Страница 8 из 11
И, конечно, там было небольшое окошко специально для Джейми, для Джейми, который снова уткнулся в свою книгу, разместив её у себя на коленях. Кристофер сидел у себя в лаборатории, добавляя — не вызывающую никакого доверия — оранжевую жидкость к пузырящийся фиолетовой жидкости, а на его лице читалось полное удовлетворение. Томас сидел на диване, скрестив ноги, и, искреннее пытался немного попрактиковаться с лезвием.
Томас был добросовестным и часто беспокоился о том, как стать настоящим Сумеречным охотником, будучи таким низкорослым. Сестры Томаса были намного выше своего брата. Как, собственно, и все. Тетушка Софи, мама Томаса, всегда говорила, что в один прекрасный день Томас вытянется.
После этого она добавляла, что один из её дедушек был кузнецом и являлся одним из самых высокий людей, что когда-либо видел свет, но он не всегда был таким, лет так до семнадцати он был маленьким, словно горошина. Тетушка Софи была очень доброй дамой, очень красивой и ещё умела очаровывать своими рассказами, повествующими о жизни примитивных.
Мэттью не знал, как мистер Гидеон Лайтвуд мог жить с самим с собой. Мэттью перевернул склянку с настоящим зельем в своем жилете:
— Друзья мои, раз уж мы все собрались в этой комнате, давайте делиться секретами?
Джейми снова завозился с манжетой своей рубашки, чаще всего он делал подобное, когда хотел сделать вид, будто ничего не слышал. Мэттью терзали сомнения, что Джеймс завел себе некую тайную любовь.
Иногда он даже задавался вопросом, мог ли Джеймс рассказать ему что-нибудь сокровенное, если бы он, Мэттью, был другим человеком, более серьезным и надежным. Мэттью не осталось ничего кроме как засмеяться:
— Ну, давайте. Расскажите про жгучую ненависть, которая полыхает у вас в груди. Или про юную леди, что пленила ваше сердце.
Томас покраснел и, выронив нож, сказал:
— Нет.
Тем временем Оскар остановился и подобрал нож, чтобы отдать его Томасу. А он в свою очередь погладил собаку по висящим ушам. Мэттью подошел ближе к углу рядом с лабораторией, хотя прекрасно понимал, что это пропащий вариант:
— Положил ли ты на кого-нибудь свой глаз? — спросил он у Кристофера.
Кристофер посмотрел на Мэттью с тревогой, на что Мэттью вздохнул и приготовился объяснять дальше:
— Есть ли такая юная леди, о которой ты думаешь чаще, чем об остальных? — а потом добавил, — Или, скажем, парень?
На лице Кристофера появилась частица понимания:
— О, я все понял. Теперь понял. И да, такая леди есть.
— Кристофер! — воскликнул Мэттью, сильно обрадовавшись, — Ты лукавая собака! Я её знаю?
— Нет, я так не думаю, — сказал Кристофер, — Она примитивная.
— Кристофер, ну ты даешь, — тут же ответил Мэттью, — Как её зовут?
— Миссис… -
— Так она ещё и замужем! — воскликнул Мэттью несколько подавлено, — Оу, прошу прощения, пожалуйста, продолжай.
— Миссис Мари Кюри, — пояснил Кристофер, — Я считаю, что она один из самых выдающихся ученых нашего века. Если ты прочитаешь её работы, Мэттью, то, как мне кажется, тебе сразу станет интер… -
— Ты когда-нибудь с ней встречался? — перебил Мэттью с нотками опасности в голосе.
— Нет? — сказал Кристофер, не обращая внимание ни на какую опасность, он бы не заметил ничего, будь он окружен разгневанными учителями, когда вокруг тебя горит огонь.
Кристофер имел наглость сделать удивленное лицо, когда Мэттью, окончательно потеряв терпение, начал сильно колотить его по лицу и голове.
— Следи за пробирками! — прикрикнул Томас, — Ибо в одном из холлов Академии прямо в полу есть дыра, которую Профессор Фэлл именовал Кристоферо-Лайтвудской- пропастью.
— Полагаю, что я уже определился со списком людей, которых я терпеть не могу, — вмешался Джеймс, — Поименно: Огастус Паунсиби, Лавиния Уайтлоу и Аластер Карстаирс.
И Мэттью лишний раз убедился, что к собственному парабатаю нужно относиться с уважением.
— Так вот почему мы сами выбираем партнеров для битвы, чтобы разделить эту прекрасную связь взаимопонимания. Джейми, иди ко мне, и мы разделим всю силу крепких мужских объятий.
После этих слов Мэттью тут же бросился к Джеймсу. Однако дружеских объятий не вышло, Джеймс просто-напросто кинул в Мэттью книжку, попав прямо в голову. К слову, книга была очень толстой.
— Предатель, — припечатал Мэттью, корчась на полу, — Именно поэтому ты всегда носишь с собой огромные книги, да? Ты используешь их, как оружие, против невинных людей. Готовься к смерти мой лучший друг — брат моего сердца — мой дорогой парабатай…
И тут же он схватил Джеймса за талию и повалил его рядом с собой на пол уже во второй раз за день. В отместку Джеймс снова ударил Мэттью книгой по голове, а затем улегся, прислонившись своим плечом к плечу Мэттью. Оба мальчика были взлохмачены, но Мэттью не возражал побыть таким по хорошей причине. Мэттью толкнул Джеймса — очень благодарно толкнул — за то, что подержал его позицию по поводу Карстаирса и рассказал свой секрет.
— Аластер не такой уж и плохой, — неожиданно сказал Томас с дивана.
Все сразу посмотрели на него, но Томас, хоть и смутился, но явно хотел настаивать на своем.
— Я в курсе, что Аластер вставляет палки в колеса Джеймсу, — продолжил он, — Он это прекрасно понимает, и именно поэтому он начинает щетиниться, когда кто-нибудь упоминает об этом.
— И как же это объясняет его обычное ужасное поведение? — не согласился Мэттью, — К тому же, в тот день, когда родители всех учеников приехали в Академию, Аластер выбешивал больше чем обычно.
Он сделал небольшую паузу, чтобы правильно сформулировать свою мысль, а также дать шанс что-нибудь сказать Томасу в свою защиту.
— Да, ты абсолютно прав. Тогда приехали почти все, кроме, разве что, отца Аластера, — тихо продолжил Томас, — Аластер очень взревновал, когда увидел Мистера Эрондейла, который сразу же бросился на защиту Джеймса. Ведь за ним никто не пришел.
— Можем ли мы упрекать этого человека? — спросил Мэттью, — Если бы у меня был сын подобный этой жабе, было бы слишком благосклонно просто отправить его учиться в Академию. И я не уверен, что смог бы держать себя в руках каждый раз, глядя на его лицо, когда проклятые каникулы, наконец, наступали, и он возвращался ко мне.
Томас не выглядел убежденным этим аргументом. Мэттью сделал глубокий вдох:
— Ты не знаешь, что он сказал мне в тот день, когда нас исключили.
Томас всего лишь пожал плечами.
— Какой-нибудь вздор, я думаю. Он всегда говорит нелицеприятные вещи, когда перенервничает. Ты просто не слушай его.
Плечо Джеймса напряглось. Он всегда был главным мальчиком для битья у Аластера. По Томасу было видно, что он собирается защищать Карстаирса до самого конца. Но такая аргументация могла подпортить настроение и Джейми, и Томасу. Но даже ради них Мэттью не собирался меня свое отношение к Аластеру. Поэтому Мэттью просто сдался:
— Не могу представить никого, кто захочет его выслушать.
— Ну, хорошо, — ответил Томас, — Мне нравится его глупость, — он выглядел задумчивым: — Мне кажется, что он прячет свою боль за умными словами.
— Что за чушь, — не согласился Мэттью.
Томас был слишком мил, это была проблема Томаса.
Действительно, люди позволили бы быть вам худшим негодяем, если у вас есть тайная печаль или вы не очень хорошо ладите со своим отцом. Это определенно было то, на что стоило обратить внимание. Его отец был лучшим в мире, поэтому Мэттью не имел возможности быть жестоко униженным или печально забытым.
Возможно, Мэттью должен проводить время, размышляя о запретной страсти, как это делал Джеймс, Мэттью решил попробовать безответную любовь. Он смотрел в окно со всей силой, которую мог собрать. Он готовился лихорадочно протянуть руку ко лбу и бормотать «увы, моя потерянная любовь» или другую подобную ерунду, когда его вдруг стукнули книгой по голове. Честно говоря, Джейми был смертельным в этом деле.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Мэттью? — Спросил Джейми. — Выглядишь так, будто страдаешь от лихорадки.