Страница 39 из 41
- Да, да, конечно, я знаю, я - давно знаю... Прощайте, Ю. А., совсем прощайте, я на днях уезжаю совсем - уезжаю...
И - вверх, а он - вниз. И - врозь.
========
О действующих лицах этой повести, вкратце:
Павлик А. - женат, две дочери (из которых одна - не в память ли Сонечки? - красавица), печатается.
Юрий 3. - женат, сын, играет.
Сестра Верочка, с которой я потом встретилась в Париже и о которой - отдельная повесть, умерла в 1930 г., от туберкуле за, в Ялте, за день до смерти написав мне свою последнюю открытку карандашом: - Марина! Моя тоска по Вас такая огромная, как этот слон.
...Они были брат и сестра, и у них было одно сердце на двоих, и все его получила сестра...
Володя А. пропал бе`з-вести на Юге - тем же летом 1919 г.
Ирина, певшая Галлиду`, умерла в 1920 г., в детском приюте.
Евгений Багратионович Вахтангов давно умер в России.
Вахтанг Леванович Мчеделов давно умер в России. Юра С. (давший Але пирожок) умер здесь, в Париже, достигнув славы.
Другой Юра - Н. (с которым мы лазили на крышу) - не знаю.
Аля в 1937 г. уехала в Москву, художница. Дом в Борисоглебском - стоит. Из двух моих тополей один - стоит.
Я сказала: ?действующие лица?. По существу же действующих лиц в моей повести не было. Была любовь. Она и действовала - лицами.
========
Чем больше я вас оживляю, тем больше сама умираю, отмираю для жизни, - к вам, в вас умираю. Чем больше вы - здесь, тем больше я - там. Точно уже снят барьер между живыми и мертвыми, и те и другие свободно ходят во времени и в пространстве - и в их обратном. Моя смерть - плата за вашу жизнь. Чтобы оживить Аидовы тени, нужно было напоить их живою кровью. Но я дальше пошла Одиссея, я пою вас - своей.
========
29 апреля 1922 г., русского апреля - как я тогда простонародно говорила и писала. Через час - еду за границу. Все.
Стук в дверь. На пороге - Павлик А., которого я не видала - год?
Расширенные ужасом, еще огромнейшие, торжественные глаза. Соответствующим голосом (голос у него был огромный, странный - в таком маленьком теле), но на этот раз огромнейшим возможного: целым голосовым аидовым коридором:
- Я... узнал... Мне Е. Я. сказала, что вы... нынче... едете за границу?
- Да, Павлик.
- Марина Ивановна, можно?..
- Нет. У меня до отъезда - час. Я должна... собраться с мыслями, проститься с местами...
- Но - на одну минуту?
- Она уже прошла, Павлик.
- Но я вам все-таки скажу, я должен вам сказать (глубокий глоток) - Марина, я бесконечно жалею о каждой минуте этих лет, проведенной не с вами...
(У меня - волосы дыбом: слова из Сонечкиного письма... Значит, это она со мной сейчас, устами своего поэта - прощается?!)
- Павлик, времени уже нет, только одно: если вы меня когда-нибудь - хоть чу-уточку! любили, разыщите мне мою Сонечку Голлидэй.
Он, сдавленным оскорблением голосом:
- Обещаю.
========
Теперь - длинное тире. Тире - длиной в три тысячи верст и семь лет: в две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней.
Я гуляю со своим двухлетним сыном по беллевю`скому парку - Observatoire. Рядом со мной, по другую мою руку, в шаг моему двухлетнему сыну, идет Павлик А., приехавший со студией Вахтангова. У него уже две дочери и (кажется?) сын.
- А... моя Сонечка?
- Голлидэй замужем и играет в провинции.
- Счастлива?
- Этого я вам сказать не могу.
========
И это - все.
========
Еще тире - и еще подлиннее: в целые десять лет. 14-ое мая 1937 г., пятница. Спускаемся с Муром, тем, двухгодовалым, ныне двенадцатилетним, к нашему метро Mairie d'Issy и приблизительно у лавки Provence он - мне, верней - себе:
- A American Sunday это ведь ихнее Dimanche Illustr?21!
- А что значит - Holiday?
- Свободный день, вообще - каникулы.
- Это значит - праздник. Так звали женщину, которую я больше всех женщин на свете любила. А может быть - больше всех. Я думаю - больше всего. Сонечка Голлидэй. Вот, Мур, тебе бы такую жену!
Он, возмущенно: - Ма-ама!
- Я не говорю: эту жену, она уже теперь немолодая, она была года на три моложе меня.
- Я не хочу жениться на старухе! Я вообще не хочу жениться.
- Дурак. Я не говорю: на Сонечке Голлидэй, а на такой, как Сонечка. Впрочем - таких нет, так что ты можешь успокоиться - и вообще никто ее не достоин.
- Мама! Я ведь ее не знаю, вы говорите о чем-то, что вы знаете, - вы конечно можете мне рассказать...
- Но тебе ведь - неинтересно...
(Он, думая о ждущем его на углу бульвара Raspail газетном киоске с американскими Микэями:)
- Нет, очень интересно...
- Мур, она была маленькая девочка, и, - ища слова, - и настоящий чертенок! У нее были две длинных, длинных темных косы... (У Мура - невольная гримаса: ?au temps des cheveux et des chevaux!?22) ... и она была такая маленькая... куда меньше тебя (гримаса увеличивается) потому что ты уже больше меня... (соблазняя) и такая храбрая: она обед носила юнкерам под выстрелами в Храм Христа Спасителя...
- А почему эти юнкера в церкви обедали?
- Не важно. Важно, что под выстрелами. Ей я на прощанье сказала: - Сонечка, что бы со мной ни было, пока вы есть - все хорошо. Она была самое красивое, что я когда-либо в жизни видела, самое сладкое, что я когда-либо в жизни ела... (Мур: ?Фу, мама!?) Она мне писала письма, и в одном письме, последнем: ?Марина! Как я люблю ваши руки, которые должны быть только целуемы, а они двигают шкафы и подымают пуды...?
- Ну, это уж - романтизм! Почему - целуемы?
- Потому что... потому что... (prenant l'offensive23) - а что ты имеешь на это возразить?
- Ничего, но если бы она например написала (запинка, ищет)... которые должны только нюхать цветы... И поняв, сам первый смущенно смеется.
- Да, да, Мур, на каждом пальце по две ноздри! Сколько всего будет ноздрей, Мур?
(Смеемся оба. Я, дальше:)
- И еще одно она мне сказала: - Марина! Знать, что вы - есть - знать, что смерти - нет.
- Ну, это конечно для вас flatteur24.
- При чем?! Просто она сказала то, что есть, то, что тогда было, ибо от меня шла такая сила жизни - и сейчас шла бы... и сейчас идет, да только никто не берет!
- Да, да, конечно я понимаю, но все-таки...
- Я непременно напишу Але, чтобы ее разыскала, потому что мне необходимо, чтобы она знала, что я никого, никого за всю жизнь так...
Мы у метро, и разговор кончен.
========
Маленькое тире - только всего в один день:
15-ое мая 1937 г., суббота. Письмо из России - авионом - тяжелое. Открываю - и первое, что вижу, совсем в конце: Сонечка Голлидэй - и уже знаю.