина нарушалась лишь треском пылающего костра. Но чуть позже один из отцов сказал:

– Дракон ей подчиняется, так?

Люк повернулся к Мэй и попросил:

– Подойди к Енси и положи ладонь ему между глаз.

Мэй уже проделывала такое сегодня утром, когда отец осматривал Енси. Ей показалось, что это успокоит машину, потому она поглаживала его морду и почесывала лоб. Просьба не показалась странной или непонятной. Она направилась к машине, и отцы двинулись за ней.

Это пугало – то, что суровые, строгие, свирепые мужчины следуют по стопам лохматой девчонки, уставшей от жары, беспокоящейся о будущем и абсолютно бестолковой во всем, что касалось войны и боя.

Мэй приблизилась к Енси, тот открыл глаза и приветливо хрюкнул. Мэй поднялась на цыпочки и погладила черную морду, после провела рукой между глаз, и дракон покорно прикрыл веки.