Убийство к ужину

— Так, значит, стремительным расцветом фирмы вы обязаны Вахтеру? — подвел черту Клуфтингер.

— Целиком и полностью. Мы это знали, и ему это было известно. И честно признаться, Вахтер нам стоил дорого. Жалованье он получал на порядок выше прочих. Светило в пищевой отрасли забесплатно не получишь.

— Господин Шёнмангер, поймите меня правильно, но… — Клуфтингер слегка замялся, задавая следующий вопрос: — Если Вахтер оказался таким выдающимся специалистом, почему он не выбрал… скажем, более крупное предприятие?

В первый раз Шёнмангер ответил не столь охотно, и это не укрылось от взгляда комиссара.

— Видите ли, нам просто повезло, мы сумели заинтересовать его, когда он ушел с предыдущего места работы. Вам наверняка известно, что Вахтер родом из Альгоя, а человек рано или поздно возвращается на родину. Тем более таких красот, как в наших краях…

Последний довод комиссар уже слышал. Позже он вернется к этому.

Шёнмангер задумчиво помолчал, прежде чем продолжить:

— Не хочу показаться нескромным, но, знаете ли, ему у нас понравилось. На нашем заводе царит особо доверительная атмосфера. Возможно, потому, что это фамильное дело уже в трех поколениях. Фирму создали мои отец и дед, а я здесь заработал свои первые, так сказать, «деньги на молочишко». — Он широким жестом обвел фотографии на стенах, где была представлена вся история предприятия. — Это моя жизнь, понимаете? Это даже разрушило мой брак. Супруга считала, будто я женат не на ней, а на своей фирме. В чем-то она оказалась права.

Клуфтингер кивком выразил понимание, но давать повод к дальнейшим излияниям Шёнмангера о его семейной жизни не пожелал.

— Не мог бы я осмотреть лабораторию? Я имею в виду рабочее место Вахтера.

— Разумеется. Как вы понимаете, это зона ограниченного доступа, но для вас я сделаю исключение. Однако сразу предупреждаю: я там совершенно не ориентируюсь. Мое дело, знаете ли, цифры. Я, скорее, специалист по экономике и организации производства, хотя в свое время отец и настоял на том, чтобы я освоил сыроварение.

Перед входом в лабораторию Клуфтингеру пришлось облачиться в белый халат, натянуть на ноги бахилы, а на голову — дурацкий чепец. Насколько он мог видеть через застекленный проход, все работники производственного цикла в сыроварных цехах были одеты также. Даже сам хозяин не отступил от правил.

— Я уже сказал: я мало что понимаю здесь, а Барч взял сегодня выходной. Есть еще ассистентка, но у нее сейчас обеденный перерыв. Хотя вас вряд ли заинтересуют тонкости научных изысканий, — извинился Шёнмангер.

Клуфтингер и сам понимал: без помощи специалиста в этом отделе ему делать нечего. Повсюду — колбы, пробирки, непонятная аппаратура. Надо будет появиться здесь еще раз.

— Господин Шёнмангер, благодарю вас за ваше терпение. Я обязательно сообщу о моем следующем визите заранее, чтобы специалисты были на месте.

— Конечно, конечно. Я тоже заинтересован в скорейшем разъяснении этого неприятного инцидента.

«Неприятный инцидент? — подумал Клуфтингер. — Интересная формулировка для подобного преступления».

— Господин комиссар, позвольте предложить вам нашего сыра. Вы любите сыр? Мы с удовольствием угощаем нашей продукцией всех посетителей.

— Приму с благодарностью, — церемонно ответил Клуфтингер, который втайне надеялся прихватить домой кусочек.

Шёнмангер спустился в производственный цех и вскоре вернулся с довольно объемистым бумажным пакетом.

— Вот, — протянул он пакет Клуфтингеру. — Эмментальский, камамбер, камамбер легкий и небольшой набор из нашей малокалорийной продукции, даже еще не представленный на продажу руккола. Так что вы в некотором роде дегустатор. Если вы любитель, не желаете ли еще вайслакера?

Еще бы Клуфтингер не желал! Всем сырам сыр! Этот сорт можно было либо любить, либо ненавидеть. Его жена ненавидела и никогда не покупала. Клуфтингер отыскивал редкий деликатес, лишь когда его посылали за покупками. Дома жена упаковывала лакомый кусочек в герметичный контейнер, иначе, по ее словам, «провоняет весь холодильник».

Клуфтингер и сам должен был признать: запах «резковат» и для чувствительного носа сродни объявлению войны. Сын как-то высказался, что так пахнут его кроссовки, если носить их десять дней подряд без носков. Втихую он соглашался с отпрыском.

Распрощавшись с гостеприимным хозяином, Клуфтингер направился к машине, на ходу размышляя, что еще успеет заехать домой и поставить пакет с подношением в холодильник, ведь он находился практически в Альтусриде. Кусок вайслакера он решил взять с собой на обед, а по дороге на службу заехать за свежими булочками. О контейнере он, разумеется, даже не подумал.

На пути в Кемптен зазвонил его мобильный. Фрейлейн Хенске сообщила, что старшая дочь Вахтера уже ждет его в полиции.

Войдя в приемную, Клуфтингер поздоровался, коротко выразил посетительнице свои соболезнования и пригласил в свой кабинет, попутно попросив фрейлейн Хенске принести чашку кофе с ореховыми рогаликами.

Юлия Вагнер, урожденная Вахтер, оказалась молодой женщиной лет тридцати. На ней был строгий темный костюм, очень дорогой — это видел даже Клуфтингер, — под ним розовый топ.

Пока женщина усаживалась, раздался звонок на ее мобильный, и, извинившись перед комиссаром, она ответила на него. Клуфтингер воспользовался паузой и получше рассмотрел дочку Вахтера.

Привлекательная особа с хорошей фигурой и улыбкой с рекламы зубной пасты. Разве что чересчур строгий костюм диссонировал с ее обликом. Возможно, дело в трауре, а может быть, на похоронах отца она хотела выглядеть успешной деловой женщиной, с которой нужно считаться и принимать ее всерьез.

Круги под глазами выдавали усталость от забот, свалившихся на нее за последние сутки, но она пыталась держаться спокойно и собранно.

«Ты должна найти время… как можно скорее, что сейчас может быть важнее?.. Понятно, снова всё на мне… Это же твой отец!.. Ладно, пусть завтра… Пока, Тереза». Юлия Вагнер захлопнула крышку мобильного, изобразила сконфуженную улыбку и объяснила комиссару:

— Моя сестра. Она такая неорганизованная. Приедет только завтра к вечеру. Не с кем оставить детей. Могла бы привезти их на похороны дедушки. Для них это куда полезнее, чем болтаться с кем-то чужим в Италии. — Она едва сдерживала раздражение. — Давайте начнем, у меня еще много дел. Время поджимает.

— Разумеется. — Собственный голос показался Клуфтингеру каким-то смиренным. Он раздосадовался, но не стал ставить фрау Вагнер на вид, что это она болтала в его кабинете почти пять минут.

— У меня к вам еще такой вопрос, господин комиссар: когда я смогу получить тело отца? Мне надо назначить день погребения.

В дверь постучали, и вошла фрейлейн Хенске, которая принесла кофе. Она извинилась — остались только пирожки с творогом. Клуфтингер кивнул и, пробормотав что-то нечленораздельное, снова повернулся к посетительнице. Когда Санди была уже на выходе, он попросил ее позвонить судмедэкспертам в Мюнхен и справиться, как скоро они смогут выдать тело.

— Полагаю, похороны вы сможете провести через два-три дня. — Окончательно разделавшись со своей неловкостью, он решительно перешел к делу: — Фрау Вагнер, расскажите немного о себе и о вашей семье. — Заметив недоумение на лице своей собеседницы, счел нужным добавить: — Прежде всего я хочу создать себе представление об обстоятельствах жизни вашего отца.

— Нас две сестры. Я старшая. Тереза на четыре года младше. Что касается обстоятельств жизни, тут не ждите от меня многого. Я давно живу в Мюнхене, и наши с отцом контакты с годами становились все реже.

— Чем вы занимаетесь, фрау Вагнер?

Юлия не производила впечатления домохозяйки и матери большого семейства. Возможно, лед тронется, если деловая женщина, как он ее видел, начнет рассказывать о своей карьере.

— Я работаю в рекламной отрасли. На ответственной должности, которая отнимает много времени. К счастью, мой муж креативный арт-директор в той же фирме, иначе мы вообще бы не виделись. И мы довольны нашей бизнес-лайф. Я не смогла бы, как моя сестра, растить двух детей и из-за этого наплевать на успешность в профессии.