Слишком близко

– Обо мне говорите? – спрашиваю я.

– Само собой, – отвечает Роб. – Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит, но в целом чуть лучше.

– Ну, ты нас и напугала! – Саша бросается ко мне с объятиями. Я потрясенно застываю, не в состоянии узнать собственную дочь. Ультракороткая стрижка вместо роскошной гривы, яркий макияж, бесформенная неженственная одежда. Все ли со мной в порядке, интересуется она. Не говоря ни слова, я обнимаю ее как можно ласковее. – Я чуть с ума не сошла, когда папа позвонил и сказал, что ты упала. – Отойдя назад, она окидывает меня внимательным взглядом. – Ну и вид! Прямо жертва домашнего насилия!

– А ты очень изменилась, – отвечаю я. – Мне придется привыкать к твоему новому образу.

– Тебе много к чему придется привыкать. – Саша косится на отца.

– Ты рассказал им о потере памяти? – спрашиваю я Роба.

Тот кивает.

Я до последнего пыталась держать себя в руках ради детей, но слезы предательски прорываются наружу. Саша бросается искать платок, Фин жмется к кухонной двери, как будто стыдится своего присутствия. Роб заботливо приобнимает меня. Я подавляю порыв сбросить его руку – не хочется сцен при детях – и уговариваю себя, что это просто защитная реакция тела – отгородиться от всех, чтобы избежать новой боли. Правда, мне самой трудно поверить в эту версию. Скорее…

– Джо! – Я вздрагиваю от резкого окрика Роба. – Я говорю, давай перейдем в гостиную!

Он ведет меня по коридору и усаживает на диван. Саша садится рядом и гладит меня по руке. Ее пальцы увешаны массивными кольцами с черепами и змеями. Толстые ободки врезаются в нежную кожу, и мне страшно стискивать ее кисть. Я смотрю ей в лицо, пытаясь разглядеть знакомое выражение глаз под толстым слоем теней.

– Хорошо выглядишь, – говорю я. – Давно постриглась?

– Несколько месяцев назад. – Она проводит рукой по обнаженной шее и, наклонив голову, теребит толстую прядь. – По-моему, тебе и тогда не понравилось. Так странно, что у тебя эта амнезия… Ты в самом деле ничего не вспомнила с тех пор, как Фин уехал учиться? – Она косится на Роба и Фина. – Мой день рождения или ваш отпуск? Рождество?

Роб хмурится, и она умолкает.

– А уж мне как странно, – отвечаю я. – Как будто я проспала весь этот год.

Роб и Фин сидят на другом диване, вытянув длинные ноги и не глядя друг на друга.

– А как прошло Рождество? – спрашиваю я у сына.

– Ты поставила три елки, – улыбается он.

– О, это на меня похоже, – улыбаюсь я в ответ. – Честное слово, я рада вас всех видеть, но не стоило бросать ради этого все дела. Я в полном порядке.

Фин снова улыбается. Он особо не изменился, разве что немного похудел. Прошедший год явно дался ему непросто: узкие плечи поникли, глаза бегают, словно ему одинаково невыносимо встречаться со мной взглядом и отворачиваться.

– Мне хотелось тебя увидеть. Наверное, тяжело, когда теряешь память.

– Кое-что всплывает. Совсем обрывочно, на уровне ощущений.

– Каких ощущений? – Роб с интересом наклоняется вперед.

– Что многое изменилось за это время. И что я пропустила нечто важное. Думаю, так оно и есть. – Я пристально смотрю на Роба, пока он не отводит взгляд, затем улыбаюсь Фину. – Не волнуйся за меня, я уверена, что все восстановится. Можешь возвращаться в университет. К твоему следующему приезду я буду как огурец.

Роб встает с дивана.

– Саша, ты, кажется, принесла что-то на ужин?

– Да уж, и правда многое изменилось! – восклицаю я как можно более жизнерадостным тоном.

Саша выкладывает содержимое сумки-холодильника на кухонный островок. Несмотря на возражения Роба, я отстояла себе право сидеть на высоком барном стуле и наблюдать за дочерью.

– А ты, оказывается, умеешь готовить, – говорю я. – И купила сумку-холодильник!.. Совсем взрослая.

Саша улыбается.

– Не все же тебе с нами носиться.

Фин и Роб наверху – Саша отправила их прибраться. Похоже, она взяла на себя руководящую роль и то и дело отдает команды.

– И стирку захватите! – кричит она и возвращается на кухню, подтягивая рукава бесформенного джемпера, как будто с чужого плеча – причем мужского. Я продолжаю ее рассматривать в надежде скорее привыкнуть к новому образу, однако в глубине души тоскую по прежней Саше, мягкой и женственной. Она ловко орудует ножом, нарезая лук; тушь темными дорожками течет по щекам.

– Что ты готовишь? – спрашиваю я.

– Пасту с грибами и перцем. – Саша утирает глаза тыльной стороной ладони, и на ней тоже остается темное пятно.

– М-м, звучит аппетитно, дорогая. Тебе помочь?

Саша упреждающе поднимает руки:

– Сиди! Пока не выздоровеешь, я не позволю тебе ничего делать! Когда папа выйдет на работу, за тобой будет присматривать Фин – пока не найдет себе толковое занятие.

– Ты о чем? – Я выпрямляюсь на стуле, опираясь на здоровую руку. – Фину же надо возвращаться в университет!

Фин как раз появляется в дверях и спрашивает у Саши, куда положить грязное постельное белье, которое он притащил сверху. Рядом идет Роб.

– Почему ты не в университете? – спрашиваю я.

Саша умоляюще смотрит на Роба.

– Пап, я ничего не рассказывала. Честное слово!

– Боже мой, Саша! – кричит тот. – Каких-то десять минут наедине с матерью, и…

– Успокойся, Роб! – хмурюсь я. – Не драматизируй, пожалуйста. Саша ничего не говорила, я сама догадалась.

Я ободряюще улыбаюсь ей, но она пристально смотрит на отца, как будто ведет с ним немой спор.

– Я же говорила, что ничего не рассказывала!

– А кто тогда? Кроме тебя никого не было! – парирует Роб.

Я решаю не вмешиваться в выяснение отношений.

– Фин, почему ты не в университете?

Он косится на отца, безвольно опуская руки и роняя белье на пол.

– Мам, это не для меня. – Фин отбрасывает челку со лба и переводит взгляд на комок грязного постельного белья.

– Ты бросил учебу?

– Прости, пожалуйста.

Конечно же, я отвечаю, что незачем извиняться, и все же мне трудно скрыть потрясение. Может, я чего-то не знаю, и у Фина другие планы? Почему мне никто не сказал? Я требую ответа у Роба, но он что-то невнятно бормочет про нежелание меня волновать и бросается собирать с пола белье.

– Вот теперь я точно волнуюсь! – Я встаю со стула. Фин все так же стоит, опустив голову. – И где же ты ночевал вчера?

Он беспомощно смотрит на отца, потом на меня.

– У друга.

Какого друга, спрашиваю я. У Райана, говорит Фин, и нет, мы не знакомы.

– А сегодня ты дома? – Меня начинает греть мысль, что сын будет спать в соседней комнате.

– Мам, я тут больше не живу. – Фин снова бросает взгляд на Роба.

Голова как будто наливается свинцом. Я не в силах осмыслить, что сын бросил университет и к тому же съехал из дома. Видимо, поэтому Роб и считал, что я не готова узнать правду. И все-таки я хочу знать все. В ответ на мои расспросы Фин только пожимает плечами.

– Спроси папу, – отвечает за него Саша. – Это он дергает за веревочки и решает, что можно говорить, а что нельзя.

Я поворачиваюсь к Робу:

– Вы еще что-то скрываете?

– Ничего! Я уже сказал, что не хочу тебя волновать. – Он улыбается, относит белье в кладовку и, обняв меня, ведет к обеденному столу. В присутствии детей я не сопротивляюсь. – Попробуй расслабиться. У нас все хорошо. Мы вместе. Согласна?

Нет, не согласна. Я не понимаю, что происходит; все эти секреты и перемигивания действуют на нервы.

Мы едим практически в тишине: любая тема может оказаться рискованной. Я задаю вопросы, но все ответы тщательно фильтруются; дети поглядывают на отца: одобрит ли он, если они расскажут ту или иную подробность. Кое-что удается выяснить. Саша выехала из облезлой каморки, которую снимала после окончания университета. По ее словам, нынешнее жилье куда приличнее, что не может меня не радовать. Она встречается с парнем по имени Томас, при упоминании которого за столом повисает тягостная тишина. Фин говорит, что счастлив; он живет с другом и стал гитаристом в какой-то группе.