Страница 73 из 100
Чёрное Око и другие члены «Железного братства» опомнились и начали без разбору палить по толпе, каждая выпущенная ими пуля вгрызалась в чьё-то тело, каждая пуля пронзала сразу несколько тел, а потом либо весело застревала в чьей-то плоти, либо, уныло описав красивую дугу, падала на чёрную землю.
Дедушка заметил, как резко выделяются в волновавшемся людском море лица солдат Восьмой армии. Они барахтались, словно тонущие, при виде этих алчных хищных лиц у дедушки кровью сердце обливалось. Симпатия, которая зародилась у него в былые дни к Восьмой армии, превратилась в лютую до зубовного скрежета ненависть. Дедушка целился и стрелял в одно такое лицо за другим. Он и сам точно не понял, удалось ли убить хоть кого-то, но в последующие годы одиночества осознал, что от пуль Чёрного Ока и членов «Железного братства» падали на чёрную землю лишь добрые и безвинные простые люди.
Отец выбрался из-под мышки дедушки и вытащил свой пистолет, но на него тут же накатила такая громкая звуковая волна, что в глазах зарябило и заложило оба уха. Он выстрелил наобум и по привычке проследил за первой выпущенной пулей. Он увидел, что пуля с полусферической головкой влетела прямиком в широко открытый рот двадцатилетней девушки, волосы которой были закручены в маленький узел. Девушка обладала всеми качествами, которые делают женщину красивой: свежие красные губы, белоснежные зубы, чуть выпуклый подбородок. Отец услышал, как из открытого рта вырвался крик, напоминающий кваканье лягушки, и полилась кровь вместе с обломками белых зубов. Два серо-зелёных глаза, в которых застыла нежность, уставились на отца, после чего девушка рухнула на землю, и её немедленно поглотил людской поток.
В деревне прозвучал сигнал к атаке, дедушка увидел, что больше сотни солдат Цзяогаоской части под командованием Мелконогого Цзяна бросились вперёд, размахивая саблями, винтовками и дубинками. На южном гаоляновом поле Пятый Заваруха с силой стукнул тыльной стороной сабли своего пегого коня и во главе своего отряда поскакал что есть мочи на север. Пегий конь тяжело дышал, как чахоточный больной, на шее выступил вязкий и липкий, как мёд, пот. Разбегавшиеся зеваки перегородили путь конному отряду, и Пятый Заваруха бросился в толпу, не переставая подхлёстывать коня, а за ним последовал и весь его отряд. Люди уже не могли остановиться, наталкивались на коней, и в итоге конный отряд словно бы засосало в болото. Лошади тянули шеи и отчаянно ржали. Рядом с Пятым Заварухой в двух коней врезались ополоумевшие люди, всадники попадали вместе с конями, и по ним пробежало бесчисленное множество чёрных ног. Погибающие животные и их хозяева издавали жалобные безнадёжные крики. Одного из солдат Восьмой армии с маузером в руке (возможно, именно он убил того члена «Железного братства», который нёс полотнище со знаками отличия), людским потоком вынесло прямо перед конём Пятого Заварухи. Лицо Пятого Заварухи исказилось в свирепой гримасе. Солдат открыл огонь, но пули полетели в небо. Японская сабля Заварухи блеснула и сняла скальп с коротко стриженной макушки солдата. Скальп, словно фетровая шляпа, шлёпнулся кому-то из крестьян на голову, забрызгав чёрной кровью лица десятка людей.
Члены братства под гневные крики дедушки собрались и начали отстреливаться под прикрытием похоронных флагов и навесов для жертвоприношений.
Дедушке уже приходилось похищать солдат Восьмой армии, подрывая тем самым её жизнеспособность. Мало кто из них хорошо стрелял, зато они готовы были героически жертвовать собой. Хотя пули бойцов «Железного братства» без конца их косили, они упорно продолжали атаковать. Их примитивное оружие годилось только для рукопашной. Солдаты Восьмой армии рвались в бой, готовые пожертвовать собой — это придавало им сил и деморализовало противника. На подступах к позициям противника солдаты Цзяогаоской части закидывали членов братства десятками ручных гранат. Испуганные члены «Железного братства» бросали винтовки и убегали, но безжалостные осколки нагоняли их и разрывали плоть. Особенно тяжело от взрывов гранат пришлось музыкантам, артистам на ходулях и танцорам, переодетых львами. Трубы и соны, играя на которых музыканты оплакивали других людей, взлетали вверх вместе с ошмётками их тел, а потом падали на землю. Артистам неудобно было двигаться, поскольку ноги были привязаны к высоким ходулям. Когда началась паника, большинство из них вытеснили на обочину, ходули увязали в чернозёме, и они падали в гаоляновое поле, словно сухие деревья. Раненные осколками гранат, они жалобно кричали, а на их лицах застыл ужас.
На глазах Пятого Заварухи «Железное братство» терпело сокрушительное поражение, он разволновался и принялся со злости рубить кого ни попадя, а конь под ним, как собака, кусал всех подряд. Со всех сторон слышался свист сабель, рубивших человеческие тела, и весёлый смех крестьян, помутившихся рассудком от страха перед смертью.
Пятый Заваруха вместе со своим отрядом выскочил на дорогу, и они тут же попали под гранаты бойцов Восьмой армии. Много лет после этих событий дедушка с отцом вспоминали, как мастерски солдаты Восьмой армии метали ручные гранаты — так гроссмейстер вспоминает поражение от посредственного игрока, который прибегнул к хитрому приёму, и, вспоминая, на словах хорохорится, а в глубине души чувствует, что проиграл по глупости.
В тот день, когда они отступали к реке Мошуйхэ, отца ранило в зад выпущенной из старой винтовки «ханьян» переплавленной пулей. Дедушка отродясь не видал таких пулевых ранений: кровь лилась рекой, словно бы отца тяпнула бешеная собака. У Восьмой армии не хватало патронов, и после каждого боя они собирали использованные гильзы и отправляли на переплавку, так что их патроны были неизвестно из какого дерьма, пули начинали плавиться, как только вылетали из ствола, и преследовали цель, словно сгусток горячих сопель. В отца угодила именно такая пуля. От разрывов гранат сильно пострадал конный отряд под командованием Пятого Заварухи. Пегий конь под ним с диким ржанием подпрыгнул, а потом рухнул на дорогу. В брюхе у него зияла огромная дыра, из которой сначала вывалились кишки, а потом хлынула кровь. Пятый Заваруха упал в неглубокую придорожную канаву, а когда выбрался, то увидел, что на него несутся солдаты Восьмой армии с блестящими штыками наперевес. Заваруха схватил висевший на шее пистолет-пулемёт и открыл огонь. Дюжина противников, размахивая руками и ногами, повалились на землю прямо перед ним. Больше десяти уцелевших всадников из числа «Железного братства» ворвались в ряды противника. Они рубили солдат Восьмой армии саблями, те в ответ штыкам и пиками протыкали брюхо коням. После этой бойни десять с лишним всадников и солдаты Цзяогаоской части улеглись кто на спины, кто ничком на чёрной земле дунбэйского Гаоми и больше уже не встали. Двум коням посчастливилось уцелеть при взрывах, и они помчались к речке в свободном порыве: гривы развевались на ветру, пустые стремена били по бокам, а растрёпанные хвосты плыли в облаках чёрной пыли.
Трое солдат Цзяогаоской части, скрежеща зубами, с ненавистью вонзали штыки в живот и грудь командира конного отряда «Железного братства». Пятый Заваруха обеими руками схватился за горячий ствол одной из винтовок, его тело выгнулось, глаза закатились так, что зрачки исчезли под веками. Длинные ресницы прикрывали серебристо-серые глаза, а изо рта потекла кровь. Солдат с силой выдернул перепачканный кровью штык. Одну секунду Пятый Заваруха ещё стоял, а потом обмяк и укатился в канаву. Солнечный свет отражался от белков глаз, похожих на тонкий фарфор, двумя тонкими лучиками слабого света. Солдаты Восьмой армии жадно накинулись на него и забрали висевший на шее русский пистолет-пулемёт и заткнутый за пояс немецкий маузер. Ящерица, доведённая тысячами ног до помешательства, вскочила Заварухе на грудь и уселась там, тяжело дыша; кровь окрасила её сероватое шершавое тельце, а холодные глаза светились особым светом, свойственным только рептилиям, при виде которого у людей ёкает сердце.
Один молодой парень из «Железного братства», которому взрывом перебило ногу, бросил перед собой карабин и саблю, повернулся к бегущим на него солдатам Восьмой армии и поднял вверх бледные руки. Паренёк по-детски надул верхнюю губу, над которой едва-едва начал пробиваться тонкий нежный пушок, в узких глазах заблестели от страха слёзы. Он жалобно запричитал: