Страница 2 из 5
Все попытки охранников образумить вышедшие из лесу толпы непонятных безумцев, вступить с ними в переговоры и убедить отказаться от бессмысленного кровопролития ни к чему не привели. В ответ беспорядочно загрохотали двести пятьдесят стволов, изрыгавших картечь. Со сторожевых вышек солидно ответили четыре пулемета и два гранатомета системы «Муха», прекрасно себя зарекомендовавших в чеченской кампании.
Дьявольский расчет Нечаева оказался удивительно точным: двадцать обученных охранников с современным стрелковым оружием, засевших в фортификационном сооружении, и двести пятьдесят гопников с залитыми бельмами и гладкоствольными ружьями по силам были равны друг другу. Завязался долгий кровопролитный бой, исход которого предрешить не взялся бы ни один генштабовский стратег. Андрей с безопасного расстояния с огромным интересом наблюдал за этой увлекательной бучей, в которой бессчетно гибли поверившие ему люди, постреливая из браунинга в воздух и записывая баталию на портативную видеокамеру.
Однако редели и немногочисленные ряды охранников. Кто-то из них был изрешечен визгливой шрапнелью, кто-то был зарублен тесаком для разделывания свиных туш во время безуспешной попытки скрыться с поля боя. И вот, спустя пять часов, канонада начала стихать. Еще через полчаса выяснилось, что оборона цитадели полностью уничтожена. При помощи огромного соснового бревна были выбиты ворота, и ликующие победители ворвались на территорию барской усадьбы.
При этом малообразованные крестьяне, не имевшие ни малейшего представления о мировой истории, чисто интуитивно действовали по законам Средневековья, применявшимся при взятии вражеских городов и укрепленных форпостов. Несчастные женщины после надругания над ними приняли мученическую смерть. Еще страшнее обошлись с управляющим, которого приняли за хозяина поместья.
Выигравшая сражение сторона, заперев «барина» в кухне и приставив к нему охрану, хлынула в трехэтажную домину за господским добром. Однако, обойдя многочисленные комнаты, ничего в них не обнаружили. Не было ни мебели, ни картин, ни антиквариата, ни богатой библиотеки, ни шкатулок с драгоценностями, ни шкафов с костюмами и постельным бельем, ни погребов с бочками вина, ни мешков с долларами. В доме было хоть шаром покати. Лишь в одной комнатушке, где жил управляющий, получавший скудное жалование в пятьсот долларов в месяц, была обнаружена довольно аскетичная обстановка, среди которой самым дорогим был переносной телевизор «Сони». Однако на всех разделить его не получалось.
Разъяренная таким обманом собственных ожиданий толпа кинулась пытать управляющего, чтобы выяснить местонахождение тайника, в котором были спрятаны баснословные богатства. Однако несчастный, нанятый для верной смерти человек ничем помочь им не мог. Его мучения продолжались более полутора часов и были прерваны естественной смертью от разрыва аневризмы.
В запасе у победителей осталось единственное бесчинство, которым они не преминули воспользоваться. Усадьба, подожженная с разных углов, вспыхнула, словно стог сена, озаряя сгустившиеся сумерки в радиусе десяти верст. В наступившей тишине стали слышны отдаленные удары обрезка водопроводной трубы о пожарный рельс и набат, пролившийся с колокольни Новопокровского монастыря на готовящуюся к ночи природу.
Что делать дальше, никто не знал. Потому что предводитель восстания Нечаев бесследно исчез. Поискав его некоторое время среди павших, крестьяне испуганно разошлись по домам.
Расследование этого дикого преступления ФСБ провело в строжайшей тайне, совершенно справедливо опасаясь его огласки в средствах массовой информации, поскольку пламя крестьянской войны вполне могло перекинуться на другие российские регионы. Как обошлись с жителями мятежных сел и деревень, Андрей не знал. Да, в общем-то, это мало его интересовало. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что следствию не удалось найти ни Нечаева, ни хозяина сгоревшей усадьбы.
Андрей рассказал мне все это в своем ближнем доме, где я провел несколько чрезвычайно содержательных часов преимущественно в «буфетной зале», как называл хозяин просторное помещение, в котором хранилось невероятное количество самых разнообразных напитков.
Внешне Андрей в полной мере соответствовал данной себе характеристике. Восседая на оттоманке в пестром халате, из которого гордо высовывалась буйно поросшая кудрявыми волосами грудь, он составлял для себя какие-то чудовищные «коктейли», смешивая антагонистические напитки: виски с бенедиктином, текилу с джином, мартини с квасом, коньяк с хересом, кальвадос с массандровским портвейном, не теряя при этом ни ясности мысли, ни убедительности речи.
Необходимо отметить, что дом Андрея напоминал одновременно и самодеятельный театр, и египетскую пирамиду. То есть бесчисленные комнаты, коридоры и глухие чуланы, взаимное расположение которых невозможно не только запомнить, но и исследовать, были заполнены людьми, постоянно перемещавшимися из одного помещения в какое-то другое, неведомое для самих перемещавшихся. Люди эти, мягко выражаясь, выглядели довольно странно. На первый взгляд, причиной этой странности были причудливые одеяния, в которые они были облачены. После молчаливого наслаждения произведенным на меня эффектом Андрей сообщил, что приобретает одежду для своих слуг у костюмеров, обшивающих оперную труппу Большого театра.
Но главную особенность хаотично снующих по дому слуг составляли не причудливые костюмы всех времен и народов, а выражения лиц, скрывавших какую-то тайну, недоступную моему заурядному рассудку, который преображается лишь в процессе взаимодействия пальцев с компьютерной клавиатурой. Я попросил Андрея раскрыть тайну этих толп. И он с готовностью ответил мне, что все они закодированы. Но не от алкоголизма или же табакокурения. Кому-то нанятый хозяином психиатр-виртуоз внушил стойкое отвращение к электрическому свету. И эти люди всю светлую часть суток проводили, перебегая от окна к окну, избегая искусственно освещенных коридоров. Когда в доме включали бесчисленные люстры, светильники, торшеры, бра, то несчастные крепко зажмуривались и, вытянув перед собой руки, спешно искали свои спальни.
Кто-то был закодирован от звуков шума морского прибоя, который хаотично издавали установленные в различных уголках запутанного здания акустические системы. Эти несчастные испуганно бегали от пугающих их звуков, иногда обманываясь даже шумом спускаемой в унитазе воды.
Третьи панически боялись черных котов, которые, судя по нервозности поведения, в свою очередь тоже кого-то боялись. Четвертые обреченно дожидались атомной бомбардировки. Пятых приводил в ужас вид человека в брандмейстерском мундире, который тщетно пытался скрыться от преследовавшей его собственной тени – беднягу невозможно было затащить в ярко освещенную солнцем комнату даже под угрозой смерти. И лишь полная темнота приносила ему некоторое облегчение. Но полной темноты в доме не было никогда, даже ночью, поскольку специальная компьютерная программа, управлявшая освещением дома, преднамеренно хаотично включала и выключала в комнатах светильники.
Однако в доме Андрея все же существовало исключение из этого незыблемого закона тотального безумия. В семи или девяти комнатах, в которых обитал сам хозяин, не было ни световых, ни шумовых эффектов. Понятно, что входить в господские покои без звона традиционного валдайского колокольчика никто не имел права. К нарушавшим это правило Андрей применял повторное кодирование, после чего человек пугался уже двух каких-либо предметов и явлений. В самом крайнем случае человеку внушался ужас к взаимоисключающим, антагонистическим вещам. Так, мне показали человека, который не переносил ни света, ни темноты. Несчастный, чтобы не сойти с ума, был вынужден беспрерывно оглушать свое сознание опием. Надо сказать, что этого зелья было в доме предостаточно.
Андрей рассказал о множестве иных сумасбродных проектов, которые он успел реализовать. Стоит вкратце рассказать, например, о том, как он закопал на разной глубине и на всей площади угодий некоего приглянувшегося ему фермера десять килограммов «старинных» монет, которые ему отлил «под античность» знакомый ювелир. Довольно скоро слух о поле, нашпигованном кладами, распространился в радиусе пятидесяти километров. И, несмотря на отчаянные попытки фермера остановить коллективное безобразие на принадлежащих ему по закону землях, толпы людей с лопатами, тачками и панцирными кроватными сетками для просева грунта за три дня сделали на площади в триста гектаров один сплошной котлован, в некоторых местах достигавший пятиметровой глубины. Вскоре его заполнили грунтовые воды, и вместо поля, кормившего многочисленное семейство фермера, получилось озеро, в котором впоследствии утонуло немало крестьян из близлежащих деревень, пытавшихся продолжить на его дне поиски шального счастья.