Страница 7 из 8
Еще одна важная работа, посвященная экранной условности, принадлежит Н. Зоркой – «Фольклор. Лубок. Экран»[44]. Следуя общеизвестной истине о том, что в культуре ничто не возникает на пустом месте и не исчезает безвозвратно, автор ставит перед собой задачу на конкретных примерах показать, как продолжают жить в современных массовых жанрах, формах, видах искусства архетипы, разнообразные метаморфозы древних зрелищ, сюжетов, мотивов, персонажей.
Эту тему развивает В. Фомин в книге «Правда сказки. Кино и традиции фольклора». Он на теоретическом уровне обобщает большой опыт отечественного кино в освоении традиций народной культуры; выделяет три степени очевидности обращения кинематографа к миру фольклора: «В ряде случаев экран прямо и открыто обращается к фольклорному наследию, пытаясь, например, экранизировать наиболее известные памятники народно-поэтического искусства (С.С. примечание: напр., «Понизовая вольница», 1908). В других случаях кинематограф использует более гибкие и подвижные формы обращения к миру народной художественной культуры, создавая оригинальные кинокомпозиции, в которых сплавляются воедино образы, мотивы, художественные приемы самых разных источников фольклора и народного творчества («Лаутары», «Белая птица с черной отметиной», «Тризна», «Чудаки», «Легенда о Сурамской крепости» и др.). В третьих случаях фольклорное начало на экране может проявляться и в использовании лишь отдельных и совершенно немногочисленных фрагментов тех или иных произведений коллективного народного творчества. Но хотя сам объем фольклорных цитат оказывается при этом самым что ни на есть скромным и локальным, их значение и роль в структуре произведения могут быть исключительно важными («Белый пароход», «Жил певчий дрозд»). Но, пожалуй, формой наиболее мощного и глубокого влияния системы фольклорного творчества на кинопроцесс являются все же не эти прямые использования конкретного материала народной художественной литературы, а освоение и подключение к самым ее глубинным свойствам и традициям»[45]. В таких случаях кинематограф сам начинает творить «в духе фольклора», обращаясь к традиционным фольклорным темам, сюжетам, персонажам, обогащая их современной проблематикой и арсеналом современных художественных средств выражения («Чапаев», реж. бр. Васильевы, 1934; «Александр Невский», реж. С. Эйзенштейн, 1938; «Баллада о солдате», реж. Г. Чухрай, 1959; «Калина красная», реж. В. Шукшин, 1973).
Глава 1. Театр паузы А. Сокурова
Вторичная театрализация находит яркое воплощение в творчестве А. Сокурова. На первый взгляд, сокуровский кинематограф далек от того, что обычно связывается с понятием театральной условности (пожалуй, только картина «Скорбное бесчувствие» может являться ее полноценным примером). Однако, если проанализировать мировоззренческие и стилистические особенности фильмов режиссера, ситуация не покажется такой уж парадоксальной.
Пауза для А. Сокурова является и выразительным средством, и темой для исследования. Пауза как важнейший прием вторичной театрализации позволяет режиссеру, во-первых, воссоздать особое условное пространство в кадре, которое является сущностной характеристикой бытия его героев (разрыв связей между персонажем и окружающим его миром), и, во-вторых, стать необходимой средой, в которой персонажи проявляют свое внутреннее содержание, душу.
Пауза как феномен присутствует во всех видах искусства, имеющих временную составляющую: в музыке, театре, балете, кинематографе. Что же касается живописи и скульптуры, где таковая компонента отсутствует, пауза как онтологическая основа становится их сущностной характеристикой: они сами являются ее воплощением. Эти виды искусств построены на идее остановки как максимального выразительного состояния изображаемого предмета. Таким образом, при всем многообразии значений, смысл паузы содержится в выражении идеи, сущности происходящего. Конечно, нельзя утверждать, что пауза является единственным средством ее репрезентации. Поэтому не будет ошибкой полагать, что движение (понимаемое в данном случае широко) находит свое сущностное, символическое выражение в статике.
Подобное происходит в скульптуре и живописи, искусствах, построенных на поиске средств выразительности этого самого статического положения, олицетворяющего движение (внутреннего, внешнего). Отсюда возникает задача придания выразительности позе, жесту, мимике. В этой ситуации особое значение имеет некий вектор, связанный с изменением масштаба изображаемого объекта. Самый распространенный случай – попытка укрупнения. Укрупнение соотнесено с вынесением изображаемого из привычного для восприятия ряда. В результате возникает эффект «остранения», позволяющий сделать некий смысловой акцент на предмете. Таким образом, пауза логически связана с механизмом укрупнения.
Конечно, самым близким в этом смысле кинематографу оказывается искусство театра, обладающее принципиальной для нас временной характеристикой и активно использующее паузу. В театральной системе выразительности существует арсенал приемов, позволяющих создавать эффект укрупнения. К ним относятся и выход на авансцену, и использование маски (древнейшей формы статического крупного плана), и условный «широкий» театральный жест, преувеличивающий то или иное движение.
Прежде чем говорить о кинематографе А. Сокурова, обратимся к театральной традиции, оказавшей большое влияние на его выразительную систему.
Пауза, если рассматривать ее с точки зрения характера развертывания произведения, задает темп сценическому времени. Одним из главных представителей сценического искусства, активно использовавших выразительность паузы, всегда был Московский художественный театр. Всем известны знаменитые мхатовские паузы, приближавшие сценическое время к реальному, бытовому. Б. Зингерман в книге «Театр Чехова и его мировое значение» пишет: «Перефразируя слова Андрея Белого… можно сказать, что Чехов показывает не драму в жизни, а драму жизни, ее ровного и необратимого движения… В отличие от традиционной драмы, где действие двигалось событиями, у Чехова особое значение, как известно, приобретают… паузы, в течение которых, кажется, ничего не происходит. Искусство раннего Художественного театра эффектнее всего выражалось в паузах – знаменитых паузах Художественного театра! В режиссерском плане «Чайки» Станиславский все время указывает актерам: «Пауза секунд 5», «Пауза 15 секунд», «Пауза 10 секунд». Старый, дочеховский театр обычно избегал чистого времени – долгих томительных пауз – или же толковал их мелодраматически, усиливая ими напряжение кульминационных ситуаций. Старый театр двигался вперед событиями – и речами, которые подготовляли события, а пьесы Чехова часто движутся вперед паузами, тишиной, в которой особенно ощутимо ровное, безостановочное течение жизни»[46].
Не всегда отношение к паузе позитивно (особенно в кинематографе). Понимание ее бывает различным. Паузы, драматургические лакуны часто воспринимаются как свидетельство вялости, угасания повествования, словом, как то, что мешает и чего желательно избегать, преследуя цель создания динамически разворачивающегося действия.
Нельзя забывать, что паузы сами по себе могут нести интенсивную смысловую и динамическую нагрузки. Если в обычном течении жизни человека они купируются сознанием в качестве «пустого» времени, то их использование в художественном произведении вызывает особое к ним отношение в силу существующей сценической или экранной условности. Пауза становится символом реальности, естественного течения событий. Отсюда возникает особая значимость этого элемента. Она настолько велика, что даже в случае отсутствия слов и действия зритель все равно может считывать смысловое значение эпизода.
Как отмечалось выше, из театра пауза приходит в кинематограф как средство создания особой выразительной системы. Безусловно, можно говорить и о конкуренции в этом смысле со стороны живописи. Но живопись здесь выступает в роли одного из внешних оформителей той самой паузы (например, выразительный жест), логика же, типология использования этого выразительного средства идут от искусства, имеющего ту же самую временную координату.
44
Зоркая Н. Фольклор. Лубок. Экран. М.: Искусство, 1994. – 237 с.
45
Фомин В. Правда сказки: кино и традиции фольклора. М.: Материк, 2001. С. 252.
46
Зингерман Б. Театр Чехова и его мировое значение. М.: 1988. С. 13.