Страница 11 из 18
– «Золотая осень», – сказал Роберт, сидя в кресле напротив Лидии, которая работала над компьютерными данными за своим столом.
– Простите? – Лидия недоуменно взглянула на Роберта из-под прямоугольных очков в ярко-красной оправе в тон ее тонким губам, так яростно контрастирующими с ее белоснежной рубашкой.
– Вам нравится русский импрессионизм, не так ли? У Вас на стене, – Роберт указал на картину, висевшую позади Лидии.
Женщина медленно развернулась на крутящемся кресле и уставилась на картину, висевшую позади нее. Во всех ее движениях читалась властность и деловитость. Она удивлено взглянула на Роберта.
И тут он понял, что настал его звездный час. Он еще в прошлый раз заметил эту картину и немедленно нашел ее описание в интернете, которое выучил наизусть, желая произвести на Лидию впечатление.
– Это репродукция картины «Золотая осень» Левитана. Ее яркие мажорные тона не являются характерными для творчества Левитана, он больше любил сдержанные и мягкие тона. Но она поражает своей наполненностью и эмоциональным содержанием, выраженном в цветовом великолепии. В ней четко прослеживается влияние импрессионизма на творчество Левитана. Вы знаете, что картину он закончил в Москве, рисуя по памяти, вдохновленный великолепием красок природы в усадьбе под названием Горка?
Безупречно отчитав заученный наизусть монолог о картине, довольный Роберт готовился пожинать плоды своей находчивости. Но не тут-то было. Прошла минута, а Лидия так и не произнесла ни слова, уставившись на него недвижимым взглядом, как на дебила.
– Нет, не знаю. Я понятия не имею, о чем Вы. Эта картина висит здесь уже лет пятьдесят, – выдала, наконец, Лидия и вернулась к компьютеру.
Далее встреча проходила в полном молчании. Роберт не смел даже взглянуть на нее, а Лидия то и дело косилась на него из-под очков, выжидая очередную глупость с его стороны. Они бы так и разошлись в тот день, если бы Лидия не разрешила нелепую ситуацию в положительную сторону.
– Я не разбираюсь в живописи. Но я пью кофе, – сказала она, не отрываясь от экрана.
Роберт облегченно выдохнул и улыбнулся. Он тоже не разбирался в живописи. Поэтому их отношения начались с чашки мокко и американо.
Лидия мало рассказывала о своем прошлом. Из всего, что понял Роберт, она переехала в столицу около десяти лет назад, чтобы начать новую жизнь. И как видно, ей это удалось. Она была очень смышленой и хваткой, и в фирме ее очень ценили. Она не хотела говорить о своей жизни, Роберт не настаивал, потому что сам занимался тем, о чем не мог говорить. Они наслаждались настоящим моментом и взаимно уважали право каждого на личное пространство.
Да, Лидия была достойна идеального мужчины. И Роберт не имел права быть другим.
– Я надеюсь, ты решишь свои дела до свадьбы. Не хочу, чтобы ты пришел на венчание с порохом под ногтями и со своими Колянами, – Лидия указала на Макаровы подмышками Роберта.
Роберт улыбнулся. Ему нравилось, как Лидия называла его пистолеты.
– Не волнуйся, решу. Обещаю.
Роберт устало поцеловал ее руки.
– К тому же после свадьбы надо всерьез заняться твоим оплодотворением. Мои мальчики все-таки не шотландский скотч, и со временем их качество не улучшается.
Лидия засмеялась.
– Да ты надрался! – хохотала она.
Роберт откинулся на спинку стула и наслаждался ее заливистым смехом.
– Пойдем спать, дурачок, – позвала Лидия, все еще смеясь.
«Дети», – пронеслось у нее в голове, и шутка вдруг перестала быть смешной, а смех стал грустным.
***
Нина проснулась от сильной боли в плече. Она попыталась перевернуться, но тут раздался хруст, и шею пронзила острая боль. Нина сморщилась, и, преодолевая жгучую резь, легла на спину. Почки тут же завыли в унисон, оплакивая свое затравленное существование. Поясница заныла им в такт, напоминая о своем присутствии в этом незавидном изломанном теле. Нина попыталась выпрямить ноги, измученные согнутым положением в течение ночи, но стопы уперлись в стену, и в коленях загудели суставы, насмехаясь, мол, думаешь, мы бы до этого не додумались? Эта чертова деревянная клетка сделала из нее отбивную. Нина успела пожалеть о выборе ночлега. Пусть бы ее хоть живьем сожрали в кошмарах, по крайней мере, тело бы набралось физических сил.
Покряхтя немного, Нина открыла глаза. В шкафу не зги не видно. Странно. Вроде она спала с открытой дверцей. Неужели до сих пор ночь? Нет! Она не выдержит и двух минут в этой конуре! Нина стала шарить руками в поисках опоры – самой ей точно не встать, и тут сообразила, что пол – земляной. Она вонзила пальцы в рыхлую влажную почву и поняла, почему здесь так темно. Она лежала в могиле. Внезапно ее пальцы наткнулись на чью-то холодную руку. Сердце замерло. Кто-то лежит рядом с ней! Но как это возможно? Она одна едва помещалась в шкафу! Преодолевая оцепенение, Нина медленно повернула голову и увидела мужчину с разноцветными глазами. Он лежал всего в сантиметре от нее и смотрел, не моргая. Роговица глаз была сухая и мутная, а во лбу зияла дыра, из которой густой тянущейся струей вытекала темная жидкость. В животе Нины сжался кулак. Мертвец! Словно услышав ее мысли, мертвец закинул на нее то, что осталось от его руки: обрубленные под основание фаланги и раздробленные лучевые кости.
– Убийца! – прошептал беззубый окровавленный рот.
Нина с визгом выпрыгнула из полузакрытого шкафа и пулей отползла к стене, забыв обо всех тяготах окостеневших конечностей.
Сидя у стены под громкие удары сердца в ушах, Нина переводила дыхание и пыталась взять под контроль возбудившийся организм. Взбодрилась до конца дня! Нина смотрела на пустой шкаф, осознавая печальный факт – если она не примет хоть что-нибудь, Монстры снова завладеют ее разумом.
Нина устало потерла глаза и уставилась в окно. Новый день новой жизни. Серое безжизненное небо как нельзя лучше соответствовало той мутной дымке, что сопровождает несуществующие образы, которых утром стало еще больше. Теперь бороться с ними – бессмысленно. Надо ждать, когда мозг получит подпитку нейролептиком.
Нина не без труда встала с пола, накрылась пледом, будто он мог защитить ее от зараженного видениями воздуха, и вышла из комнаты. Возле двери сидел Эрик. Но он был ненастоящий. Это был его след. Видимо, он долгое время провел здесь в коридоре, сидя на полу, и листая знакомые ей страницы медицинской карты, фотографии, полицейские рапорты. Он, наконец, приступил к основной обязанности – заботиться о Нине. Что ж, изучение ее жизнеописания займет немалое время.
Первый этаж по обыкновению был заполнен ароматами, вызывающими обильное слюноотделение. Было там и жаренное, и выпечка, и терпкий кофе. На кухне Эрик сидел за столом и читал что-то в планшете, попивая кофе из большой кружки с надписью «Этот папа – самый лучший».
– Доброе утро! Как ты себя чувствуешь? – поприветствовал он Нину.
Ох, она бы хотела рассказать ему, как себя чувствует из-за его безответственности, но вдруг уставилась на стол. Возле тарелки лежали знакомые лекарства: красная капсула, четыре белых кругляшка, один желтый и пакетик с порошком. Стандартный утренний набор. Нина села за стол и без промедления проглотила таблетку рисперидона, облегченно вздохнув, точно наркоманка, получившая желанную дозу.
Эрик наложил в тарелку овсяную кашу, от запаха которой Нина поморщилась. Но попробовав одну ложку, не смогла остановиться. Неужели каша в больнице тоже овсяная? Может, то был засушенный куриный помет? Черт возьми, почему в больнице нельзя давать нормальную еду?!
Эрик наблюдал за тем, как Нина с жадностью поглощала кашу, гренки, вафли. В перерывах она запивала таблетки, а потом снова возвращалась к еде. Аппетит прибавился, и это определенно было хорошим знаком.
– Ты нам вчера очень помогла, хотя я не должен был подвергать тебя таким нагрузкам, – сказал Эрик.
Нина засунула за щеку последний кусок гренок и отложила вилку.
– Это ведь входит в наш уговор, – ответила она с забитым ртом.