Страница 10 из 14
«Я выполняю команды, которые мне дает провидение, – с убежденностью религиозного фанатика говорил он. – Ни одна сила в мире не может теперь сокрушить германский рейх. Божественное провидение пожелало, чтобы я осуществил выполнение германского предназначения. И если зазвучит голос, я буду знать, что настало время действовать». Именно это его твердое внутреннее убеждение в том, что германскому народу его послало само провидение и ему надлежит выполнить особую миссию, оказало такое гипнотическое воздействие на миллионы добропорядочных немцев, безоговорочно поверивших в непогрешимость своего фюрера. К тому же Гитлер обладал огромной силой внушения, которая позволила ему стать фюрером восьмидесятимиллионного народа. Его способность влиять на людей проявлялась не только в том, что он умел подчинять и делать себе послушными многих из своего окружения. Гитлер очень охотно использовал свою способность к внушению, дабы создать у собеседников впечатление о себе, как о человеке, обладающем незаурядным интеллектом и глубокими познаниями в любой области, будь то политика, экономика, история, искусство или его любимая архитектура. Такой вот он всезнайка.
Сам Гитлер любил рассказывать своему ближайшему окружению о случаях, происшедших с ним во время Первой мировой войны, которые подсказали ему, что он находится под защитой божественного провидения. Он ел свой обед, сидя в окопе с несколькими товарищами по оружию, и вдруг ему послышалось, что какой-то голос говорит ему: «Поднимайся и иди туда». Этот голос звучал так ясно и настойчиво, что он беспрекословно повиновался, как будто это был военный приказ. Он сразу же поднялся на ноги и прошел метров двадцать по окопу, неся с собой обед в бачке. Затем он сел, чтобы доесть обед, и его разум снова успокоился. Едва он закончил обед, как в той части окопа, которую он только что покинул, сверкнула вспышка и раздался оглушительный взрыв. Шальной снаряд взорвался над его товарищами, и все погибли. А первое предчувствие о своем предназначении возникло у него в госпитале, где он лечился от временной слепоты как пострадавший от газовой атаки англичан. И когда он был прикован к постели, к нему неожиданно пришла мысль, что он освободит Германию и сделает ее великой. И он, мол, сразу же осознал, что сможет это реализовать.
Слушая публичные выступления Гитлера, Рудольф зачастую спрашивал себя: «Искренен этот человек в своих начинаниях или же он просто мошенник?», но чем больше он узнавал Гитлера, тем больше убеждался в том, что фюрер по-настоящему уверовал в свое собственное величие. В том, что излишней скромностью Гитлер не страдает, сомневаться не приходилось, ведь фюрер сам о себе не раз публично говорил: «Вы понимаете, что находитесь в обществе величайшего немца всех времен?» или мог заявить своему собеседнику: «Мне не нужно ваше одобрение, чтобы убедить меня в моем историческом величии». А на любые сомнения в правильности его решений Гитлер отвечал: «Я не могу ошибаться. Все, что я делаю и говорю, имеет историческое значение».
На фоне небывалого подъема, которого Германии удалось достичь под его руководством, фюрер имел полное право считать, что до него никто в истории Германии не был подготовлен так основательно, как он, чтобы привести немцев к верховенству, которого желали все германские государственные деятели, но достичь не смогли. Что он один из самых непреклонных людей Германии за целые десятилетия, возможно, столетия, имеющий более высокий авторитет, чем какой-либо иной немецкий лидер. Но превыше всего он верит в свой успех, и верит в него безоговорочно.
Это раздутое до небес самомнение фюрера, считавшего себя неоспоримым авторитетом в любой области, а также величайшим военачальником всех времен и народов, и его безоговорочная вера в успех в конечном итоге и привели гитлеровскую Германию к катастрофическому поражению во Второй мировой войне. И этот «мессия», ранее самоуверенно заявлявший: «Я не позволяю генералам отдавать мне приказы. Война ведется мной. Точный момент нападения будет определяться мной. Будет лишь одно время, которое станет воистину благоприятным, и я буду ждать его с несгибаемой решимостью. Я не пропущу его», – в конце проигранной им войны пожелал боготворившему его немецкому народу скорейшей погибели. Мол, «когда проигрывают войну, погибает и народ. Нет необходимости обращать внимание на основы дальнейшего самого примитивного существования немецкого народа. Напротив, лучше как раз разрушить эти вещи. Он сам доказал собственную слабость и теперь по законам природы должен погибнуть. Потому что немецкий народ проявил себя как слабейший и будущее принадлежит исключительно сильнейшему восточному народу. Все, кто останется после этой борьбы, все равно неполноценны, потому что наши лучшие люди уже погибли».
Но об этом предельно циничном высказывании Гитлера в духе «после меня хоть потоп» барон Рудольф фон Кракер узнал уже после войны из мемуаров своего друга Альберта Шпеера, приговоренного Нюрнбергским трибуналом к двадцати годам тюремного заключения. А когда Гитлер только начинал свою войну с ввода немецких войск в демилитаризованную Рейнскую область, Рудольф, как и миллионы немцев, жаждал реванша за проигранную Первую мировую войну, закончившуюся подписанием позорного для Германии Версальского мирного договора. И когда Гитлер стал в открытую нарушать этот договор, присоединив сначала Австрию, а затем аннексировав Судетскую область Чехословакии, барон Рудольф фон Кракер, как и всякий патриот Германии, такую политику фюрера мог только приветствовать. Договор о передаче Чехословакией Германии Судетских областей был освящен мюнхенским соглашением 1938 года, и Гитлер не намеревался останавливаться на достигнутом. Особенно после того, как Польша, под шумок мюнхенского соглашения, поспешила захватить свою долю при разграблении Чехословакии и по истечении объявленного ею 24-часового ультиматума ввела армию в Тешинскую область.
Такой прыткости от поляков Гитлер не ожидал, как, впрочем, и союзники Польши – Англия и Франция, для послов которых польское правительство в те дни закрыло все двери. Отхватив столь незначительную территорию, как Тешин, поляки порвали со всеми своими друзьями во Франции, в Англии и в США, на поддержку которых Польша не могла отныне рассчитывать. До начала Второй мировой войны, когда Гитлер нападет на Польшу, оставалось меньше года…
Уединившись с мужем в каюте, Настя наконец высказала ему все, что не могла сказать при бароне.
– Илья, вот объясни мне, пожалуйста, зачем ты отказался от гонорара, который тебе этот престарелый фашист предлагал? Разве у нас с тобой куча лишних денег, что ты согласился бесплатно на него работать? – напустилась она на мужа.
– Да ни на кого я не работаю, – возразил он. – Я просто сам хочу выяснить, почему погибли близкие этого немецкого барона, который, кстати, фашистом не мог быть по определению.
– Это почему же?
– Фашисты были в Италии при Муссолини, а гитлеровская Германия тогда была нацистской. И если наш барон был членом национал-социалистической партии, а других партий в Германии тогда просто не было, то он был нацистом, а не фашистом.
– Да какая разница – нацист или фашист? Не нравится мне этот гитлеровский барон, вот и все! А от гонорара ты все же зря отказался, – посетовала Настя. – Надеюсь, ты хотя бы не собираешься отказываться от причитающегося нам вознаграждения, ну, если вы с Ренатом найдете этот кейс с бриллиантами?
– Если мы найдем гитлеровский клад, я обязан буду сообщить об этой находке в Интерпол. А там уже как решат. Может, премию нам дадут, – с усмешкой произнес Илья.
– Премию?! Ты что, издеваешься надо мной? Какая премия, если там бриллиантов на миллионы долларов! – возмутилась Настя.
– Ну, пока никто еще не видел эти мифические бриллианты, так что не факт, что они вообще существуют. Хотя все, что нам рассказал барон, очень похоже на правду. Нам-то он мог все что угодно наплести, но своего внука вряд ли стал бы обманывать, ведь он даже схему ему нарисовал, в какой каюте их ждет кейс с бриллиантами. Так что Вальтер с Джулией точно знали, где и что им искать на затонувшей подлодке, но не могли знать, сколько времени у них уйдет на то, чтобы добраться до нужной каюты и отыскать там этот кейс. На их месте я бы оставил запасные баллоны снаружи подлодки возле выхода, потому что внутри нее поднимается такой ил, что найти там что-то будет невозможно. Скорее всего, они так и сделали, так что нам с Ренатом нужно еще раз там все внимательно осмотреть, и тогда уже можно будет делать какие-то выводы. Нужно будет завтра сказать барону, чтобы он запретил своей гоп-компании погружаться к подлодке до тех пор, пока мы с Ренатом там все не обследуем. Проведем, так сказать, подводный осмотр места происшествия.