Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 120

Зайдя поглубже под каменный свод моста, мы повытаскивали из рюкзаков все тряпки, какие только были, и расстелили их на влажноватой траве, подсвечивая себе фонариками, убирая фонарики обратно, Натка деловито заметила, что в крайнем случае, если будем помирать с голоду, их можно будет продать. Я кивнула, поскольку такая возможность уже не казалась мне чем-то невероятным. Костер мы разводить побоялись, не зная тутошних законов, пить некипяченую воду из реки, конечно, тоже не стали, поэтому распили остатки чая из моего термоса и заели бутербродами с колбасой, которые могли быстрее всего испортиться без холодильника. Такой ужин вызвал у нас дружную икоту.

— Кто-то — ик — вспоминает, — сказала Натка, укладываясь на свои тряпки и заворачиваясь в куртку. — Наверное, Лид, чтоб ему — ик — пусто было…

— Или — ик — бабушка, — предположила я, тоже возясь среди моих несчастных летних платьев и кофточек. — Или родители… Ик. Нет, не они, все равно икаю…

— Да ну их всех, — Натка сначала икнула, а потом зевнула. — Давай спать.

— Угу, — сказала я, и, несмотря на неудобное ложе, холод, стертые ноги и икание, немедленно уснула мертвым сном.

Для того чтобы подняться на рассвете, никаких усилий нам не потребовалось: когда наши часы показывали около шести утра, мы проснулись сами, от жуткого холода и густого тумана, стоящего у реки. Наши постели из тряпок пропитались влагой так, что их можно было выжимать, но сушить их мы возможности не имели, пришлось запихать в рюкзаки как есть. В довершение всего, от спанья на твердой земле у нас ныло все тело, а ноги, не забывшие вчерашнюю ходьбу, противно гудели. Когда я, кряхтя, охая и приплясывая от холода, пыталась помыть в реке испачканные землей руки, мне пришло в голову, что еще немного, и Лид, даже если мы его найдем, может нас и не узнать…

Завтрак наш состоял опять из бутербродов и холодного чая: мы начали распивать Наткин термос. Под конец трапезы подруга озабоченно встряхнула его, видимо, пытаясь определить количество оставшейся жидкости, и протянула:

— От силы на сегодня хватит. Надо срочно воду искать.

Я хмыкнула и кивнула на реку. Подруга сказала:

— Ну да. Но я бы тут костер не разводила. Может, побезлюднее место найдем. Хотя давай все-таки на всякий случай наберем воды в пустой термос, что-то я не видела тут колодцев…

Пока мы возились, туман успел немного рассеяться, сквозь него начали пробиваться желтоватые лучи восходящего солнца. Дыша на обледенелые руки, мы вылезли из-под моста, пролезли сквозь кусты и, осмотревшись, несколько опешили от неожиданного зрелища.

Река оказалась не такой широкой, как мы подумали ночью, но за полукруглым каменным мостом, перекинутым через нее, начинался как будто совершенно другой город. Мы увидели широкую мощеную улицу, по обеим сторонам которой стояли дома из белого и красного камня, явно очень старые, не выше трех этажей, но красивые и изящные: с галереями наверху и острыми крышами, окаймленными резными украшениями. Даже неизменные подворотни выглядели по-другому: проемы их имели форму звезд со сглаженными короткими лучами. Кое-где эти лучи пообломались, видимо, просто от древности построек. Некоторые дома оканчивались подобием коротких башенок со все теми же любимыми местными жителями треугольными крышами, и в этих башенках виднелись маленькие окошки-бойницы без всяких стекол. Было тихо и безлюдно, красивую улицу освещало восходящее солнце.

— Да, — произнесла Натка, которой первой удалось закрыть разинутый рот, — кажется, из промзоны мы вышли. Тут, наверное, дома где-то времен Лида. Скорее всего, нам туда и надо, но осторожно: небось, там всякие богатеи живут, а у нас с тобой сейчас вид неподходящий…

Я молча кивнула. Быстрым шагом мы пересекли мост и, опасливо оглядываясь, устремились вперед по шикарной улице, которая шла немного на подъем. По дороге я, конечно, продолжала разглядывать красивые дома, поэтому уже издалека заметила, что резная деревянная дверь одного из них приоткрылась. Я ущипнула Натку, мы замедлили шаги и вытянули шеи, готовясь, если что, задать стрекача.

…Из старинного дома вылезла толстая пожилая варсотка в облезлом сером платье и кое-как намотанном черном платке. Под мышкой у нее был плетеный квадратный короб, наполненный какими-то тряпками Кряхтя, жительница ловким ударом пятки захлопнула дверь и устремилась по внешней лестнице, идущей вдоль стены дома, на третий этаж, в галерею. Оказавшись наверху, она принялась деловито вытаскивать тряпки из короба и развешивать их на веревке, протянутой между изящными галерейными столбиками. Обалдело проследив за этим процессом, мы переглянулись и убыстрили шаги. И теперь я начала замечать то, что раньше не бросилось мне в глаза: старинные дома были кое-где замазаны облупленной штукатуркой, обрушенные галерейные столбики были заменены досками и палками, а на самих галереях и между балконами сушилось белье. А последний дом улицы перед перекрестком вообще оказался переделанным в завод: из его крыши, покрытой потемневшей, но красивой росписью, торчали три большущие трубы.

— Прогресс у них везде пробрался, — хихикнула несколько расслабившаяся Натка. — Наверное, здесь был край города, когда еще заколдовывали Лида. Вот и дома сохранились, только живет в них уже кто попало.

— Ну а не кто попало где-то тоже должен жить, — заметила я. — Наверное, мы просто не дошли еще до нужного места…

— Наверное, — вздохнула подруга и глянула на часы.





Снова постепенно начали появляться машины, телеги и велосипеды. Одна из машин заглохла посреди дороги, обмотанный тряпками водитель-мумия выбрался из нее, отодвинул несколько держащихся на честном слове досок и, запустив руки в механизм, принялся с усилием там ковыряться. Прохожие и другие повозки молча обходили и объезжали его, не говоря худого слова и, как всегда, вежливо отводя взгляды, только какая-то велосипедистка, очередная расфуфыренная дамочка с декольте, неожиданно остановилась, протянула руки и что-то неблагозвучно загавкала. Я поняла три слова: к моему удивлению, два из них были «плебей» и «король», а третье — глагол «ехать». Водитель сломанной машины вытащил руки из механизма, пожал плечами, и, глядя на дамочку, как на больную, выговорил несколько слов в ответ. Дамочка взвизгнула, расширила глаза и, показывая на него пальцем, обратилась к прохожим с гневной речью. Прохожие, поеживаясь и переглядываясь, начали ускорять шаги. Натка тоже схватила меня за руку и потянула за собой. Мы нырнули в звездчатую подворотню, и я посмотрела на подругу.

— Ты чего, Нат? Я хотела послушать, она что-то говорила про короля.

— Да? Ну, не знаю, просто я увидела, что от нее все шарахаются…

— Так им, наверное, к королю не хочется, а нам-то наоборот!

— Не знаю, мне тоже что-то к королю расхотелось. Не понимаю я, что тут творится, — задумчиво пробормотала Натка. — Ладно, пойдем дальше.

Вылезать из подворотни мы не стали, потому что она все равно вела на параллельную улицу, которая оказалась даже более светлой и широкой. Народу здесь тоже было много и все прибавлялось, причем некоторые люди были с тяжелыми, наполненными чем-то корзинками и котомками, которые тащили с деловым и озабоченным видом.

— Надо же, — шепнула Натка. — Будто в Москве к метро идем…

— Ага, — прошептала в ответ я. — Значит, там впереди какое-то важное место. Может, как раз, дворец…

— Увидим.

И мы действительно увидели. Улица кончилась, и перед нами открылась круглая залитая солнцем площадь, в которую лучами впадало еще несколько аналогичных улиц. А на площади шумел огромный рынок…

Натка присвистнула.

— Вот этого я не ожидала…

— Обойти его трудно будет, — заметила я.

— Да… Может, и не надо обходить! — по угромчившемуся голосу и оживившемуся лицу подруги я поняла, что ей в голову пришла какая-то идея.

— Ну? — спросила я нетерпеливо.

— Я что думаю: рынок ведь крупный, народу тут куча. Если мы сделаем что-то привлекающее внимание, то об этом будет знать много людей, а слухи и до короля дойдут.