Страница 18 из 25
– И почему же я вижу мертвых? – спросила Нина, до сих пор не догоняя мысль Мии.
Та, наконец, развернулась на стуле и взглянула на девушку.
– Не этот вопрос важен, – начала она. – Никто никогда не даст тебе на него ответ, потому что это – паранормально. Но вопрос, который должен тебя волновать это – почему ты их боишься?
– Но я не боюсь мертвых!
– Ты боишься Монстров. Судя по твоим описаниям, они сами – ползающие трупы, что дает мне сделать такой вывод: в твоем сознании Монстры олицетворяют смерть.
Нина снова бросила озадаченный взгляд. Эта любительница науки говорила слишком много непонятных слов.
– Так ты видишь смерть, – объясняла Мия. – Ты видишь ее в образе Монстров. Если бы смерть была не явлением, а физически ощутимым объектом, то я бы сказала, что она приходит к тебе под видом Монстров. А уж почему именно в таком виде, а не в образе веселого гнома или единорога, думаю, ты и сама понимаешь.
Но по глазам собеседницы, не выражающим ничего, кроме полного замешательства, Мия поняла, что та ничего не поняла.
– Да ты взгляни на себя! Ты же просто символ горя, боли, несчастья! Ты видела смерть родителей, ты сидела в их луже крови! Ты провела в психбольнице почти всю свою жизнь!
– Но я и до смерти родителей видела Монстров! – возразила Нина.
Мия задумалась на секунду, но очередная гениальная догадка быстро зажгла лампочку в мозгу.
– Просто потому что твоя ненависть к смерти огромна, – ответила Мия.
– Я не боюсь смерти! – смело заявила Нина.
И это была правда. Уж в ее ли состоянии бояться смерти? Она видит ее каждый день, чует ее запах, слышит ее крадущиеся шаги. Она наблюдает иной раз по сотне картин умирающих людей на дню. Уж чего Нина боится, так это точно не смерть!
– А я не говорю про страх. Смерть тебя не пугает. Но ты ненавидишь ее. Ты видела огромное количество ее ужасных проявлений, аморальных, извращенных. Ты была свидетелем бесчисленного множества болезненных предсмертных агоний и жестоких убийств. Разумеется, тут любой человек наполнится омерзением к ней!
– И что же мне делать с этой ненавистью?
– Все исходит из тебя, Нина. Из твоего отношения к смерти. Да, эти образы кошмарны, чудовищны и невыносимы. Но только потому, что ты их такими видишь.
Нина бросила на Мию скептический взгляд.
– Я вижу, как мужчину расчленяют заживо! Разве ты не находишь это чудовищным? – прошипела Нина обиженно.
Мия закусила губу. Она еще не до конца изучила феномен Нины, но из того, что она уже знала, она сделала вывод, что Нина и вправду видела иной раз чересчур жестокие образы.
– Да. Это омерзительно и просто непостижимо, – согласилась Мия, понизив голос, неуверенная в том, а смогла бы она сама выносить подобные картины каждый день.
– Но вместе с тем сколько бы боли он не испытывал, сколько бы не вылил слез и не пережил страданий, мужчина умер. Он освободился от бренного тела, и его душа воспарила к богу, в небеса и в райские кущи и во все остальное. Он получил избавление, он стал свободным и теперь покоится на волнах безмятежности в блаженном мире, недоступном нам. Не его надо жалеть и оплакивать, Нина, а нас – живых, пребывающих в мире, переполненном насилием и бессмысленной жестокости.
Мия была ученым, она всегда находила конец загадкам, но поиск ее был беспристрастным и бескомпромиссным, не терпящим слабостей в виде сомнений «а что, если?». Ее ответ всегда был точным и неоспоримым, и не важно, что достигнув его в реальности, тебя искромсают, изувечат, ты потеряешь по пути всякое желание идти дальше, и, вообще, веру во все хорошее. Мия была безжалостна: ответ есть – иди к нему и не ной.
Почувствовав излишнюю суровость к человеку со столь хрупким внутренним миром, Мия встала с табурета и прошагала к Нине. Она жестом потребовала уступить ей место и легла рядом с Ниной на кушетку.
– Я думаю, если ты изменишь свой взгляд на смерть, перестанешь ненавидеть ее и примешь, как должное, Монстры перестанут иметь над тобой силу. Ведь, в конечном счете, Монстры – это не что-то отвлеченное и чужеродное тебе. Монстры – это и есть ты. Это та часть, которая отчаянно желает запугать тебя до чертиков и затащить на свою сторону.
Мия шептала, словно они лежали и секретничали где-нибудь под кроватью, пока снаружи их разыскивают родители.
– А что на той стороне? – также шептала Нина. – На стороне Монстров? Что будет, если я перейду на нее?
Мия тяжело вздохнула.
– Ты станешь одним из них.
– Но что это значит?
– Ты полюбишь смерть так же, как и они.
– Разве это плохо?
Мия завела за ухо локон волос с лица Нины.
– Вспомни, что я сказала тебе раньше. Ты живая, смерть для тебя противоестественна. Ты не можешь ее любить. Живое существо не может любить смерть. Это противоречит закону природы. Живой человек может полюбить смерть только в одном случае – когда сам ею становится.
– Имеешь в виду, когда человек умирает?
– Не совсем. Когда человек сходит с пути всего живущего, с пути созидания, и переходит на путь смерти – на путь разрушения.
Нина в очередной раз нахмурила брови, не понимая суть сказанного. Мия снова тяжело вздохнула.
– Убийцы любят смерть, Нина.
А через секунду добавила:
– Я думаю, если ты перейдешь на сторону Монстров, тебя охватит их жажда крови, и ты сама начнешь убивать.
***
В сумраках задымленного от кальяна и десятков выкуренных сигарет с травой небольшого приватного зала разноцветные лучи от стробоскопов и шаров едва пробивали плотные белесые клубы. Здесь отсутствовал трезвый разум и твердый взгляд. Здесь правили балом алкоголь, гашиш и кокаин. Они заглушали стеснение, заставляли забыться в меланхоличном бреду, отключали все защитные инстинкты и позволяли напряженным мускулам и отяжеленным от раздумий головам расслабиться.
На диванах раскинулись мужчины. Расстегнутые рубашки, ослабленные пояса, стеклянный взгляд и глупые смешки. Девушки в эротических нарядах, стремящихся открыть, как можно больше соблазнительных частей тела, танцевали посреди зала, возбуждая пьяных мужчин. Некоторые награждали приватным танцем или танцем на коленях, неизбежно перерастающими в секс.
Здесь нет реальности, все это – лишь сон наяву. Нет страхов, забот, терзаний, неловкости или смущения, а лишь туман в голове и тяжесть в конечностях, из-за которых ощущаешь себя всесильным и могущественным, точно самим богом, сотворившим собственную вселенную.
Наркотический угар продолжался уже две недели – настолько компания была измотана погоней за Пастаргаями. И казалось, конец пьяных вечеринок еще далеко за горами, а рак до сих пор не родился, чтобы свистнуть.
Воспользовавшись появившейся уже в сотый раз тошнотой, Эрик устроил себе перерыв и сидел в самом дальнем углу зала, покуривая обычную сигарету и распивая стакан воды, точно это был самый дорогой бурбон на свете. Ценность вещей – относительна, и Эрик снова удивился тому, как быстро стакан воды может стать дороже человеческой жизни.
К уединенному уголку прошагал Роберт: не более здоровый на вид. Кажется, он тоже достиг своего предела на сегодня.
Роберт плюхнулся в соседнее кресло. Эрик искоса оглядел друга: криво застегнутая рубашка, в паре мест прожженная пеплом, взъерошенные волосы, точно он проехал сотню миль на мотоцикле без шлема где-нибудь в тропиках, концы пояса на брюках свободно мотались при ходьбе, и, кажется, на нем был всего один ботинок.
– У тебя на шее пояс для чулок, – пробубнил Роберт, едва связывая слова друг с другом.
Эрик посмотрел на грудь и, действительно, на его шее болтался черный кружевной пояс от чулок. Наверное, его оставила африканка Элита. А может, та молоденькая Роксана. Она принята совсем недавно, но уже приобрела популярность в борделе.
– А на тебе два галстука, – Эрик бросил в ответ.
Роберт потрогал шею и, убедившись в правоте друга, тяжело вздохнул.
– Кажется, я сегодня чересчур сблизился с Рудольфом, – ответил он.