Страница 4 из 8
Я хоть и любил сладкое, но к самостоятельности тянулся больше. Понимал, что на деньги можно покупать то, что нравится самому, а не то, что покупают тебе взрослые. Так я смекнул и предложил дяде Коле платить мне наличными, заявив, что на мороженое у меня аллергия. Пошел на маленькую хитрость, ведь аллергии никакой не было, но теперь, пока все последующие дни мои пацаны лопали мороженое, я считал монетки. И это был мой первый, заработанный честным трудом капитал.
Чуть позднее, лет в шесть, я предложил отцу помыть его машину за деньги. Он согласился, и с тех пор, выполняя эту нехитрую работу, я исправно зарабатывал. Да и когда чуть подрос, карманные деньги добывал себе тем же способом. Мне платили ровно столько, сколько стоила такая услуга на автомойке недалеко от дома. С самого начала я очень старался, натирал поверхность машины и тряпками, и бумажными полотенцами до тех пор, пока она не начинала блестеть абсолютно идеально.
«Зарабатывать деньги» – в этом словосочетании так много взрослой жизни, успеха, самодостаточности, ума и ответственности. Я чувствовал их уже тогда, будучи шестилеткой, натиравшим родительский автомобиль.
Чем-то мы ради развития с удовольствием нагружаем себя сами, а какие-то испытания выбирают нас. Одно из таковых свалилось на меня, еще когда мне было четыре года. По сути, как я выяснил позже, такие испытания тоже посылаются нам для нашего же развития, но когда об этом не знаешь – жить довольно тяжело.
Так вот, в четыре года, переболев коклюшем, я начал заикаться. Это длилось долго, вплоть до пятого класса школы. Сказать даже пару слов без заиканий у меня не получалось. Настоящее испытание. Очень худенький, с большими голубыми глазами мальчик не хотел раскрывать рот, чтобы не выглядеть жалким, произнося что-то вроде «Здра-ра-ра-раст-вуууй-те!».
И вот однажды с восемью одноклассниками мы поехали отмечать чей-то день рождения домой к имениннику. Приглушенный свет, большой стол, заставленный салатами и кока-колой, лаунж-музыка. Я тогда был хоть и заикой, но довольно симпатичным, и девочки поглядывали на меня с интересом. Среди них были и те, что мне нравились. Особенно Жанна и Саша. Девчонки спросили: «Поедешь потом с нами в боулинг?»
Я переспросил от неожиданности: «Бо-бо-бо-бо…?» Интерес, проявленный девчонками, тут же улетучился, он сменился разочарованием, а может, жалостью, что было невероятно противно и больно.
Мысль самому вновь заговорить с ними, заикаясь, вызывала во мне отвращение и несогласие. В голове крутились смешные шутки и разные интересные истории, которые пришлись бы кстати, но мне не хотелось их рассказывать, и я просидел весь оставшийся вечер в стороне, чуть ли не за занавеской, и молча. Вся эта картина въелась мне в память до мелочей. Я помню каждое лицо, каждую обсуждаемую тему и, конечно, свои ощущения. Чувствовал себя так, как если бы на меня злая колдунья наложила страшное заклятье и сделала уродом. От ощущения несуразности происходящего практически тошнило.
После вечеринки я сел на маршрутку в сторону дома, но не доехал до своей остановки, вышел раньше. Вокруг не было ни души, я стоял один посреди заснеженного перекрестка. Меня накрыло то ли отчаяние, то ли ярость. И вот тогда я в первый раз почувствовал всплеск неведомой внутренней силы, она проявилась в возмущении моего внутреннего Я в отношении того, что со мной происходит. То был просто какой-то момент, но очень сильный. Я буквально вскричал во все горло: «Хватит заикаться! Сколько можно?! Это же просто бред! Это не ты!» По щекам текли слезы, меня трясло. Через секунду я осознал, что все, что я прокричал, – прокричал без единой запинки.
С того момента я больше не заикаюсь. Тяжелейшее заикание прошло, как будто и не было никогда. Хотя до того дня со мной возились многие логопеды, но ничего не помогало. Врачи говорили, что налицо нарушения в мозговой деятельности из-за перенесенной болезни и вылечить их крайне сложно. Я понял, что внутри меня есть сила, она такая древняя и мощная, что способна излечить за одну секунду то, что люди не могут годами. Сейчас я знаю, что это была накопленная сила в спице Здоровья, которая активно проявлялась и не давала миру отбросить меня назад с помощью болезней. В каждой жизни мир проверяет на прочность твои позиции и важно уметь их отстаивать. Иначе можешь откатиться назад.
Когда я учился в пятом классе, в нашей школе было всего два мальчика, которые не могли подтянуться на турнике ни одного раза, – я и Леша Крюков. Однако, избавившись от заикания, я обзавелся старшими друзьями, и они приобщили меня к настоящему мужскому спорту – занятиям в тренажерке. Я словно вспомнил то, что давно знал: мое тело создано для высоких нагрузок, оно очень сильное, выносливое и здоровое. Такое знание всплыло откуда-то с подкорки мозга, как вспоминается давно забытая история, когда ее напоминает попавшая в зону внимания специфическая вещь, как-то связанная с ней. Знание дало мне энергию и мотивацию для серьезных усилий.
Я начал активно тренироваться: три раза в неделю ходил в фитнес-клуб и делал комплексы силовых упражнений. Мышцы нарастали, я подтягивался все больше и больше, отжимался, бегал, занимался на тренажерах. Трансформация происходила впечатляющая: худенький слабенький мальчик становился мускулистым и сильным. Так прошло всего одно лето, и первого сентября я торжественно подтянулся перед физруком семнадцать раз. Мой учитель был ошеломлен и буквально не мог ни слова произнести: еще бы, за одно лето его самый неуспевающий за нормами физподготовки ученик стал лучшим, и не только в школе, но и в районе, как показала прошедшая через месяц олимпиада. Отныне я стал одним из главных кандидатов от нашей школы для участия во всевозможных спортивных соревнованиях.
Но впереди меня уже ожидало новое испытание.
Я стал как все, мог свободно говорить, мне открылся мир во всех его красках – больше не было причин себя от него прятать. Я наполнился физической силой и почувствовал желание направить ее в какое-то русло. Вскоре в школе сформировалась группа ребят, которых все боялись, особенно новички. Стас, Денис, Рома, Леша и я. Мы были напористые и наглые, не давали житья слабым или чем-то отличающимся на фоне других ученикам и даже молодым учителям.
Когда в классе двадцать пять человек и пятеро из них объединились и ведут себя недружелюбно, учителям сложно держать оборону. Ведь такая группа составляет целых двадцать процентов от класса, и, настроенные сорвать урок, они имеют большие шансы на успех. Тем более что мы были еще и самыми сильными и авторитетными в классе. Мы ставили под сомнение знание учителями предмета и даже надобность самого предмета для преподавания в школе. На уроках я часто выступал с резкими речами, говорил что-то вроде: «То, о чем вы нам тут рассказываете, никому из нас в жизни не пригодится. Эй, ребят, вы химиками, что ли, хотите стать? Зачем нам эти формулы?» И все в таком духе. Учителя проводили со мной беседы, просили успокоиться, угрожали исключением, но мой нигилизм и уверенность в своих силах им не удавалось переломить.
Мое поведение было ужасно деструктивным, неправильным. Но некоторые мотивы, которые двигали мной в ту пору, и сейчас вызывают во мне отклик. Я считаю, что наша образовательная система – вечно отстающая и учит слишком большому количеству неактуальных вещей. Она основана на мировоззрении чиновников из министерств и ведомств и не успевает за новыми тенденциями и веяниями. В итоге падает уважение учеников к школе, студентов к вузам, когда их учат одному, а они своими глазами видят, что на самом деле все уже другое.
Но вернемся к моим школьным «подвигам». Мы не давали спокойно учиться одноклассникам, особенно новичкам, показывали им свою власть в классе. Больше всего не любили симпатичных мальчиков, на которых засматривались девчонки. Таким ребятам приходилось наиболее тяжко.
Добро и зло на тот момент еще не приняли каких-то отчетливых очертаний в моем мировоззрении. До этого периода я проявлял много любви к миру, но это не было осознанным выбором. Свет шел изнутри. А решение создать подростковую группировку принял мой физический мозг. Он проанализировал все «за» и «против» и пришел к выводу, что так для меня безопаснее, интереснее и выгоднее. И вот я встал на сторону зла: вместе со своими друзьями обижал слабых и выводил из себя учителей, мешая им делать свою работу.