Мясная голова

Максим Хорсун

Мясная голова

– Ты кто вообще? – спросил я у бледно-розового бугристого шара.

– Николай, – ответил шар. – А ты?

– Максим, – представился я, а затем внимательно посмотрел по сторонам. Улица была хорошо знакома – центр моего родного микрорайона, частный сектор на окраине города. Кроме нас с Николаем – ни души, лишь появлялись и исчезали над асфальтом карликовые смерчи. – Слушай, что здесь можно жрать?

– Все, что найдешь или догонишь, – ответил Николай. – Растения, зверей, людей.

Я заметил, что из круглых боков моего нового знакомого торчат отростки вроде крошечных младенческих ручек. Отростки располагались в беспорядке, и вряд ли от них был какой-то толк. У меня, к слову, ничего подобного не наблюдалось. Я даже осмотрел себя, чтобы быть уверенным, но увидел только то, что и предполагал: округлый ком биомассы без намека на конечности.

– Что это с тобой? – Я указал на ручки Николая выпуклостью, которую надул на своем боку.

– Не твое собачье дело! – огрызнулся Николай.

– Ладно, – миролюбиво отозвался я и поерзал по асфальту, чтобы скрыть неловкость.

Николай вдруг содрогнулся, будто кусок желе, и его бока заблестели от обильно выделившейся слизи.

– Колоб! – взвизгнул он. – Спасайся!

Из-за ларька с наглухо закрытым окном-витриной выкатился третий мясной шар. Он был крупнее нас с Николаем, бугристее и по цвету походил на запекшуюся кровь. Я мгновенно понял, что в пищевой цепи этот Колоб занимает более высокое положение.

Колоб проломил оказавшийся у него на пути штакетник и с завидной прытью покатил к нам. Я услышал, как шипят и булькают его пищеварительные соки.

Мы с Николаем метнулись в противоположную сторону. От страха мы плохо соображали, куда бежать и что вообще делать. Николай не удержался на дороге, через миг то же самое произошло и со мной. Мы бесконтрольно покатились по крутому склону к давно обмелевшей речке, ломая кустарник и распихивая пакеты с мусором, которые выбрасывали сюда местные.

Русло было выстелено влажной грязью, из земли выпирали сломанные гнилые ветви. То тут, то там торчали острые, словно иглы для инъекций, стебли камыша. В лужах плавали пустые пузырьки от «Боярышника».

Я увидел, как Колоб прокатился по верхней части склона, а потом, набирая скорость, устремился за нами вниз. И тогда я понял, что нам от него не убежать – не хватит прыти, к тому же узкое русло оставляло слишком мало места для игры в кошки-мышки. По ходу, мы с Колей сами загнали себя в ловушку.

– Разделимся! – предложил я.

Николай без лишних слов взял левее, я же стал держаться правой стороны русла. Колоб плюхнулся в грязь, точно боров, и покатился, разбрызгивая вонючую воду.

Я наткнулся на утоптанную тропинку, ведущую вверх, и рванул во весь дух. Внутри меня затеплилась надежда успеть выбраться на дорогу. Я катил вперед, надрываясь от усердия. Я был едва жив от страха и тех непомерных усилий, которые приходилось прикладывать, одолевая метр за метром.

В то же время Николай начал взбираться на левый берег. Только под туловищем Николая не было крепкой тропинки, а его маленькие недоручки хватались за ветви кустарников и пожухлую траву и как будто нарочно мешали продвигаться вперед.

Поэтому, наверное, Колоб и выбрал Николая. Когда я понял, что шар цвета черной крови свернул в противоположную от меня сторону, то испытал такое облегчение, какое не передать словами. Наверное, мне следовало бы стыдиться, но в тот момент моя совесть была нема и глуха. Я просто понял, что у меня прибавилось шансов уйти от Колоба. Не так чтоб очень сильно прибавилось, но все же. Поэтому я продолжил карабкаться с еще большим рвением.

До Николая дошло, что его дело – труба, и он, буксуя на склоне, заверещал изо всех сил:

– Макси-и-им! Помоги!

Ага, бегу, теряя тапочки… Как, интересно, он себе представлял эту помощь? Увы, у нас не было возможности защищаться или каким-то образом противостоять такому грозному хищнику, как Колоб.

– Спаси! Максимка! – надрывался Николай, его предательские рудиментарные ручонки вцепились в ветви сирени и надежно заякорили тело на склоне.

Колоб одолел подъем с необыкновенной легкостью. Когда до Николая оставалось уже всего ничего, тело хищника развернулось множеством гибких лепестков, из сердцевины выпростался желудок, окруженный хватательными жгутиками. Крик Николая перешел в дискант и оборвался. А я уже был наверху – там, где тропинка сливалась с обочиной.

Я повернул на дорогу, которая вела от злосчастной реки в глубь частного сектора, и покатил-покатил-покатил, стремясь оказаться от Колоба как можно дальше.

В каждую секунду я ожидал увидеть позади себя темную тушу преследователя, но мгновения бежали, и удача пока была на моей стороне.

Видел я, кстати, всей поверхностью тела, поэтому в движении мог одновременно следить и за тем, что происходит впереди, и за тылом. С одной стороны – удобно, с другой – захочешь отвернуться, но не сможешь. Я бы не назвал эту способность зрением, поскольку глаз у меня не было, да и свет здесь отсутствовал как таковой: перепончатые крылья Всеужасного полностью закрывали небо, сквозь их плоть не просачивалось ни лучика, поэтому я предполагаю, что для обычных людей мир был погружен в кромешную тьму.

…Я понял, что качусь по улице, на которой прожил почти сорок лет, лишь когда оказался перед воротами своего дома. От охватившего волнения я задрожал, по моим бокам прошла рябь. Велико было искушение укрыться в родных стенах, забиться в какой-нибудь угол и переждать опасность. Но это была никудышная идея! Мое теперешнее состояние накладывало на меня множество ограничений: у меня нет рук, чтобы отпереть калитку, я не протиснусь ни в одну дверь. Перемещаясь перекатом, я повсюду оставляю след из слизи и эпителия. Для Колоба этот след – точно ковровая дорожка, которая приведет ко мне, где бы я ни затаился. Единственное, что я мог предпринять, чтобы выжить или хотя бы отсрочить гибель, – это гнать вперед, не останавливаясь, пока хватает сил.

Я докатился до первого проулка и, уже сворачивая в него, заметил в конце улицы движение: это Колоб выбрался из русла, чтобы продолжить преследование.

Инстинкт гнал меня в глушь, я не мог ему сопротивляться, поскольку снова был ослеплен страхом. Я понимал, что в частном секторе от Колоба не скрыться: тут было всего несколько не очень длинных улиц. Заборы из сетки или кованой арматуры не давали укрытия, переулки и тропинки заканчивались тупиками, каждый из которых мог стать западней; а в заброшенных дворах, среди деревьев или гаражей мне не хватало места, чтобы развернуться.

Одна из дурных грунтовок вывела на пустыри. Под моим туловом зашуршала мертвая трава. Но на открытом пространстве я был настолько заметен и беззащитен, что мне стало больно. Весь облепленный сором и травой, сначала я спрятался за заброшенной стройкой, а оттуда несколькими быстрыми перекатами переместился к лесопосадке. Раз-два – и я на щебенистой проселочной дороге за стеной из деревьев и кустарников.

Отмахав этим путем с полкилометра, я понял, что снова дал маху. Проселочная дорога вела строго вперед, и не было никаких ответвлений. Свернуть вбок я не мог, потому что наверняка застрял бы в чаще. Теперь, чтобы настигнут меня, Колобу требовалось лишь чуть-чуть поднажать. Вернуться к началу пути? И оказаться нос к носу с преследователем? Нет! Только вперед, только на другую сторону леса. И снова – через не могу, из последних сил, рискуя лопнуть от усердия и растечься, при этом – ежесекундно ожидая услышать, как гудит по дорожному полотну мышечная оболочка настигающего меня Колоба.

Лес закончился сразу, только-только я катил под скрипучими ветвями, как вдруг опять оказался на открытой местности. Проселочная дорога слилась с шоссе, и я выбрался на асфальт. Теперь с одной стороны была стена леса, а с другой – сплошной железобетонный забор, за которым находилась городская свалка. Шоссе вело в промзону, и если мне повезет одолеть еще километра полтора, то попытаюсь запутать след там – среди складов, лабазов и заводских корпусов.