Страница 9 из 87
И дофин согласился.
Елизавета, сидя на диванной подушке, наблюдала за ними. Дверь тихо приоткрылась, но Мария не услышала, увлеченная танцем. Сначала она заметила вскочившую на ноги Елизавету. Улыбка исчезла с лица девочки. Казалось, ее охватил страх. Теперь и дофин заметил то, что увидела Елизавета, и застыл как неустойчивая статуя.
В дверях стояла женщина с бледным плоским лицом и невыразительными глазами. Она сразу не понравилась Марии. Вместе с женщиной в комнате появилось какое-то неприятное ощущение. Она была одета непритязательно. Мария решила, что она знатная дама, но низшего сословия. Мария была вспыльчива и не сдержала гнева против незваной гостьи.
Как королева в детской, избалованная добродушностью леди Флеминг, дарящая любовь почти каждому, с кем имела дело в этой стране, окрыленная впечатлением произведенным на короля, она быстро произнесла:
— Прошу не прерывать нас, пока мы занимаемся.
Женщина не двигалась и вдруг неприятно рассмеялась. Французские дети ринулись к ней и рухнули на колени. Она многозначительно смотрела поверх их голов на королеву Шотландии.
— Что вы будете делать, мадемуазель? — спросила женщина. — Вы собираетесь выставить меня из детской?
— Мадам, — произнесла Мария, стараясь казаться выше рядом с ней, — с вами говорит королева Шотландии!
— Мадемуазель, — последовал ответ, — а с вами говорит королева Франции!
— Н… нет! — протестующе вскричала Мария.
Но стоящие на коленях дети заставили ее осознать ту непростительную ошибку, которую она допустила. Она была в ужасе. За такое поведение она будет отправлена обратно в Шотландию. Мария была виновна не только в нарушении правил приличия — она оскорбила королеву Франции!
— Мадам, — начала она говорить, — я покорнейше прошу…
И вновь прозвучал неприятный смех, но, едва заслышав его, Мария упала на колени перед королевой Франции, сначала побледнев от ужаса, а затем покрывшись краской стыда.
— Мы все совершаем ошибки, — произнесла Екатерина Медичи[16], — даже королева такой великой страны, как Шотландия. Ты можешь подняться. Позволь мне взглянуть на тебя.
Как только Мария повиновалась, она осознала, что есть две королевы. Одна, очаровательная и любимая, приходила с королем, целовала детей и обращалась к ним, как если бы была их матерью. И была еще одна, которая пришла, напугала детей и, тем не менее, была их настоящей матерью — истинной королевой Франции.
ГЛАВА II
Жизнь, полная удовольствий, была у Марии в эти первые месяцы. Правда, время от времени, в детскую могла тихо зайти королева Франции, рассмеяться внезапным громким смехом и сделать несколько замечаний, приводивших детей в замешательство. Маленькие Франциск и Елизавета, которые держались обычно воспитанно, старались приблизиться к Марии, как бы прося защиты. Но Мария держалась беспечно, стремясь не замечать этих визитов.
Частенько заходили в детскую король Генрих II и мадам Диана: поиграть с детьми, приласкать их и дать им почувствовать себя спокойно. Марии не нужно было много времени, чтобы уяснить: королева Екатерина была королевой на словах, а Диана — королевой во всем остальном.
Мария заметила, когда Екатерина и Диана были вместе в детской, Екатерина выглядела во всем согласной с Дианой. Будучи юной, неистовой в любви и ненависти, Мария не могла удержаться, чтобы не бросить торжествующий взгляд на плоское невыразительное лицо королевы.
Она трусиха! — думалось Марии. — Она не годится для того, чтобы быть королевой.
Четыре подруги Марии теперь присоединились к кругу ее фаворитов, но дофин стал первой заботой. Все, кто видел Марию и дофина вместе, — кроме королевы Екатерины — заявляли, что никогда не видели такой очаровательной пары. А Елизавета стала одной из любимейших подруг Марии, разделяя с ней королевскую опочивальню и следуя за ней во всем.
Впервые Мария встретила Франсуа, герцога д’Омаля, на его свадьбе. Он выглядел истинным кавалером — почти так, как она представляла себе в детстве в Шотландии. Ее не разочаровало, что он оказался самым старшим из всех ее дядей. Франсуа де Гиз, герцог д’Омаль был высок, красив и в пышных одеждах. Он был готов стать главой прославленного рода де Гизов. Он выполнил роль жениха так хорошо, как подобало одному из величайших воинов на свете. Его невеста была ему под стать. Ею была Анна де Эст, дочь Эркюля, герцога Феррары. Анна тоже была королевских кровей, так как ее мать была теткой короля Генриха И.
При Дворе ходило множество слухов о свадьбе.
— Посмотрите-ка на этих Гизов, — говорили любопытствующие дворяне. — Они могут завести Францию куда угодно. Старый герцог Клод был не столь честолюбив, как его сыновья. Несомненно, это пришло от Бурбонов. Но Клоду, довольному охотой, столом и своими женщинами, недолго осталось жить на этом свете, а затем этот де Омаль станет герцогом де Гизом; да и выглядит он солиднее своего отца.
Но до Марии вся эта болтовня не дошла. Для нее свадьба была просто еще одним поводом для веселья, для того, чтобы нарядиться в чудесные одежды. Она была избалована восхищением, которое вызывали ее красота и очарование.
Она вышла в центр бального зала на танец с дофином, покорив всех до единого грацией и нежной любовью к наследнику Франции…
— Пресвятая Дева Мария! — воскликнул герцог д’Омаль. — Эта девочка — самая великая ценность дома де Гизов. Когда-нибудь она будет править Францией.
* * *
А чуть позже он разговорился со своим братом Шарлем. Шарль, на пять лет моложе Франсуа, был по-своему красив. Франсуа был вызывающе привлекателен, но в чертах Шарля сквозили греческие линии. Его глаза светились живостью и бесстыдством. Если Франсуа побеждал решительностью, то Шарль брал хитростью. Шарль прекрасно понимал, что решительности ему недостает, а эта черта характера была фамильной гордостью Гизов. Чтобы скрыть этот недостаток, Шарлю пришлось развить в себе другие качества.
Поэтому Шарль, изысканный кардинал, в благоухающих одеждах, с его чувственностью был в великолепном контрасте со своим энергичным братом, причем оба они знали об этом.
Между собой братья заключили договор, что вместе будут править Францией через племянницу, которая, в свою очередь, будет властвовать над дофином.
Они принесли богатые подарки для Марии. Они были полны решимости добиться ее расположения и поднять себе цену, которая должным образом внушалась дочери их сестрой, королевой-матерью.
Кардинал, с его чувственными вкусами, хоть и был достаточно молод, оказался в трудном положении, думая о тех новых ощущениях, которые могли увлечь его. Он был весьма очарован своей племянницей.
— Брат, — произнес он, — в ней есть больше, чем просто красота. В ней есть что-то… назовем это Обещание? Что может очаровать сильнее чем Обещание? Она как райская дева из магометанского сада, зовущая странника забыться мечтой о наслаждении… Она как будто зовет каждого в мир, в котором сама еще не побывала.
Франсуа бросил на брата тяжелый взгляд.
— Шарль, ради всего святого, не забывай, что она — твоя племянница.
Шарль улыбнулся. Кровное родство не имело для него значения. Его длинные тонкие пальцы со вспыхивающими в полумраке самоцветами пригладили мантию. Франсуа был грубоватым солдатом. Но он был де Гизом, и Шарль был уверен, брату суждено было стать одним из величайших людей своего времени. Грубый солдат, он удовлетворял свои плотские побуждения как соответствовало воину. Шарль был избирателен, постоянно искал новых ощущений.
— Мой дорогой братец, — произнес он, — ты принимаешь меня за глупца? Я знаю, как нам быть с нашей племянницей. Сейчас она — маленький варвар с земли варваров. Мы будем учить ее, пока она не станет образованной и еще более притягательной, чем есть сейчас. Но материал превосходный, Франсуа, просто превосходный…
Кардинал взмахнул прекрасными руками, обрисовав силуэт женщины.