Убийство к ужину

Клуфтингер выругался. Адская боль не отступала. Что ему оставалось? Потерев ушибленное колено, он поплелся обратно. Наверху его встретили лица, искаженные от ужаса: перекошенные рты, широко распахнутые глаза. Кажется, никто не отваживался даже дышать. Клуфтингер оглядел себя. Серые брюки от кладбищенской земли стали черными, туфли облеплены комьями грязи, но страшнее всего выглядела куртка. Правый рукав разорвался в пройме — наверное, когда он хватался за крест в попытке удержаться, — а на свисающем лоскуте зацепилась фотография пожилой дамы, прежде украшавшая крест. Увидев ее, Клуфтингер содрогнулся и безотчетно стряхнул портрет с рукава, словно ядовитое насекомое. В толпе раздался истошный крик. Клуфтингер, превозмогая боль, наклонился, поднял его и аккуратно уложил на разоренную могилу. Сухие цветы и листья с венков, облепившие ворсистое сукно, он отряхивать уже не решился.

Сейчас он многое отдал бы за то, чтобы все происходящее оказалось одним из тех дурных снов, когда ты стоишь голый, а все вокруг таращатся на тебя. У таких кошмаров есть одно преимущество: ты можешь проснуться и благополучно его забыть. Здесь так просто не отделаться. Все взгляды по-прежнему были устремлены на него. Набравшись духу, Клуфтингер все-таки собрал цветки со своей куртки и осыпал ими холмик, на котором сам недавно лежал, растянувшись во весь рост. В полном смущении он здоровой ногой еще и подгреб к нему землю с дорожки и попытался улыбнуться. Получилась гримаса. По застывшим лицам он понял: уловка не удалась. И вдруг его взгляд наткнулся на знакомые глаза, смотревшие на него с любопытством, хоть и не без упрека. Пауль со своей трубой на изготовку!

— Играйте, — одними губами взмолился Клуфтингер.

Услышать его трубач, конечно, не мог, но все понял без слов и дал знак музыкантам. Духовые грянули, и, словно от гласа иерихонских труб, люди вышли из ступора. Толпа зашевелилась, кто-то зашушукался, другие истово закрестились. У комиссара появился шанс хотя бы на время покончить с этой историей. Он решительно устремился в самую гущу, выдернул оттуда Эльфриду Зибер и, не слишком церемонясь, потащил ее за рукав подальше от гроба. Проходя мимо пастора, который пытался рукавом ризы стереть грязь с молитвенника, он шепотом скомандовал: «Продолжайте!» — и, не оборачиваясь, похромал дальше. Только скрывшись от посторонних глаз за живой изгородью, он выпустил свою жертву из рук.

Прежде чем приступить к допросу Клуфтингеру пришлось изрядно отдышаться. Под конец, однако, хоть и не сдержав короткий, но жалобный стон, он ценой неимоверных усилий заставил свой голос звучать дружелюбно по отношению к перепуганной насмерть женщине.

— Фрау Зибер… — Он сделал паузу, она энергично закивала. — Кто тот мужчина?

Она нерешительно и боязливо пожала плечами.

«Черт тебя побери со всеми турками, быть того не может!» — выругался он про себя, а вслух мягко продолжил:

— Вы не знаете этого человека?

— Н-нет… То есть да… Знать не знаю, а видала… — Кажется, стойкая Зибер потихоньку отходила от испуга.

— Кто он? — спросил комиссар уже строже, поводя головой в сторону нижнего кладбищенского сектора.

— Так вот, видала я его. Невзначай. За день до того. Он приходил к господину Вахтеру и ругался на него… — Внезапно ее зрачки расширились. — Так вы думаете… — Закончить вопрос у нее не хватило сил. При одной только мысли, что она могла столкнуться нос к носу с убийцей, слова застряли у нее в горле.

— О, черт! — Клуфтингер больше не стеснялся в выражениях.

Он вынул из кармана мобильник и стал набирать номер президиума, проклиная себя самого и свое неудавшееся преследование. Неужели он упустил преступника? Кто знает. Но как бы там ни было, этот парень явно замешан, иначе не сбежал бы. Дожидаясь ответа дежурного, он повернулся к Эльфриде Зибер, мужественно боровшейся с потоком слез, и подбодрил старушку:

— Вы молодец!

Не прошло и четверти часа, как Клуфтингер уже находился в окружении коллег. Две патрульные машины стояли перед входом на кладбище. Полицейский в форме прогуливался вдоль одной из машин, в другой коллега первого допрашивал фрау Зибер. Двое оставшихся заняли посты у выходов. Вначале, когда Клуфтингер звонил в президиум, он собирался объявить розыск, но пока говорил по телефону, сориентировался, что поводов для задержания у него нет, да и видел человека только он. Одним словом, сейчас его роль — главная. Прибыли Штробль и Майер, Хефеле оставили в конторе на связи.

— Рихард! — окликнул Клуфтингер Майера. — Похороны кончились?

— Думаю, как раз при последнем издыхании! — не задумываясь крикнул тот в ответ, и только потом до него дошел смысл собственного каламбура. Он хихикнул. Начальник, однако, его веселости не поддержал и сухо распорядился:

— Как только закончатся, возьми у людей адреса — могут еще пригодиться.

Майер кивнул и поплелся к месту погребения. По дороге он бормотал что-то невнятное в свой диктофон.

Теперь Клуфтингер обратился к Штроблю:

— Надо как можно быстрее составить фоторобот. Позвони в президиум, чтобы все подготовили.

— Уже сделано.

— Молодец! — Клуфтингер хлопнул коллегу по плечу. Хорошо, что в экстремальной ситуации есть на кого положиться.

Оба вздрогнули, когда внезапно с кладбища донесся львиный рык: «Внимание! Всем оставаться на местах! Мы должны взять данные о личности каждого из присутствующих. Те, кто может дать показания по произошедшему инциденту, должны сделать это немедленно!» Таким образом Майер приступил к возложенным на него обязанностям.

Комиссар и Штробль со всех ног бросились на кладбище, дабы умерить пыл не в меру рьяного полицейского.

Вылетев на площадку, они глазам своим не поверили: Майер взгромоздился на подиум, где еще пару минут назад стоял гроб с телом усопшего. Неужели этот идиот никогда прежде не бывал на похоронах? Полиловевший от стыда Клуфтингер бросил умоляющий взгляд на Штробля.

— Я все улажу, — успокоил тот шефа.

Комиссар вздохнул: если бы только бестактность Майера стала его головной болью, а тут все одно к одному. Он едва успел сделать несколько шагов, направляясь к полицейскому автомобилю, как позади него раздался резкий окрик:

— Стойте! Так дело не пойдет. Это уже выходит за все рамки! Мало того что вы не способны поймать убийцу отца, так вы еще превратили его похороны в цирк!

Обе дочери Вахтера догоняли его чуть ли не бегом. По их виду можно было легко определить, что они раздражены до крайности, но кричала старшая.

— Мы будем на вас жаловаться! — неожиданно присоединилась к горячившейся сестре младшая.

Клуфтингеру едва удалось сдержаться. Он понимал, обеим сейчас непросто, хотя до сих пор они не выказывали особой печали по поводу смерти родителя, особенно Юлия. Но это было уж слишком!

— А теперь послушайте меня! — На удивление самому себе, ему удалось взять такой ровный и категоричный тон, что сестры сразу притихли. — Повторяю: моя задача найти преступника. И я делаю все от меня зависящее. Надеюсь, возражений на это нет. Более того, вы обязаны оказывать мне содействие, а не препятствовать. В противном случае вы сами попадаете под подозрение…

Он тут же пожалел о последней фразе, но сказанного не воротишь. Ладно, его неудачную погоню еще удастся объяснить необходимостью. А подобное высказывание может стоить ему большой нервотрепки. Клуфтингер перевел взгляд на старшую сестру, которая буквально задохнулась… И вдруг случилось такое, чего он никак не ожидал: она разрыдалась. Слезы хлынули из глаз, будто открылись все шлюзы. У нее подкосились ноги, и она едва не рухнула перед ним. Он всегда терялся перед женскими слезами. Он не знал, как поступить, и поэтому, просто повинуясь инстинкту, сделал шаг вперед и обнял Юлию за плечи.

Всю следующую неделю настроение Клуфтингера колебалось между неземным ликованием и смертельной усталостью. С одной стороны, он радовался, что наконец-то у них есть реальный след, а с другой — след этот вел в пустоту. После похорон сразу составили фоторобот, потом опросили кучу людей. И ничего. Он уже не раз проклинал себя за нерасторопность на кладбище. Колено болело, его даже приходилось туго бинтовать, и оно не давало забыть события того злополучного дня, которые Клуфтингер охотно вычеркнул бы из памяти.