Убийство к ужину

— А что это за институт?

— Вроде научно-исследовательский пищевой промышленности, по-моему. Он являлся коммерческим, но, кажется, каким-то образом присоединенным к университету. По крайней мере они были связаны, но как, точно не знаю. Хотя… могу поискать название, может, по нему вы что-то найдете. Какая кошка между ними пробежала, не скажу, но скандал определенно оказался связан с их совместной работой, детали меня тогда не интересовали. А знаете, отец ведь тогда не сразу ушел из института, и на какое-то время страсти улеглись.

— Кого-нибудь из Лутценбергов вы позже встречали?

— Нет. Они жили в Альгое, в Вайлере, мы — в Кёльне, а когда и наша семья переехала, заботы стали совсем другого свойства.

— Понятно. С их сыном вы тоже не имели контактов? — все-таки уточнил Клуфтингер.

— Нет, только в детстве.

Вопросов больше не возникало, и он попрощался с Юлией Вагнер.

Лихорадочно схватившись за ручку, чтобы не вылетело из головы, он поспешно набросал список предстоящих дел не слишком разборчивым почерком, про который его сын шутил, что таким закорючкам учат в первом классе.

Найти научно-исследовательский институт — договориться о визите! — Обязательно выяснить, что произошло между Вахтером и Лутценбергом — архивы, научные журналы!!! — Молокозавод — расспросить Шёнмангера о предыдущей деятельности Вахтера!!! — Барч?

Разумеется, все эти мысли крутились в его голове еще во время разговора, но, как многие мужчины, он не мог делать несколько дел одновременно: смотреть телевизор и вести беседу, чистить зубы и разговаривать, слушать радио и воспринимать речи, читать газету и отвечать на вопросы, общаться по телефону и писать — все это его жена мастерски проворачивала одновременно. А вот сам он предпочитал делать пометки на память. У него под рукой всегда имелся блок для записей с логотипом «Альгойская пивная». Клуфтингер время от времени играл в подкидного дурака с одним приятелем, который работал в той самой пивной и щедро снабжал этим добром. Дома тоже тут и там лежали памятки со списками покупок или дел по хозяйству. Всем форматам бумаги он предпочитал эти маленькие клочки, которые помещались в портмоне. Коллеги часто подтрунивали над ним — мол, в президиуме не замечается дефицита писчей бумаги, — но он не изменял своей давней привычке.

По внутренней связи Клуфтингер позвонил Штроблю и попросил его выяснить все насчет прежнего места работы Вахтера в Кёльне, установить адрес института и договориться с руководством о встрече на завтра или послезавтра. Потом он связался с архивным отделом, прежде занимавшим несколько помещений, заставленных стеллажами с печатными материалами, а сейчас обходившимся парой компьютеров. «Кабинетным сидельцам» он дал задание проверить все газеты и специализированные журналы на предмет сведений о Вахтере и Лутценберге в определенный отрезок времени. Сотрудники этого отдела по сети имели доступ к центральному архиву Баварского министерства внутренних дел, и при умелой сноровке кемптенские коллеги могли в течение нескольких часов собрать, отфильтровать и скомпоновать полный реестр сведений о личности и событии, появлявшихся в СМИ за последние десятилетия. Для Клуфтингера понятия «поиск по Интернету, Интранету, базе данных» являлись тайной за семью печатями.

Майер, который в последний час завершал работу по объявлению розыска через Интерпол — по крайней мере Клуфтингер на это надеялся, ибо его телефон был постоянно занят, — наконец освободился, и комиссар поручил ему связаться с молокоперерабатывающим заводом в Кругцелле и условиться с господином Шёнмангером о встрече на следующий день.

В принципе это являлось работой Санди, но ее номер тоже на протяжении четверти часа не прозванивался, и это казалось удивительным и необычным. Клуфтингеру и в голову не могло прийти, что у фрейлейн Хенске появился новый воздыхатель, перед которым ей пришлось оправдываться за отсрочку свидания вследствие продленного рабочего дня. При этом ее не мучили угрызения совести за то, что выяснение отношений происходит за счет Свободного государства Бавария. Своему дружку она не дала номер служебного телефона, предпочитая сама звонить ему на работу. Тот тоже был государственным служащим, работал в кемптенском филиале инспекции по допуску автотранспортных средств к эксплуатации района Верхний Альгой Баварии, расположенном в нескольких метрах от президиума. Познакомились они в процессе служебных переговоров.

Клуфтингер, в последний раз попытавшись вызвать секретаршу и в очередной раз потерпев неудачу, отправился в приемную лично, поскольку ему незамедлительно требовался номер телефона Барча, коллеги Вахтера, который и обнаружил его труп. От него комиссар надеялся получить информацию о прошлом Вахтера касаемо его личной жизни и профессиональной деятельности. Когда тень начальника нависла над ней, Сандра Хенске ударилась в панику и нервно бросила трубку на рычаг, потеряв дар речи. Сегодня на совещании она и так пережила мучительные минуты стресса, искренне надеясь, что присутствующие этого не заметили, а теперь еще и шеф застукал ее на личных звонках со служебного телефона! А может, не заметил? Санди со всем рвением бросилась исполнять приказ Клуфтингера — «где бы он ни был, немедленно отыскать господина Варна», — провожая возвращение шефа в кабинет смущенной улыбкой. От Клуфтингера, кстати, не укрылось неожиданно деликатное поведение секретарши — без приставаний и расспросов, — поэтому он в недоумении решил поразмышлять, в чем она могла провиниться.

Телефон прозвонил лишь раз, а Клуфтингер уже снял трубку. Барч назвался, не гнушаясь представлением своей должности с полным перечнем заслуг, и прежде чем комиссар успел открыть рот, на него обрушился град вопросов:

— Есть что-то новенькое? В прессе вообще никаких сведений. Подозреваемый определился, или вы все еще блуждаете во тьме? Вы в полной заднице или специально отделываетесь словоблудием?

Клуфтингер оторопел от такой развязности. К тому же голос Барча звучал бесцеремонно и свидетельствовал о прекрасном расположении духа, не тронутом трауром по усопшему. Может, под воздействием алкоголя? Клуфтингер увидел в этом знак и не стал юлить.

— Мы весьма продвинулись в расследовании, господин Барч. Спасибо за ваш неподдельный интерес к делу. Вы очень поможете нам, если поделитесь информацией о жизни и связях господина Вахтера в Альгое, как и о поводах к его переезду сюда. Возможно, вы располагаете какими-то сведениями?

— Мне, как никому, ха-ха, известно, что до переезда сюда господин Вахтер работал в Кёльне. Но это знает каждая собака, простите. Долгое время его работа там была ух как успешна… в плане продвижения. Дай Бог каждому! А потом… потом этот скандал… Неприятно и даже более чем…

— Господин Барч, я должен вас до… расспросить об обстоятельствах жизни господина Вахтера в Кёльне. Возможно, вы соблаговолите встретиться со мной на территории вашей фирмы? — Клуфтингера чуть не стошнило от собственной вежливости.

— Да-да, конечно. Каждый день до восемнадцати ноль-ноль, заходите. Всегда на месте.

— Мы сообщим вам, господин Барч, обязательно сообщим и прибудем.

Клуфтингер втайне возликовал: сражение на территории противника! В кабинетных допросах, а тем более телефонных баталиях он не был силен. Однако когда полем битвы становилось логово врага… Там срабатывали все его преимущества: способность до тонкостей прочитывать жестикуляцию, мимику врага и его манеру держаться — сын называл это невербальными средствами коммуникации, а он просто — чутьем, как у пса. Возможно, это чутье передалось ему от собственного отца, презиравшего канцелярскую работу и мерявшего все числом проделанных миль и результатом улаженных разборок.

На следующий день комиссар лишь мимоходом заглянул в президиум, чтобы подписать пару документов и закончить отложенные отчеты. Он то и дело поглядывал на часы, не желая пропустить время визита на сыродельный завод Шёнмангера. Прихватив с собой блок для заметок, комиссар направился к Майеру. Тот с утра не мог дозвониться до старшего владельца, поскольку господин Шёнмангер проводил встречу с клиентами за пределами предприятия.