Тиора

Построение, как потом узнали, было из-за очередной проволочки пары человек, а правила в армии практически любой страны мира всегда таковы, что если провинится даже один человек, отвечать за это будет все отделение, группа, рота — неважно. Это решение уже предоставляется командованию.

Рота построилась в две шеренги, вместе с ними и Марк, выскочивший из канцелярии, на ходу затягивавший на поясе ремень и надевавший головной убор. Солдаты выровнялись в строю и стали ждать, что последует далее. Все три сержанта смотрели на роту как обычно взглядом людей, которые в данный момент наблюдают перед собой навозную кучу, внезапно образовавшуюся посреди их чистой прекрасной поляны. Объявив причину построения, перемежая ее большим количеством слов, которые обычно применяются в случае, если в эту самую навозную кучу человек наступил своим чистым ботинком, сержант взял в руки кантик.

Кантик — это длинная прямоугольная доска небольшой толщины с перпендикулярно приделанной к ней совсем уж маленькой дощечкой в качестве ручки, за которую надо держать этот самый кантик. Служит он для отбивки матрасов кроватей, с накинутыми на них одеялами, чтобы в итоге все матрасы были одинаково ровными, а одеяла на них туго натянутыми.

Взяв в руки кантик, сержант дал приказ солдатам:

— Начиная от начала первой шеренги, быстро подбегаем по одному ко мне и становимся вот на этом месте! Понятно?

— Так точно, товарищ сержант! — раздался громкий хор роты.

Когда первый же солдат подбежал и стал перед ним, как вкопанный, сержант со всего маха ударил его кантиком по заднице. Боец тут же с криком заплясал, возвращаясь в строй. Так раз за разом, к командиру отделения подбегали все солдаты по одному. Каждый получал свою порцию наказания, затем, вскрикивая и пританцовывая, возвращался на свое место.

Марк наблюдал за всем этим с тревогой, держа палец на пульсе и видя, что очередь скоро дойдет до него. И вдруг он осознал внутри себя, что эта физическая боль, которую причинял парням сержант, ничто по сравнению с его внутренней моральной болью, которую он испытывает из — за своей странной болезни. Существует разная физическая боль, если конечно вспомнить о чудовищных пытках инквизиции по отношению к еретикам в глубоком Средневековье. Сейчас же физическая боль от удара кантиком не шла ни в какое сравнение с тем, что испытывал Марк морально, находясь в плену своей проблемы. Резко осознав это, юноша почувствовал большое облегчение, и когда настала его очередь, не раздумывая, подбежал к командиру отделения и врос рядом ним.

Позже, вспоминая этот случай, парень отчетливо видел позу этого сержанта, его выражение лица, выражение лиц других сержантов и лиц всей роты. Один из командиров, больше всего ненавидевший Марка, даже весело хмыкнул. Его скривившееся в злорадной гримасе лицо как будто говорило: «О, вот он этот нытик! Сейчас будет потеха!».

Сержант нанес ему мощный удар по заднице, обжигая кожу сильнейшей болью, но в Марке как будто на тот момент отключилось все: ни один мускул не дрогнул на его лице, ни звука не вырвалось из его горла. Как отметил потом он сам, даже сердцебиение практически не участилось, дыхание было ровное и размеренное. Парень увидел изумленное лицо сержанта, который больше всех ждал зрелища, затем услышал, как у того вырвалось с сожалением в голосе:

— Ну, хоть что-то этот слюнтяй может терпеть.

Марку нравилось видеть неподдельное удивление на лицах солдат и командиров. Конечно же, он не показал вида, потому что за это можно было поплатиться лишним нарядом или любым другим наказанием, но душа его была согрета. Он чувствовал в себе великую силу. Парень быстро вернулся в строй на свое место. Рота вместе с сержантами еще приходили в себя от увиденного. В воздухе повисла небольшая пауза. Затем экзекуция продолжилась.

Так было три раза: бойцы подбегали по одному, получали удар и, вскрикивая и танцуя, скакали на свое место, и, как и в первый раз, в последующие разы Марк также никак не отреагировал на боль, сколь сильно бы не вкладывался в замах сержант.

Вечером после всеобщего наказания к Марку подошли несколько человек и с одобрением пошлепали его по плечу. Это была хоть и небольшая, но победа, и прежде всего это было победа над самим собой. Юношу это окрыляло и поддерживало.

Даже после этой ситуации у сержантов к Марку были достаточно противоречивые отношения, поэтому он старался с ними контактировать как можно меньше, насколько это позволяла жизнь в таком сообществе. Все же один из этих людей в итоге пошел на контакт с Марком, и хотя они все сильно недолюбливали юношу за всего его странности, этот сержант в какой — то момент смог выслушать парня и хотя бы поверхностно понять его проблему. После этого разговора сержанты практически перестали трогать Марка без особой надобности, что также подействовало на парня положительно, облегчая его столь сильные страдания.

Оставшееся время юноша дослужил относительно спокойно. Затем было его увольнение из рядов Вооруженных Сил, прибытие домой, встреча с матерью, девушкой, слезы, радость, восторг, и Марк на небольшой промежуток времени даже подзабыл о своей болезни. Но, входя дальше в спокойную размеренную жизнь, его недуг снова начал овладевать его душой, отравляя ему жизнь.

В какой-то момент все это обострилось до такой степени, что долгих восемь месяцев он не работал и сидел дома, дни напролет с утра до вечера читая книги. Он выходил лишь раз в два дня в магазин за едой, да и то после того, как минут двадцать набирался храбрости, чтобы подавить в себе тревогу и не поймать за время этого выхода очередной приступ панической атаки. У Марка были кое — какие деньги, которые он мог растянуть на столь долгий период жизни, приобретая по минимуму лишь самое необходимое. Его девушка не понимала до конца всей серьезности ситуации, иногда попрекая его, но юноша не мог объяснить ей, что с ним происходит. Это пугало и тяготило его.

Нас с детства пугают библейским Адом, но люди с настоящими проблемами, с проблемами со здоровьем, знают, что Ад бывает уже здесь, на Земле. Знают об этом вроде как большинство людей, но по — настоящему прочувствовать и понять это могут лишь те, кто лицом к лицу столкнулся с такими ситуациями. Это как истории друзей об армии. Все люди, приходя оттуда, рассказывают примерно одни и те же ситуации. Они не лгут. Все примерно так, как они описывают. Но одно дело знать, что происходит там, а другое — прочувствовать это на своей собственной шкуре, после этого ты начинаешь понимать такие ситуации не только разумом, но и сердцем, что намного важнее. Это касается практически любой проблемы, будь то болезнь, война, голод или любые другие лишения, которым подвержено человечество.

Постепенно все же Марк начал обретать мир в душе и успокаиваться настолько, что это дало ему возможность снова выходить к людям и, к радости его девушки, устроиться на работу. Парень даже перестал держать палец на пульсе, хотя периодически с ним и возникали странные ощущения, грозящие скинуть его в пропасть очередного приступа. Он все же овладевал собой в итоге, понимая, что даже со временем переборов себя, ему все равно придется биться с своей болезнью и жить с ней, максимально стараясь приблизить свою жизнь к полноценной.

В течение некоторого времени в борьбе со своим недугом Марк смог выяснить до конца его суть и даже нашел людей с такими же проблемами. Он осознал, что приобрел паническое расстройство, заставлявшее его ощущать частый беспричинный выматывающий страх и тревогу. Обострение его недуга было обусловлено постоянными стрессами и другими нагрузками на нервную систему. Такое положение вещей присуще людям с высокой эмоциональностью и восприимчивостью, каковым юноша и являлся со своего рождения. Но, к сожалению, от этой болезни не застрахован даже человек с крепкими нервами.

Глава 3

— Так что ты думаешь делать с этим теперь? — наконец, спросил Николай.

— Пока не знаю, — ответил Марк. — Ненадолго залягу на дно. У меня есть немного денег, кое-что продам ненужное, поэтому на первое время у меня будет, чем заплатить за квартиру арендодателю и на питание, а дальше будет видно.