Месс-менд. Роман

Вино или кровь, но что-то ударило в голову пастора с нечеловеческой силой. Он повернулся к Мистеру Леберу, помолодевший и решительный:

- Где же ваш белый конь?

- Погодите, - тихо ответил Лебер, внимательно наблюдая за ним, - переоденьтесь!

Мартин Андрью облачился в хитон, выпрямился, сухой и стройный, и незаметно мигнул Гуссейну вое хитроумие человека, задумавшего спастись, ожило в эту минуту в каждом атоме его существа.

- Теперь, отче, садитесь со мной в автомобиль, - подозрительным голосом пробормотал Лебер: - у нас нет времени на процессию. В Багдаде и Ковейте политические беспорядки. Нам надо выгадывать каждую минуту. Мы подъедем к Элле-Кум-Джере, и вы пересядете на лошадь за двадцать минут до колодца у Четырех долин!

Это было уже худо. Но Мартин Андрью верил, лихорадочно верил в собственную жизнь, в ту волну могучего хотения жизни, которая жгла и баюкала сейчас его кровь. Он еще раз обернулся к Гуссейну и послушно сел за Лебером в маленький глухой автомобиль мышиного цвета.

Со стороны узлового сплетения двух дорог, Ковейтской и Бассорской, приближалось тягучее пенье огромной толпы. Каждые пять минут процессия останавливалась. Муллы и дервиши выскакивали вперед и гнусавым голосом, разрывая на себе одежды, кричали:

- О, пророк, пророк! О, день траура! Приведи сюда, убийцу Кавендиша, убийцу нового пророка правоверных, убийцу с заклейменным челом, чтоб мы разорвали его, чтоб мы омочили руки в его крови, чтоб мы окропили кровью святую могилу! Яви, яви чудо! О, день траура! Ризэ-Азас-Эмруз!

Тысячи рук начинали наносить себе удары ножами по бритым черепам. Кровь струилась вниз, и ее никто не вытирал… Яростные рыдания стояли в воздухе. Муллы дико вскрикивали и снова вели толпу, а на шестах и кровавых лоскутах покачивались амулеты с останками Кавендиша. Вдруг, не доходя километра до колодца Элле-Кум-Джере, муллы переглянулись и тихонько шепнули друг другу самым практическим голосом, лишенным всякого экстаза:

- Что это там за серый человек с посохом? Инглезы не заплатили за него! Он не входит в программу… Что нам с ним делать?

Серый человек с посохом тихо плелся по дороге, подставив седые кудри солнцу и пыли. Это был усталый старый Арениус, брошенный караваном Гонореску и пешком возвращавшийся домой, он спешил к колодцу, изнемогая от жажды. Но старые ноги едва передвигались. Опершись! на посох, он остановился, обернулся и увидел процессию. Тот, час же на лице его произошла перемена. Подслеповатые голубые глаза засверкали, дрожащие руки выпрямились, схватили посох и грозно замахнулись им.

- Нечестивцы, оставьте вашего идола! - крикнул он по арабски. - Не вам ли сказано: нет бога, кроме бога!.. А вы отдаете душу падали! Гнили! Смертному человеку!

Арениус не успел докончить. Нож вошел на лету в его глаз, вонзился глубоко, и старик упал ничком в пыль, обливаясь кровью. Процессия с воем и стоном прошла над его телом. И, все ближе и ближе вырисовываясь вдали, оставляя справа синие очертания гор, а слева далекие голубые извилины моря, надвигалось на них белое пятнышко: мраморный склеп у квадратного колодца Элле-Кум-Джере, стоявшего на скрещении Четырех долин. Вой и стоны сделались непереносными. Ослабев от потери крови, десятки людей падали на землю, чтоб больше не встать. А муллы кружились и звали толпу все безумней и все исступленней. И когда шоссе сделало - поворот,

48. ЧУДО МАЙОРА КАВЕНДИША

- перед обезумевшей толпой неожиданно открылась необычайная картина. Как раз перед мраморным склепом, на пригорке, - неподвижно стоял караван. С десяток людей спешился верблюды пили воду два всадника на конях застыли друг возле друга: один на маленькой косматой лошадке, черный, бородатый, смуглый другой - в белом одеянии, на белом коне, сухой, вытянувшийся и стройный, как Георгий-победоносец с византийского полотна.

- Эалля! - завопил мулла, поворачиваясь к толпе. - Вы видите! Видите! Неверный у священной гробницы! Что он тут делает?

Рокотанье толпы, как морской вал, подползло к ушам всадников.

- Сэр, вам пора начать, - шёпотом сказал косматый. - Выньте спичку и чиркните о гробницу, точно собираетесь закурить.

Пастор Мартин Андрью поворотился к нему, оскалив длинные желтые зубы. Волчий взгляд сто засветился чудовищным презрением и ненавистью.

- Трижды дурак! - прошипел он сквозь зубы. - Прочь от меня! Долой с - этим! вздором!

Пришпорив лошадь, он поднял ее на дыбы и в ту же секунду качнулся: белый конь тяжело прохрипел, припадая на ноги - у него были перерезаны сухожилья. Мартин Андрью швырнул поводья и с силой вылетел из седла - Прочь! Прочь от меня! - дико крикнул он на косматого, ковыляя в сторону от, колодца на деревянной ноге. - Ни один дьявол не заставит меня лезть на смерть! Ну-ка! Заставьте-ка! Кукиш - вот вам чудо, палачи, убийцы, актеришки! Попробуйте-ка, попробуйте заставить меня заговорить!

Косматый перебежал дорогу и схватил пастора за хитон.

- Опомнитесь, сэр! Ради вашей души! Ради вашего величия! Ради вашей собственной идеи! Что скажет Анти-Коминтерн! Вас засмеют, оплюют, раздавят, вы будете пресмыкаться, ходить шутом, предателем, трусом, лгуном!

- Чем вам только угодно! - хихикал пастор, прыгая с кочки на кочку. - Что я, дурак, что ли, лезть на штыки этих грязнулей?.. Очень мне нужен мавзолей! Да я променяю всех вас, с мавзолеем в придачу, за одну девчонку, за одну веснушечку на девчоночке, за одну корочку хлеба… Уйдите вы, скот, или я закричу этим людям, что вы меня грабите!

Косматый схватил себя за голову: Десять минут прошло, яд начал действовать, люди околевают до начала мученичества! Провалилось! И по милости этого животного!

- Вое погублено! - простонал он, оглядываясь караваи.

Он повернулся и бросился бегом к колодцу. Медленно клонясь на траву, умирали без стона и без хрипа, с мутнеющими зрачками, люди пастора Андрью, которым был дав яд для облегчения смертного часа. Но вдалеке, оцепенев, стояла толпа, представление сорвано, и черный люд умирал до начала спектакля, не приняв мученического венца.

Косматый подтянул подпруга на своей лошади вскочил в седло и поскакал наперерез толпе…

- Муллы! - воскликнул он: еще издали, выкатывая глаза и маша руками. - Да прославится имя Али-Гуссейна и аги Кавендиша! Слушайте, слушайте, слушайте! Смерть Язиду! Смерть убийце аги Кавендиша!

Толпа рванулась и замерла. Муллы обменялись быстрым взглядом. Этот взгляд значил: «Старый инглез струсил! Перемена программы!».

- Говори, правоверный, и да не сойдет ложь с твоих уст иначе, как с дуновением жизни - мрачно проговорил мулла, выступая вперед и удерживая за собой окровавленную толпу фанатиков. - Кто этот чужестранец, что осмелился подъехать к священной гробнице? Чьи люди поили верблюдов у чистой воды пророка?

- Это преступный Мартин Андрью убийца аги Кавендиша! - пронзительно крикнул косматый. - Он ехал с ним вместе в проезде и ночью убил его. Велик аллах! Могучи законы бога! Они привели убийцу ко гробу убиенного! Поднимите священные талисманы и растерзайте убийцу!

- Чудо! - завопили все муллы и дервиши, сколько их было и стали раздирать свои одежды.

- Чудо! - застонала толпа.

- Ловите убийцу!

- Смерть Язиду!

- Смерть пастору Мартину!

Дико вопя и завывая, тысячное стадо кинулось через лощину в кусты, колючки и щебень, где на пыльной земле еще сохранились отпечатки ног беглеца: два следа, жирный и бледный, крупный и мелкий, от здоровой и от деревянной ноги.

Пастор Мартин Андрью бежал, без передышки. Но деревянная нога застревала в сухих рытвинах. Колючки цеплялись за хитон. Сердце останавливалось.Нечаянно оглянувшись, он увидел, как тысячи людей, горошинками рассыпавшись по тропинкам, неслись и катились на него да всех четырех сторон.

- Ай! - визгливо крикнул пастор, споткнувшись о камень. Что-то хрустнуло. Деревянная нога, застряв в расщелина, переломилась пополам. Мартин Андрью схватил ее обломок, швырнул от себя и разразился проклятьем! Сотни тяжелых, прерывистых дыханий бегущих, набегающих, наваливающихся людей окружили его кольцом. Секунда, и чьи-то ногти вонзились в плечо пастора.