Страница 35 из 38
- Получается, что у нее есть обе половинки кода, - пробормотала Сима. - Одну только что озвучила Грета, другая в моем медальоне. И это при том, что эта мандолина еще четверть часа назад не знала вообще ничего. Вот это карьера! Это вам не на Берлинскую стену прыгать, и не от танков уворачиваться на будапештской набережной...
- Надо ее перехватить! - крикнула Грета. - Фимка, поехали!
От звуков ее голоса с соседней ели, фыркнув крыль-ями, снялась стая скворцов.
- Поздно, ребята, - произнес молчавший до сих пор За-гребский. Я хоть и контуженный, но слуха пока не потерял.
По аллее, завывая сиреной и разбрасывая синие сполохи, приближался полицейский микроавтобус.
Глава XVII. Подарок для Груни
- Не перестаю удивляться западному правосудию, - Коган, сцепив руки над обрамленной кудрями лысиной, разминал затекшую спину. - В восемьдесят девятом меня посадили ни за хрен собачий, а сегодня выпустили, хотя я этому козлу реально чуть голову кочергой не проломил. Да еще данкещён сказали за давно разыскиваемого преступ-ника.
Загребский и Алик дружно дымили на лавочке во дво-ре полицейского участка.
- Фимочка, русскому человеку этого не понять, даже если он трижды еврей, - сказал Загребский. - Законы он на дух не переносит и, рассуждая от противного, глубоко убежден, что, нарушая их, живет по совести. Справедли-вость ему представляется в виде манны небесной, которая должна автоматически проливаться с неба всякий раз, как только в ней возникнет необходимость. Ему и в голову не приходит, что справедливость - такая же абстрактная категория, как добро или зло. И чтобы оживить ее, претво-рить в реальность, надо потрудиться самому или нанять адвоката.
- Ты, конечно, прав, Загер, - сказал Алик. - Но как объяснить это народу, которому веками вдалбливали, что власть - понятие сакральное? Как отвратить русский народ от исторического фатализма, от соблазна по любому поводу отдаваться на волю бога или эмитируемой им власти? Решить эту задачу - все равно что отучить россиян от пьянства. Но все попытки сделать России прививку здоро-вого экзистенциализма до сих пор оканчивались пшиком.
- Сразу видно, что ты недавно сдал кандидатский ми-нимум по философии, - засмеялся Загребский. - Излагаешь в целом верно, но если хочешь обрести единомышленников, выражайся проще.
Однако освобождение из-под стражи требовало от Алика немедленной эмоциональной разрядки.
- Одновременно с обожествлением власти идет встреч-
ный процесс - десакрализация бога. Сегодняшний русский бог - вроде старшины, чьи приказы не обсуждаются, но и не выполняются. Происходит некий идеологический сабо-таж, то есть активное нежелание следовать какой-либо идее вообще.
- Тогда уж, скорее, духовный саботаж, коль скоро речь идет о боге.
- Нет, именно идеологический. Идеология - это низ-ший уровень духовности, ее практическое воплощение. Се-годня сам бог не слишком духовен - он теперь восприни-мается как некий идеологический проект. Уже не говоря о церкви, которая этот проект обслуживает...
- Мужики, вы охренели? - выпучил глаза Коган. - Вы где находитесь? Как будто не из кутузки откинулись, а с философского семинара. Скорее бы девушек наших офор-мили... Ага, вот и они.
В дверях показались "девушки". Грета толкала перед собой коляску с Симой. Обе источали серии улыбок всевоз-
можных широт.
- Да вас просто не узнать, драгоценные мои! - Фима удивленно раскинул руки. - Смотритесь как две именин-ницы.
- И, слава богу, есть отчего! - Гретой владело не свой-ственное ей радостное возбуждение.
- Что случилось?
- Они нашли мой медальон! - прокаркала Сима. - Вот что значит немецкая педантичность! Хотя шмон был самый обычный, как на этапе. Раком не ставили и приседать не заставляли. Да я бы все равно не смогла.
- Они поймали Милу?!
- Какое там! - махнула рукой Грета. - Эта пронырли-вая тварь уже черт знает где. Все гораздо проще. У нашей Симули дыра не только в памяти, но и в подкладке ее об-лезлой крокодиловой сумки. Туда он и провалился. Теперь нам будет только везти. Есть бог, есть! Все в руке божьей!
- А Алик только что сказал, что бог на современном ис-торическом отрезке не при делах, - сказал Фима.
- Алик погорячился. Фимка, заводи свой прокатный драндулет. Мы едем в Берлин, на Фридрихштрассе!
- Сначала к Бранденбургским воротам, - выцветшие глаза Симы смотрели с непреклонной решимостью. - Фимочка, и у цветочного по дороге притормози, будь добр.
- Хорошо, - недовольно сказала Грета, - только побыст-рее. А то банк закроется.
- Не закроется. И деньги никуда не убегут. Они, в отличие от нас с тобой, мертвые, а значит - вечные. Чем позже мы до них доберемся, тем больше их станет. Проценты накапают.
- Что-то ты мне не нравишься, Сима... - Грета подо-зрительно посмотрела на старуху.
- Я не коробка с драгоценностями, чтобы всем нра-виться, - проворчала Сима. - Но прежде чем набить карма-ны, надо рассчитаться с долгами...
До Берлина ехали молча. Фима сосредоточенно смо-трел на дорогу, Грета деловито рыскала в телефоне, Сима глядела на медленно вращающиеся по сторонам поля каким-то особым, просветленным взглядом. Загребский, чувствуя себя посторонним, задумчиво жевал бороду.
- Откуда у тебя новый пиджак? -шепнул ему в ухо Алик.
- В гараже у покойника позаимствовал, - ответно прошептал Загребский. - Ему-то он теперь без надобности, а у меня куртка разорвалась...
У Бранденбургских ворот Сима неожиданно для всех самостоятельно выбралась из машины.
- Я хочу пройтись, - заявила она, обведя компанию
независимым и отчасти даже бесшабашным взглядом. - Но сначала мы навестим мою дорогую подругу. Это она дает мне силы ходить.
Грета подавила вздох.
Сима положила букетик тюльпанов на оттаявшую землю у каменной громады ворот и с трудом разогнулась, беззвучно шевеля старческими губами. Со сгорбленной спиной, одетая в длинный плащ с разъезжающимися по-лями она была похожа на готовую улететь божью коровку.
- Давайте дойдем до набережной, - предложила Сима. - Это недалеко.
- Господи, Сима, к чему все эти ритуальные походы по
местам боевой славы? - раздраженно сказала Грета. - Да-вай лучше все скорее закончим. А матери поставим хоро-ший памятник...
- Греточка, ты просто молодец! - расцвела Сима. - Конечно матери нужен памятник. Как же я сама до сих пор не догадалась? Только здесь ведь не разрешат...
- Дома поставим, на кладбище, когда вернемся. Будет куда цветы носить.
- Дома - это не то. Она ведь рвалась к свободной жиз-ни, а дома опять мрак средневековый. Погоди... - в глазах Симы промелькнул светлый блик, но додумать внезапно пришедшую мысль она не успела.
Навстречу, по аллее Тиргартена чинно двигалась пара. Ее усредненно можно было назвать пожилой, поскольку плотному седовласому мужчине было заметно за восемь-десят, тогда как его дородная спутница едва преодолела пятидесятилетний рубеж. Всмотревшись в румяное, покрытое застарелыми оспинами лицо старика, Сима всплеснула руками:
- Господи, ты все еще здесь, водила генеральский!
- Я вас тоже сразу узнал, - польщенно улыбнулся рябой шофер. - А напарница ваша и вовсе не стареет. Как в книжке про портрет Дориана Греевича...
- Стало быть, так и не вернулся в села Рязанщины?
- Гостевать гостевал, а окончательно осесть желания не возникло. Дороги там все те же... Я потом догадался, отчего в России-матушке дорог не строят, а если все ж таки проложат какую-никакую штрассу, так она тут же кусками отваливается.
- Отчего же?
- Земля у нас особенная, вот что. Вольная, никакой корки на себе не терпит. Ее просто так в асфальт не зака-таешь, любые оковы отторгает. Оттого и народ наш, на той земле возросший, свободу любит, как никакой другой...
- Ты хоть землицы той невъебенной привез на память в тряпице? - весело спросила Грета. - Чтобы было что на крышку гроба бросить в последний час на чужбине проклятой?