Страница 31 из 41
Решено, Марина! Венчаюсь - в синем, а в гробу лежу - в шоколадном!
========
После платьев настал - желтый сундук.
Узнав, что она едет, я с нею уже почти не расставалась - брала с утра к ней Алю и присутствовала при всей ее остающейся жизни. (И откуда-то, из слуховых глубин слово: r?gne12. Канада, где по сей день вместо vie13 говорят r?gne, о самой бедной невидной человеческой жизни, о жизни дроворуба и плотогона - r?gne . Mon r?gne. Ton r?gne14. Так, на французском канадском эта сонечкина остающаяся жизнь, в порядке всех остальных, была бы r?gne, la fin de son r?gne15. И меня бы не обвиняли - в гиперболе:
Великий народ, так называющий - жизнь.)
- Ну, Марина, нынче я укладываюсь!
Сижу на подоконнике. Зеленое кресло - пустое: Сонечка раскладывается и укладывается, переносит, с места на место, как кошка котят, какие-то тряпочки, бумажечки, коробочки... Открывает желтый сундук. Подхожу и я - наконец посмотреть приданое.
Желтый сундук - пуст: на дне желтого сундука только новые ослепительно-рыжие детские башмаки.
- Сонечка? Где же приданое?
Она, держа в каждой руке по огромному башмаку, еще огромнейшему - от руки:
- Вот! Сама купила - у нас в Студии продавались по случаю, чьей-то сестры или брата. И я купила, убедив себя, что это очень практично, потому что такие толстые... Но нет, Марина, не могу: слишком жJсткие, и опять с мордами, с наглыми мордами, новыми мордами, сияющими мордами! И на всю жизнь! До гробовой доски! Теперь я их продаю.
Через несколько дней: - Ну, как, Сонечка, продали башмаки?
- Нет, Марина, мне сказали, что очень просто: придти и встать - и сразу с руками оторвут. Рвать-то рвали, и очень даже с руками, но, Марина, это такая мука: такие глупые шутки, и такие наглые бабы, и мрачные мужики, и сразу начинают ругать, что подметки картонные, или что не кожа, а какое-то там их ?сырье?... Я заплакала - и ушла - и никогда больше не буду продавать на Смоленском.
А еще день спустя, на тот же мой вопрос: - О, Марина! Как я счастлива! Я только что их подарила. Хозяйской девчонке - вот радость была! Ей двенадцать лет, и ей как раз. Я думала Алечке - но Алечке еще целых шесть лет ждать - таких морд, от которых она еще будет плакать! А хозяйская Манька - счастлива, потому что у нее и ноги такие - мордами.
========
В один из ее предотъездных дней я застала у нее громадного молодого солдата, деликатно присевшего с краю пикейного одеяла, разложив по защитным коленам огромные руки: раки.
- А это, Марина, мой ученик - Сеня. Я его учу читать.
- И хорошо идет?
- Отлично, он страшно понятливый, - да, Сеня?
- Как сказать, Софья Евгеньевна...
- Уже по складам, или пока только буквы?
- Сеня! (Сонечка, заливаясь) Марина Ивановна - потому что эту гражданку зовут Марина Ивановна, она знаменитая писательница - Марина Цветаева, Сеня, запомните, пожалуйста! Марина Ивановна думала, что я вас читать учу, азбуке! Я его читке учу, выразительному чтению... А мы с ним давно-о грамотные, правда, Сеня?
- Второй год, Софья Евгеньевна. Никогда не забуду тот взгляд глубочайшего обожания, которым солдат отметил это ?мы с ним?...
========
- ?Товарищ, товарищ?... А вот меня на улице никто не зовет товарищ, и почти никогда гражданка, всегда - гражданочка - и сразу всякое такое в рифму. Гражданочка-смугляночка (хотя я вовсе не смуглая, это меня только румянец темнит) - или там: миляночка, а один даже целый стих сочинил:
Гражданочка, гражданочка, Присядь ко мне на лавочку, Поешь со мной бараночку!
а я ему: - ?А где бараночка? Обещал - так давай!? - ?А я это только так, гражданочка, для складу, и никакой, к сожалению, бараночки у меня нету, потому что Колчак, сволочь, оголодил, а ежели бы время другое - не только бараночку, а целое стадо бы барано`в вам пригнал - для ради ваших прекрасных глазок. Потому что глазки у вас, гражданочка...? И всJ эти глаза, эти глаза. Разве они уж правда - такие особенные? И почему я только солдатам нравлюсь, и вообще швейцарам, и еще старикам, и никогда, никогда - интеллигентам?
========
Я много раз давала ее протяжное ?Марина... (О, Мари-ина... Ах, Мари-ина!)? Но было у нее другое Марина, отрывистое, каким-то вздрагиванием верхней губы, и неизбежно предшествующее чему-нибудь смешному: ?M'p'н'a (вроде французского Marne) - а вы заметили, как он, когда вы сказали...? Мое имя, бывшее уже дрожанием смеха, уже входившее в смех, так сказать открывавшее руладу, с буквами - пузырящимися под губой.
Моим именем она пела, жаловалась, каялась, томилась, им же - смеялась.
========
Накануне отъезда она принесла Але свой подарок: ?Детство и отрочество? в красном переплете, свое, детское с синими глазами Сережи Ивина и разбитой коленкой его, и целой страницей ласкательных имен.
- О, Марина! Как я хотела подарить вам мою ?Неточку Незванову?, но у меня ее украли: взяли и не вернули. Марина! Если когда-нибудь увидите - купите себе ее от меня на память, в ней все мое к вам, потому что это повесть о нас с вами, и повесть тоже не окончена - как наша...
========
Потом был последний вечер, последний граммофон, последнее втроем, последний уход - в последний рассвет.
========
Пустынная площадь - перед каким вокзалом? Мнится мне - перед Богом-забытым, не знаю Брянским? наверное - деревянным. Мужики, мешки. Бабы, мешки. Солдаты, мешки. А все же пусто. Отвесное солнце, лазурь - синее того платья.
Стоим - Сонечка, тот солдат, я.
- А это, Марина, моя ученица!
На нас - заглатывая ногами по дюжине булыжников зараз - женский колосс, девический колосс, с русой косой в кулак, в синей юбке до колен, от которых до земли еще добрых пол-сажени, со щеками красного лаку, такого красного и такого лаку, что Сонечкины кажутся бледными.
И Сонечка, в ответ на мой изумленный взгляд:
- Да, и нам всего шестнадцать лет. И мы первый год как из деревни. На сцену хотим. Вот какие у нас на Руси бывают чудеса!
И, приподнявшись на цыпочки, с любовью поглаживает.
Ученица, вопреки всякому правдоподобию еще покраснев, могучим басом:
- Софья Евгеньевна, я вам продовольствия принесла на дорогу. (Вздымая могучий мешок.) Цельный месяц - сыты будете.
Перрон. Сонечка уже внутри. Плачет - из вагона прямо на перрон.
- Марина! Марина! Марина! Марина!
Я, уж не зная чем утешить: - Сонечка! Река будет! Орехи будут!